Полночная чума
Шрифт:
— У него тиф, — произнес Волленштейн откуда-то из коридора. — Кашель с кровью, верный признак. И еще лихорадка. Никакой термометр не нужен. Точно такие симптомы будут и у моих евреев.
— Евреи находятся в Порт-ан-Бессен, — ответил Кирн, срывая с себя маску. Вытащив из пачки последнюю сигарету, он швырнул пустую пачку на пол и поддал ее мысом сапога. Пачка улетела под кровать. Кирн же закурил сигарету и с удовольствием втянул себя табачный дым, который хотя бы немного перебивал царившую в доме вонь.
— Где это? — уточнил Волленштейн.
— На побережье. В нескольких километрах отсюда, — ответил Кирн. Он был зол. Подумать только,
Впрочем, Волленштейн явно не заметил прозвучавшее в его голосе презрение. Глаза эсэсовца смотрели поверх маски — один голубой, второй серый. В эти мгновения он напоминал Кирну грабителя из американского вестерна.
Затем, следуя его примеру, Волленштейн стащил с лица маску.
— Он сказал тебе про остальных? Тех, кто выпустил евреев? Их тоже нужно найти. Всех до единого, кто там был. Но сначала моих евреев.
Кирн устало кивнул.
— Поговорите с друзьями этой семьи. Всеми, кто был с ними позавчера. И произведите аресты. Независимо от того, больны эти люди или нет. Но главное, отыщите евреев и этих чертовых маки, которые их увели.
— И что я должен со всеми ними делать?
Волленштейн задумался.
— Подойдет любой пустой дом, — ответил он наконец. — Мы посадим их на карантин. Доложите мне, как только выполните мое задание.
Минутная пауза навела Кирна на мысль, что Волленштейн поначалу хотел сказать что-то другое, но передумал. Так обычно поступали на допросах лжецы.
— А вы? Разве вы не поедете со мной?
Волленштейн уже успел взять себя в руки, наверно потому, что француз оставался без сознания. Он был еще жив, потому что грудь его продолжала быстро вздыматься и опускаться.
— Меня ждут другие дела.
С этими словами он повернулся и направился было к выходу. Но Кирн успел схватить его за рукав.
— А что делать с этим? Он еще жив. Вы сказали, что лечили евреев, — он кивком указал на лежащего в кровати француза. — Так дайте же ему что-нибудь, какое-нибудь лекарство.
Волленштейн вырвался из его хватки.
— Ему уже ничем не помочь.
— Как и всем остальным, верно я говорю?
Волленштейн не удостоил его ответом. Тогда Кирн бесцеремонно толкнул его в сторону и направился вниз по лестнице, где через дверь кухни вышел на свежий воздух. К тому моменту, когда он дошел до «рено», он уже сумел подавить в себе раздражение. У Волленштейна полно секретов, и раздражаться по поводу каждого — лишь портить себе нервы.
Однако не успел он сесть в машину и потянуться к ключу зажигания, как утреннюю тишину нарушил хлопок выстрела. Кирн вздрогнул. Звук долетел из-за стен фермы и эхом прокатился среди тополей. Затем раздался второй выстрел, и Кирн ощутил, как гнев возвращается к нему. Людей не стреляют лишь потому, что у кого-то тиф.
— Nous sommes la pour vous secour, monsieur, — произнес Кирн вслух по-французски. Те самые слова, что он в самом начале сказал больному французу. — Мы здесь для того, чтобы вам помочь.
Кирн в сердцах сплюнул в отрытое окно машины. Помощь со стороны СС — это совсем не та помощь, которая нужна, подумал он и завел мотор.
Он отъехал на сотню метров, затем, выехав в открытые ворота, свернул с дороги в поле. Здесь он развернулся и снова направил машину в ворота.
Он успел выкурить всего одну сигарету из новой пачки, когда мимо него, поднимая за собой клубы пыли, прогромыхал грузовик. Кирн выждал
Кирн вел машину здоровой рукой. Раненой он пользовался лишь тогда, когда нужно было вытащить очередную сигарету из зеленой пачки, зажатой между ног. Он ехал позади грузовика, пропустив впереди себя несколько других машин. Чтобы не отстать, Кирн был вынужден едва ли не в пол вжимать педаль газа, и мотор его крохи «рено» натужно кряхтел всеми своими четырьмя цилиндрами. Для этой развалюхи шестьдесят километров — предел.
Герр Волленштейн был не просто лжец, а лжец никуда не годный. А ложь всегда предполагает какой-то секрет, это Кирн знал точно. Он же своим полицейским нутром ненавидел любые секреты.
Волленштейн солгал ему не только про тиф. Если то, от чего умирал Тардифф, это тиф, то он, Кирн, — Генрих Гиммлер. Волленштейн солгал ему абсолютно обо всем.
«Так что же это за секрет, — размышлял, крутя баранку, Кирн, — который Волленштейн скрывает от вермахта? Иметь секреты от французов — это одно. Лягушатникам доверия нет, даже коллаборационистам. Но секреты от своих, от немецкой армии, — это нечто другое. Если заболевание настолько опасно, то в поисках пропавших евреев местность должны прочесывать сотни эсэсовцев, а не горстка сотрудников крипо. Нет, что-то здесь явно не так».
Кирн выбросил последний окурок в окно и размял большой и указательный пальцы правой руки. Иногда казалось, будто отсутствующие пальцы на месте, — точно так же, как иногда во сне он видел Алоиза, Бруннера и Миша. Видел такими, какими они запомнились ему за миг до того, как русские осколки превратили их в кровавое месиво.
Грузовик Волленштейна катил по тринадцатому шоссе на запад — через Ла Кам, Сен-Жермен, Исиньи-сюр-Мер, ни разу не удаляясь от моря больше чем на десять километров. Затем, при въезде в Карентан, грузовик сбавил скорость. Теперь узкая дорога вилась между рядами двухэтажных домиков, а любой трехэтажный превращал ее едва ли не в ущелье. Черный нос «рено» от синей задней двери грузовика Волленштейна отделял лишь крошечный, заляпанный грязью «DKW».
Затем Кирн неожиданно потерял его из виду.
Грузовик прогромыхал через перекресток, «DKW» вслед за ним. И как только настала очередь Кирна, откуда ни возьмись на дорогу вышел представитель полевой жандармерии с белым жезлом и нацелил красный круг на его конце прямо в лицо Кирну.
Кирн резко вдавил в пол тормоз, и «рено», дрогнув, замер на месте.
Регулировщик же повернулся к нему спиной, и через перекресток слева направо с ревом, покатила колонна грузовиков, сверху для маскировки укрытых ветками. Кирн приготовился дать задний ход и на всякий случай обернулся. Увы, в крошечное заднее окошко ему был виден лишь радиатор огромного «бюссинга», который едва ли не упирался ему в спину. Кирн поерзал на месте. Тем временем через перекресток прогромыхали новые грузовики. Волленштейн уходил от него. Кирн чувствовал, как его душит злость, и как только в колонне показался просвет, он резко дал на газ, надеясь проскочить вперед. Регулировщик что-то крикнул. «Рено» бампером задел ему ногу, и полицейский потерял равновесие. Жезл выпал у него из рук и, гулко ударившись о капот, упал на ветровое стекло, которое тотчас покрылось паутиной трещин.