Полночные наслаждения
Шрифт:
— Леди Мадлен могла бы найти много лучшую партию, чем Эрскин Дьюлэнд. Правда, в свое время он станет виконтом, но этот несчастный случай… Мне кажется, бедный мальчик так от него и не оправился. К тому же их семья вообще какая-то странная. Я слышала, его отец нашел младшему сыну невесту где-то в Индий. Зато богатую.
Патрику очень хотелось оборвать эту вздорную старую ведьму, но Софи так переживала по поводу успеха ужина, что рисковать ни в коем случае не следовало.
Он ласково посмотрел на собеседницу и произнес со спокойной доброжелательностью:
— Квилл —
Леди Скиффинг внутренне вся передернулась, но виду не подала.
— Вероятно, вы правы, дорогой сэр, — проворковала она, изящно наклонив голову. — Я тут вспомнила, как мы переживали, когда ваш брат находился за границей. Ведь пошел слух, что с ним что-то случилось. В таком случае титул должны были бы унаследовать вы. Впрочем, слава Богу, все обошлось. — Она весело улыбнулась Патрику и повернулась к сидящему справа маркизу Бранденбургу.
«Туше! — подумал Патрик с восхищением. — Она поставила меня на место, напомнив, что я тоже младший сын и без титула».
Затем он снова задумался — уже, наверное, в четырнадцатый раз, — почему Софи на их первый званый ужин собрала такую странную группу гостей. Правда, Квилл так увлеченно беседует с Мадлен, новой приятельницей Софи. И это замечательно, потому что он так редко выходит из дома. Приятно видеть также Уилла Холланда и его милую жену Хлою. И наконец, не был приглашен Брэддон.
Но почему Софи пригласила эту высохшую старую дуру, леди Скиффинг? И зачем, Бога ради, здесь присутствует леди Сара Престлфилд, которая застала их целующимися в пустом салоне на балу у Камберлендов?
Со вздохом он повернулся к матери Софи. Ему показалось, что Элоиза с неприязнью рассматривает порцию фаршированного кролика в своей тарелке.
Патрик чуть наклонился:
— Могу я позвать лакея, чтобы он принес вам другую порцию? Элоиза едва заметно вздрогнула, что случалось с ней крайне редко. Обычно она бдительно следила за происходящим за столом.
— Спасибо, — произнесла она со слабой улыбкой. — Дело не в кролике. Просто я задумалась о ребенке, которого носит Софи.
Теперь пришло время вздрогнуть Патрику. У них с Софи установилось что-то вроде негласного уговора. Они никогда не поднимали этот вопрос, и бывали дни, когда он вообще забывал о беременности жены. Вот и сейчас тоже. Софи сидела в противоположном конце стола и сияла, как елочная игрушка. Элегантная и изящная, она меньше всего была похожа на беременную женщину.
— Не думаю, — продолжала Элоиза, — что Софи придерживается правильной диеты. Ест она, по-моему, регулярно, — смущенно проговорил Патрик.
— Я говорю о молочных ваннах. Они помогут укрепить ее организм, я в этом твердо убеждена. — Элоиза с беспокойством посмотрела на Патрика. — Но она отказывается их принимать. Я порекомендована ей побольше есть апельсинов — они благотворно влияют на желудок, так она тоже скорчила недовольную гримасу.
— Но, насколько я помню, у нее никогда не было проблем с желудком, — осторожно заметил Патрик. К своему стыду, он только сейчас осознал, что ничего не знает о болезнях жены.
— Ну и что из того, — ответила Элоиза. — Все равно апельсины во время беременности очень полезны. Пусть ест хотя бы раз в день. И раз в неделю стакан горького пива.
— Именно горького? Элоиза кивнула:
— Горькое пиво исключительно целебно. Улучшает кровообращение.
— Надо же, я этого не знал, — пробормотал Патрик. Маркиза пустилась разъяснять пользу отварных куропаток, а Патрик смотрел через стол на жену.
Сегодня Софи выглядела как настоящая замужняя дама, которая отдаленно напоминала восторженную девушку в его постели на «Ларке». В ушах и вокруг шеи у нее были бриллианты, их холодный блеск превосходно подходил к кремовому платью.
Чуть покачивающиеся хрустальные подвески великолепной люстры, которая свисала с арочного потолка (ее привез из Италии Алекс задолго до того, как эта страна попала в сети Наполеона), ловили блики света, отраженные от бриллиантов Софи.
Но эти бриллианты не делали Софи холодной. Ее сливочно-кремовая кожа сейчас выглядела даже теплее, мягче, восхитительнее.
Патрик облизнул пересохшие губы. Вряд ли в Лондоне найдется еще хотя бы один джентльмен, который во время светского приема в своем доме станет с восхищением разглядывать собственную жену до тех пор, пока брюки не станут неприлично тугими.
Патрик подумал о другом: «Почему я никогда не поинтересуюсь ее состоянием? Болит ли желудок, или что еще? Почему мы вообще никогда не говорим о будущем ребенке?»
Внезапно до него снова донесся голос Элоизы. Она опять рассуждала о целебных свойствах молочных ванн.
— Я обязательно порекомендую их Софи, — серьезно произнес Патрик и снова перестал слушать, погрузившись в свои мысли.
Дистанция между ними росла, Патрик сознавал, что запутался в сплетенной им же самим паутине. Его обуял страх, он не хотел думать о будущем ребенке, потому что это означало думать о родах. Его мучила ревность, и он не хотел думать о том, чем занимается Софи во время долгих послеполуденных прогулок в карете с Брэддоном, хотя о самом Брэддоне вспоминал по двадцать — тридцать раз на день. Заканчивая ставшие уже регулярными ночные прогулки по улицам Лондона, он был обуреваем двумя противоречивыми страстями: желанием обладать собственной женой и ревностью к школьному приятелю.
Умом он понимал, что между Софи и Брэддоном ничего нет, однако постоянно пытался убедить себя в обратном. Ему казалось, что для этого есть основания. Например, каждый раз, когда бы они ни встречали Брэддона, жена приветствовала его ласковой улыбкой. А встречали они этого типа, казалось, повсюду. Если супруги Фоукс решали посетить театр, не важно, драматический или оперу, там обязательно оказывался вездесущий граф Слэслоу. Софи заранее сообщает ему о своих планах — это было единственное объяснение, какое мог придумать Патрик.