Полное собрание рассказов. 1957-1973
Шрифт:
Уверенно шагая в сырых сумерках по разбросанным газетам и затоптанной траве, с ее деревенским запахом, он постукивал по внутреннему карману, весьма довольный этим коротышкой, трусившим мелкой рысцой рядом с ним, — оттуда приятно выпирал комок в девяносто тысяч франков.
Берт Смит очень мягко и уверенно вел свой «ситроен», но довольно безрассудно, то и дело подрезая другие автомобили или резко бросая машину на крайнюю полосу, чтобы получить преимущество у светофоров.
— Вы часто играете на скачках, мистер Барбер? — осведомился он, когда проезжали мимо одинокого патрульного в белом плаще по сверкающей огнями улице.
— Пожалуй, даже слишком часто. —
— Вам нравится играть на деньги.
— А кому не нравится?
— Ну, очень многим азартные игры не нравятся. — Смит чуть не столкнулся с грузовиком впереди. — Правда, мне их искренне жаль.
— «Жаль»? — удивился Барбер — какое странное слово подобрал Смит. — Почему же?
— Потому, — тихо пояснил, улыбаясь, Смит, — что в нашем веке наступит время, когда каждый из нас обнаружит: его силой заставляют играть в азартные игры, и не только на деньги, и не только у окошечка на скачках. И вот когда это время наступит и окажется, что вы еще не выработали к этому привычки и это вас увлекает, — вы, скорее всего, проиграете.
С минуту ехали молча. Иногда Барбер поглядывал на мягкое, самоуверенное лицо над баранкой, освещенное приборной доской. «Взглянуть бы на его паспорт, — думал он, — нет, на все паспорта, что он носил в кармане за последние двадцать лет».
— Например, — продолжал Смит, — во время войны…
— Да, я слушаю.
— Вы в своем самолете выполняли боевое задание. Не бывало ли у вас таких случаев, когда вам приходилось решать немедленно, что делать, полагаясь в какую-то долю секунды только на свое везение, и если вы в это мгновение проявили нерешительность, отказались от азарта, от риска, то… — Смит, оторвав одну руку от баранки, сделал ею плавное движение сверху вниз с оттопыренным книзу большим пальцем; он улыбался, глядя на своего пассажира. — Мне кажется, вы один из тех молодых людей, которые десятки раз едва избегали смерти.
— Что ж, вы правы, — подтвердил Барбер.
— Как раз такие качества я предпочитаю в американцах — тогда они становятся больше похожими на европейцев.
— Откуда вам известно, что я воевал? — впервые Барбера стали одолевать сомнения: случайно ли Смит оказался рядом с ним на трибуне перед шестым заездом?
Смит презрительно фыркнул.
— Вы давно живете в Париже? Года полтора?
— Шестнадцать месяцев, — уточнил Барбер, еще больше удивляясь — ему известно даже это.
— Тут нет ничего мистического, — продолжал Смит. — Люди разговаривают, общаются в барах, на официальных обедах. Одна девушка что-то сообщает другой. Париж — маленький город. Где вас высадить?
Барбер посмотрел в окно — где они находятся.
— Неподалеку отсюда. Мой отель рядом с улицей Виктора Гюго. Туда нельзя подъехать на машине — там пушки.
— Да, да, — отозвался Смит таким тоном, словно знает абсолютно все об отелях. — Да не покажется вам мой вопрос слишком навязчивым, — как долго вы намерены еще пробыть в Париже?
— Это зависит от многого.
— Например?
— От удачи, — широко улыбнулся Барбер.
— У вас была хорошая работа в Америке? — Смит не спускал глаз с дорожного движения впереди.
— За тридцать лет, работая по десять часов в день, я стал бы третьим по значимости человеком в компании, — сыронизировал Барбер.
— Какое несчастье, просто катастрофа, — улыбнулся Смит. — Надеюсь, вы нашли здесь что-то более интересное для себя?
— Время от времени кое-что подворачивается, — уклонился
— После окончания войны трудно сохранить к чему-то интерес, — рассуждал Смит. — Когда идет война, она не несет ничего, кроме скуки. А когда заканчивается — вдруг обнаруживаешь, что мирное время куда скучнее. Это одно из худших последствий войны. Вы еще летаете?
— Очень редко.
Смит понимающе кивнул.
— Лицензию сохранили?
— Да, конечно.
— Мудро поступили. — И, резко направив машину к тротуару, остановился. Барбер вышел.
— Ну вот вы и приехали. — Смит протянул руку.
Барбер пожал ее — рука казалась такой мягкой, но это обманчивое впечатление: под кожей чувствуются стальные мышцы.
— Спасибо вам за все, — поблагодарил Барбер.
— А вам — за компанию, мистер Барбер, — откликнулся Смит. — Мне было очень приятно с вами познакомиться. Надеюсь, мы скоро снова увидимся. Может, нам обоим повезло с нашей встречей.
— Несомненно! — Барбер широко улыбался. — Всегда прекрасно себя чувствую в компании людей, способных снять солидный куш — восемнадцать к одной.
Смит, улыбнувшись, выпустил руку Барбера.
— Возможно, на днях нам удастся сшибить что-нибудь покрупнее, чем восемнадцать к одной. — И дружески помахал на прощание.
Барбер захлопнул дверцу. Резко рванув с места, Смит вклинился в ряд, заставив две идущие следом машины экстренно затормозить.
Прошло две недели, прежде чем Смит объявился вновь. С самого начала Барбер отдавал себе отчет — что-то назревает, но терпеливо выжидал, хотя любопытство снедало его. Забавляло повышенное к нему внимание со стороны Смита: тот водил его в дорогие рестораны, которые патронировал; в художественные галереи, где Барбер выслушивал его продолжительные лекции об импрессионистах; на скачки, где он гораздо чаще выигрывал, чем проигрывал, благодаря информации, полученной Смитом от «жучков», умеющих держать язык за зубами, — они вечно слонялись возле паддока1.
Барбер притворялся, что ему нравится этот маленький, умный человек, гораздо больше, чем это было на самом деле, а Смит, со своей стороны (Барбер в этом на сто процентов уверился), то же самое. Все это походило на скрытное, циничное ухаживание друг за другом, но ни одна сторона не подавала вида. Только, в отличие от обычных обхаживаний, Барбер первые две недели никак не мог определить, в какой области лежит заинтересованность в нем Смита.
И вот однажды поздно вечером, когда после сытного обеда и бесцельного турне по ночным клубам — Смит был необычно молчалив и, казалось, предавался абстрактным размышлениям — они стояли перед отелем Смита, тот сделал первый открытый шаг. Ночь холодная, на улицах почти никого, только одинокая проститутка, с пуделем на поводке, поглядев на них без всякой надежды, продолжала свой путь к Елисейским полям1.
— Ты будешь завтра утром у себя в номере, Ллойд? — задал вопрос Смит.
— Буду. А почему ты спрашиваешь?
— «Почему»? — рассеянно повторил Смит, провожая взглядом фигуру девушки с собакой, удалявшуюся от них по пустынной, темной улице. — Почему, спрашиваешь? — И фыркнул, словно это к делу не относится. — Мне хотелось бы кое-что тебе показать.
— Да, я буду у себя в номере завтра утром, — подтвердил Барбер.
— Скажи мне, друг мой, — Смит легонько коснулся рукава пальто Барбера затянутой в перчатку рукой, — ты до сих пор не догадался, почему я за последние две недели зачастил к тебе, почему кормлю тебя дорогими обедами и пою первосортным виски?