Полное собрание рассказов
Шрифт:
Пчелы, казалось, тоже чувствовали царившее вокруг них волнение. Они тыкались головами в крышку ящика и непрерывно ровно, возбужденно и нетерпеливо гудели.
— История человеческого прогресса, — внушительно сказал Квик, — всегда была историей поощрения всего хорошего, что существует в Природе, и воспрепятствования тому, что в ней плохо. Миллионы лет Природа выбрасывала, словно мусор, мудрейших, деликатнейших и красивейших существ — трутней, единственная вина которых состоит в том, что они не производят меда.
Квик поднял вверх указательный палец.
— Но теперь, — сказал он, — человек наконец объявляет войну этому жестокому расточительству и заявляет: есть нечто большее в жизни, нежели безумная, тупоголовая погоня за медом, медом, медом; все ради меда и смерть любому, кто не умеет делать мед!
Голос Квика сделался хриплым от волнения, словно он возносил молитву перед толпой.
— Сегодня мы приглашаем трутней присоединиться к тем, кто пользуется плодами свободы и равенства. Долой тиранию, в чем бы она ни проявлялась! Долой тиранию меда! Долой тиранию эгоцентричной и тщеславной пчелиной королевы! Долой тиранию ограниченных, меркантильных самок — рабочих пчел!
Квик повернулся и, обращаясь к ящику, закончил:
— Жизнь и свобода отныне — ваши!
Я открыл крышку и перевернул ящик.
Трутни попaдали на пол бурлящим клубком. А потом, один за другим, взлетели и образовали сердитое кольцо у нас над головами.
— В погоню за счастьем! — закричал Квик.
Старый официант распахнул окно.
Несколько минут трутни бестолково кружили по комнате, пока не наткнулись на открытое окно. Тут рой выстроился в линию и вылетел наружу, оказавшись над простиравшимся внизу парком.
— Вниз! Вниз, ребята! — завопил Квик.
Трутни, казалось, что-то высматривали некоторое время, а потом нашли — но не внизу, а вверху. Безумной спиралью рой стал возноситься выше и выше над парком, пока не пропал из виду.
— Королева! — всхлипнул Квик. — Королева!
Участники пресс-конференции, не выпуская из рук стаканов, двинулись в полуподвал ждать возвращения трутней в пчелиный клуб «Миллениум». Улей в ящике стола был пуст. В открытое окно полуподвала не влетало ничего, кроме маленьких клочков сажи.
Квик был странно спокоен. Появление пчелиной королевы, казалось, выбило все пробки в его нервной системе.
Спустя час ожидания он сказал мне отстраненным голосом:
— Поднимитесь на крышу и наблюдайте за нашими верными посланниками оттуда.
Я пошел на крышу и обнаружил там всю флотилию трутней. Вернувшись после спаривания, волоча футлярчики с посланиями, они победно заползали в свои родовые ульи — ульи, из которых Квик освободил их.
Самки — рабочие пчелы, завывая, вылетали навстречу своим братьям. Через каких-нибудь несколько минут Квиковы трутни лежали мертвыми или умирающими, испуская последнее жужжание в этой скорбной мистификации.
С тяжелым камнем на сердце я вернулся в полуподвал и поведал печальную новость Квику.
Он принял ее спокойно. На протяжении всего долгого ожидания он поддерживал огонь своих надежд. А теперь, как и подобает джентльмену, дал ему тихо умереть.
— Надежда была на то, — сказал он, — что среди множества найдется один, чей интеллект победит инстинкты. — Он храбро улыбнулся. — Вот с ним-то мы и могли бы вывести новую, благородную породу пчел.
Квик воздел руки.
— Фиаско, джентльмены, приношу свои извинения. — Слезы стояли у него в глазах. — Можете написать, что я глупец, — сказал он, — но глупец, одержимый мечтой — одной из самых добрых и грандиозных в наше время.
Поклонившись, он вышел и в одиночестве стал подниматься по лестнице.
Журналисты и старый официант вскоре ушли следом за ним, я остался один.
В открытом окне раздались шаги, и я увидел ноги Квика, проходившего мимо. Значит, он выбрал момент, чтобы покинуть клуб «Миллениум», — быть может, навсегда.
Закрыв окно, я выпил за здоровье Шелдона Квика и за упокой его трутней.
Вдруг послышался легкий стук в окно.
Я открыл его и впустил одинокого трутня. Он был страшно изувечен: с разорванными крыльями, без ног.
Подлетев к ящику письменного стола, он подполз к отверстию пчелиного «Миллениума» и упал в него. Изнутри донеслось слабое жужжание — голос души, выполнившей свое предназначение.
Потом он умер.
Я снял с него трубочку с посланием и прочел слова, которые Квик написал множество раз, для всех своих пчел:
«Вот что творит Бог?» [43]
Привет, Рыжий
43
Цитата из Библии (Числа, 23:23) — первая фраза, переданная из Балтимора в Вашингтон в 1844 г. по телеграфу его изобретателем С. Морзе. По некоторым данным, фраза была передана в вопросительной форме.
За большим черным разводным мостом садилось солнце. Мост с его гигантскими береговыми устоями и быками весил больше, чем весь поселок в устье реки. На вертящемся табурете в закусочной возле моста сидел Рыжий Майо, смотритель — он только сменился с дежурства.
Резкий скрип несмазанной опоры табурета нарушил тишину закусочной, когда Рыжий отвернулся от кофе и гамбургера на столе и бросил выжидающий взгляд на мост. Рыжий был грузным здоровяком двадцати восьми лет, с плоским, невыразительным лицом помощника мясника.
Щуплый буфетчик и еще трое мужчин смотрели на Рыжего с дружелюбным ожиданием, словно готовые в любую минуту расплыться в широких улыбках при первых признаках дружелюбия с его стороны.
Признаков дружелюбия не последовало. На мгновение встретившись с посетителями взглядом, Рыжий фыркнул и вернулся к еде. Взял столовые приборы, и бицепсы его заиграли под татуировками, под переплетенными символами жажды крови и любви — кинжалами и сердцами.
Буфетчик, подбадриваемый кивками троих сотоварищей, заговорил с изысканной вежливостью.