Полное собрание рассказов
Шрифт:
— Ты же не дурак и прекрасно понимаешь, что на твой фокус с жетоном я бы никогда не согласился. И вообще я тебе не кореш — ты разве не знаешь, Джорджи? И единственный для тебя способ провернуть всю эту историю — укокошить меня. Что скажешь? Я все выдумываю?
— После того как Джерри шлепнули, на старину Джорджа наезжают все, кому не лень. Богом клянусь, Сэмми, я к этому делу вообще никакого… — Он не договорил. Только покачал головой и вздохнул.
— Мне просто жаль беднягу Джорджа — не хватило смелости пристрелить меня, когда была возможность. — Я поднял бутылку,
— Больше не хочу, Сэмми. — Он закрыл глаза. — Убери пистолет, сделай милость. Ничего плохого у меня на уме не было.
— А я говорю — выпей. — Он не пошевелился. Я сидел напротив и держал его на мушке. — Дай-ка мне часы, Джордж.
Тут он встрепенулся:
— Так вот что тебе нужно? Конечно, Сэмми, сейчас, и тогда будем в расчете, да? Что я могу тебе объяснить, когда я пьяный? Я же совсем не владею собой, малыш. — Он протянул мне часы Джерри. — Держи, Сэмми. Старина Джорджи тебе изрядно нервы потрепал, так что Бог свидетель — часы ты честно заработал.
Я поставил стрелки на двенадцать, толкнул вниз заводную головку. Крохотные куранты пробили двенадцать раз — каждую секунду по два удара.
— В Нью-Йорке за них тысячу зеленых дадут, Сэмми, — произнес Джордж хрипло, перекрывая бой часов.
— Именно столько времени ты будешь пить из этой бутылки, Джордж, — сказал я. — Пока часы не пробьют двенадцать раз.
— Не понял. Что еще за выдумки?
Я положил часы на стол.
— Помнишь, Джордж, что ты говорил насчет стрихнина? Если принять немножко, он может тебе жизнь спасти. — Я снова толкнул головку часов вниз. — Выпей за упокой души Джерри Салливена, приятель.
Часы снова заверещали. Восемь… девять… десять, одиннадцать… двенадцать. В комнате повисла тишина.
— А я ничего не выпил, — ухмыльнулся Джордж. — И что дальше, бойскаут?
В самом начале я сказал, что это — рассказ об убийстве. На самом деле я не уверен в этом.
Я без приключений добрался до американцев и сообщил, что Джордж умер в результате несчастного случая — случайно выстрелил в себя из пистолета, который раньше нашел в окопе. Я дал письменные показания под присягой, мол, все было именно так.
А какого черта? Все равно он уже был мертв, а этого не отменишь. Ну скажи я им, что Джорджа застрелил я, — кто бы от этого выиграл? Моя душа? Или, может, душа Джорджа?
Ну, военная разведка быстро заподозрила — концы с концами не сходятся. В лагере «Лаки страйк», неподалеку от Гавра, во Франции, где все репатриированные военнопленные ждали судна, чтобы уплыть домой, меня вызвали в палатку военной разведки. К тому времени я провел в лагере уже две недели и на следующий день должен был отправляться за океан.
Вопросы мне задавал седовласый майор. Перед ним лежал подписанный мною документ. Я понял, что рассказ о пистолете, найденном в окопе, его не сильно интересует. Зато он настойчиво выпытывал у меня, как Джордж вел себя в лагере
— Вы уверены, что не путаете имя? — спросил он.
— Уверен, сэр, имя и серийный номер. Вот один из его жетонов, сэр. Другой я оставил на теле. Извините, сэр, я хотел сдать его раньше.
Майор внимательно осмотрел жетон, прикрепил его к документу с моими показаниями и убрал все вместе в толстую папку. На ней была написана фамилия Джорджа.
— Не знаю, что дальше с этим делать, — признался он, поигрывая тесемками папки. — Интересный тип, Джордж Фишер. — Он предложил мне сигарету. Я взял ее, но закурил не сразу.
Вот и все. «Каким-то образом им удалось докопаться до истины», — подумал я. Хотелось кричать, но я, стиснув зубы, продолжал улыбаться.
Прежде чем произнести следующую фразу, майор выдержал паузу.
— Этот жетон — фальшивый, — сказал он наконец, чуть улыбаясь. — В американской армии пропавших с такой фамилией нет. — Он подался вперед и поднес огонь к моей сигарете. — Наверное, надо эту папку передать немцам — пусть сообщат родственникам.
До того как восемь месяцев назад Джорджа Фишера одного привезли в лагерь для военнопленных, я никогда не встречался с ним, но знал ему подобных. В моем детстве было несколько таких, как он. Наверное, он проявил себя как хороший нацист, раз его взяли в немецкую разведку — как я уже говорил, большинство мальчишек в американском Бунде особыми способностями не отличались. Не знаю, многие ли из них вернулись в США после войны, а вот мой приятель Джордж Фишер был к этому очень близок.
Стол коменданта
Я сидел у окна моей маленькой мебельной мастерской в чехословацком городке Беда. Моя вдовая дочь Марта придерживала для меня занавеску и через уголок окна наблюдала за американцами, стараясь не заслонять мне свет головой.
— Повернулся бы сюда, мы бы разглядели его лицо, — нетерпеливо сказал я. — Марта, отодвинь занавеску подальше.
— Он генерал? — спросила Марта.
— Чтобы генерала назначили комендантом Беды? — Я засмеялся. — Капрал — еще куда ни шло. Но какие они все откормленные! Едят — и как едят! — Я погладил моего черного кота. — Котик, тебе надо только перебраться через улицу — и отведаешь первой в своей жизни американской сметанки! — Я поднял руки над головой. — Марта, ты хоть это чувствуешь, скажи — чувствуешь? Русские ушли, Марта, — они ушли!
И вот мы пытались разглядеть лицо американского коменданта — он вселялся в дом на другой стороне улицы, где за несколько недель до этого жил русский комендант. Американцы вошли в дом, пиная мусор и обломки мебели. Какое-то время из моего окна ничего не было видно. Я откинулся на спинку стула и закрыл глаза.
— Все, — сказал я, — с убийствами покончено, и мы остались в живых. Ты думала, что мы выживем? Хоть один нормальный человек надеялся остаться в живых, когда все кончится?
— Иногда мне кажется: я должна стыдиться того, что осталась в живых.