Полное собрание сочинений в одной книге
Шрифт:
Я должна сказать: мне 16 лет, я недавно кончила школу и решительно не знаю, что делать. Кроме стихов, я ничего не люблю, и никакая профессия меня не прельщает. Посоветуйте, что мне делать. Могут ли в дальнейшем мои стихи дать мне заработок? Или мне лучше поступить в какой?нибудь вуз?
Пожалуйста, ответьте мне.
А главное — оцените мои стихи. Я понимаю, что стихи мои слабы и детские, но, может быть, вы что?нибудь найдете.
С нетерпением жду Вашего ответа и своей судьбы.
Нина Д…
Небо осеннее хмурится,
Плачут гудки, замирая,
Движется, движется улица —
Мать ты моя дорогая.
Улица, улица…
Я без тебя намаялась,
Снова к тебе потянулась,
Будто бы дочь раскаялась,
К матке своей вернулась…
Что ж, принимай!
Мне без тебя не жить…
В ритмах своих закачай,
Горе мое усыпляй
Пестрым мельканием лиц…
Дай позабыть…
* * *
Средь всяких грез, тщеславием богатых,
Я ловлю сейчас мечту одну:
Я хотела б быть большущим псом лохматым
И сидеть и выть бы на луну.
На луну обрывки тучек набегают,
Ветер сильный из залива воду мчит,
В такт со мной гармошка подвывает,
От окошек в луже свет блестит,
Ругань чья?то льется густо, смачно…
Я сижу и слушаю свой вой,
Вою тупо, глухо, жадно, мрачно
Под животною отчаянной тоской…
Где?то поезда гудок заплакал,
Тянет, тянет за собою вдаль…
Завывай, заблудшая собака,
Поверяй луне свою печаль.
* * *
…Будем жить мы грошовым уроком,
В воскресенье в киношку ходить,
И потянется строчка за строчкой
Нудной жизни угрюмая нить.
Там, глядишь, мы уж вставили зубы,
Скоро станем, родная, стареть,
Будем брови чернить, мазать губы
И романсики страстные петь.
Жизнь?то злая нас все ж пожалела:
Сбылся наш стародевичий сон,
И прекрасней всего света бела
Появляется дусинька — «он».
Будут страсти, кино, пиво, грезы,
Будет ревность, бульвары, мечты,
Алименты, гитара и слезы
И у каждой флакон кислоты.
Но умчится шпаненок крылатый —
Тот, чье громкое имя — любовь,
Съединёны растущей квартплатой
Мы с тобою подружимся вновь.
И появятся кошки, герани,
Кофе, сплетни, кастрюльки, жильцы,
Будем бегать мы в церковь поране,
Воровать для «буржуйки» торцы.
Ожиреем, как свиньи, друг милый,
Целый день кофеек будем пить,
И растущие юные силы
Будем нашей моралью душить.
Там денечек кончины настанет,
С чистым сердцем помрем я и ты,
И никто?то из нас не вспомянет
Про далекие детства мечты.
Это очень неплохие стихи.
Правда, они не совсем самостоятельны, но ведь автору только 16 лет. Даже Пушкин не был в 16 лет абсолютно хорошим поэтом.
Конечно, я небольшой знаток стихов (могу сознаться под конец книжки), но считаю и уверен, что автор впоследствии будет отличным поэтом.
Я просил у автора согласия объявить фамилию, однако разрешения на это не получил.
Это подтвердило мое мнение и мою оценку — это скромность подлинного поэта. Очень хорошие стихи!
Грустная жизнь
В двадцать восьмом году я работал в одном из юмористических журналов под псевдонимом Гаврилыч.
Письма на этот псевдоним были, по большей части, шуточные и не стоящие внимания. Но одно письмо представляет, несомненно, большой интерес.
Я печатаю это письмо полностью и без исправлений. Мною только расставлены знаки препинания — их в письме (кроме тире) вовсе не было.
Автору письма 23 года.
18 мая, пятница, 1928 года
Здравствуйте. Слушайте, Гаврилыч, голубчик, я хочу Вам кое?что сказать. Помните, вы писали, что весна — это чепуха, ложь, нет, Гаврилыч, весна, солнце — это жизнь. Гаврилыч, вам много пишут писем — вам много говорят, но то, что я хочу сказать, будет не меньше.
Во–первых, мне тяжело, во–вторых, мне было тяжело, в третьих — мне будет еще тяжелее, если так будет продолжаться дело. Здесь, само собой разумеется, я плачу — нельзя не упустить такой минуты, надо порисоваться — человеку свойственно фиглярство. Я плачу, Гаврилыч, ах, как тяжело.
Но чтобы вам яснее было, я расскажу о себе: дочь крестьянина, сначала зажиточного, теперь нет, училась — семилетка. Так. Страшная обжора, которая каждое движение мысли определяла: надо поесть. Сидячая, читала много романов, пустых, Дюма и т. д. То целыми днями сидела за книгой, то срывалась в работу в деревню — страшная переоценка.
Не имея мускулов груди и живота, я при помощи ног бегала верст по 14 в день — работала. При таком образе жизни тоска была незапиваемая, как я ни пила чаю — и еды, чтобы заесть, желудок такой же, как у свиньи, дыхание ртом, телом развалина, лицо — немного симпатичное, зубов — ни одного.
Утомляя себя днем, вечером я не могла уснуть, чего?то хотелось. Если бы кто сказал, что легкие особенно просят для себя пищи — не поверила бы. И так дожила я лет до девятнадцати. Потом мне стали приходить мысли о физкультуре. Здесь я попадаю в обстановку неблагоприятную: конюшня и помойка. Здесь же живу, не понимаю, что где нет солнца — много бактерий. Я делаюсь боязливой от этого. Мне же кажется: я боюсь идти на улицу. До девятнадцати лет я была в Туле.
Починив зубы и сознав, что я калека, — решаюсь кончить жизнь, но не хватает совсем безумия — живу и, приехав в Москву, начинаю ходить разувши. А так как ходить я не умела, а идти такой слабой по улице спокойно — страшно, я бегала. Живот и грудь приводили всех в смущение — кто она? Спортсменка, решали некоторые.