Полное собрание сочинений. Том 12. Ключи от Волги
Шрифт:
Я видел процесс его производства: изготовление фарфоровой массы, отливка, сушка, обжиг, окраска, еще один обжиг — и вот на столе готовые медвежата. Они двух размеров: медведь-малышка и Мишка (посмотрите на снимок) довольно рослый. Такого в качестве приза Оргкомитета «Олимпиада-80» вручили недавно на фестивале спортивных фильмов в Париже.
Говорят, получивший его режиссер запрыгал от радости — из всех призов это был наиболее привлекательный.
А теперь вы вправе задать вопрос: где такого красавца можно купить? Увы, адреса я не знаю. Недавно надо было уважить зарубежных гостей, заявивших: «Как хотите, друзья, без Мишек домой мы вернуться не можем». Безрезультатно обшарив торговые точки в Москве, мы поехали прямо в Дулево и дюжину Мишек «достали» — гости вернутся домой с желанными
Но почему же надо нам «доставать» то, что должно быть доступно (обязательно доступно!) для всех, кто хочет оставить что-то на память о событии редком и интересном?
— Сколько медвежат в день у вас получается? — спросил я в Дулеве.
Оказалось, больших и маленьких в день выпускают сотни четыре (в год примерно сто тысяч).
Сто тысяч в год при огромном спросе дома и за границей — это ничтожно мало. А почему же не выпускать больше?
— Да, понимаете, у нас ведь сложный ассортимент-посуда, сервизы.
— Ну потеснить бы на время сервизы…
— Не можем — план.
— А другие заводы?
— Об этом лучше спросить в министерстве.
В Министерстве легкой промышленности СССР мне сказали, что фарфор у нас выпускают около пятидесяти заводов, но пока лишь дулевцы нашли в производстве место для Мишки.
На вопрос — отчего бы тем же дулевцам не перестроить на время планы, да и другим заводам тоже? — мне ответили: «Планы — дело серьезное». Но я понял: никто пока что и пальцем не шевельнул, чтобы привести эти планы в соответствие с потребностями времени. Мне намекнули: поддержите в газете, тогда, возможно, кое-что и поправится. При этом было добавлено, что есть еще одна закавыка — авторские права.
Дулевцы, мол, выстрадали Мишку и неохотно согласятся, чтобы и кто-то другой его выпускал.
На замечания, что, кроме фирменных интересов, существуют ведь интересы и государственные, пожимают плечами: все верно, но вот сложилось…
Такие дела с талисманом Олимпиады. Надо срочно их поправлять. Сообща: Оргкомитету «Олимпиада-80», Министерству легкой промышленности и всем, кто обязан внести свою лепту в подготовку Олимпиады. Думаем, производством хорошо принятого сувенира, олицетворяющего спортивный праздник в Москве, должно заинтересоваться и Министерство внешней торговли. Продукция в высшей степени ходовая. Ведь в самом деле сколько произведем — столько и купят. Так ли уж много подобного товара идет у нас за рубеж, чтобы не воспользоваться этой возможностью. К тому же продукции этой не надо ни запасных частей, ни особой рекламы. Купят, да еще и скажут спасибо. И прибыль двойная — деньги на Олимпиаду и пропаганда Олимпиады.
Но надо спешить — яичко дорого к празднику.
Фото автора. 26 ноября 1978 г.
Белое чудо
(Окно в природу)
Жизнь меряют веснами. Однако и первый снег заставляет нас встрепенуться, подумать о течении времени.
Две недели назад меня разбудил возбужденный малыш.
— Поглядите-ка, снег нападал! Но немного, на один комок только хватит.
За окном лежали простынки первого зазимка.
И наступает утро, когда и взрослый, проснувшись в посветлевшем жилье, долго стоит у окна — снег… Завтра к снегу привыкнешь. Но сегодня изменившийся за ночь мир волнует, как день рожденья, как ледоход, как листопад, как бой часов в новогоднюю полночь.
Давнее правило: в день прихода зимы оказаться в лесу. Убеждаешься: тут тоже царит удивленье сказочной переменой.
Удивленно топчутся гуси у крыльца лесника. Гусыня-мать на своем веку уже видела снег. А молодые озадаченно озираются, пробуют клювом холодное белое вещество. Умная ворона вышагивает вдоль изгороди, припоминая, где спрятан излишек еды, — и так голову повернет, и так. Не найдя кладовую, ворона решает в снегу искупаться. Я много раз видел,
А в лесу тишина. Перемена за ночь так велика, что все живое оцепенело, притихло на всякий случай, привыкает к побелевшему миру. Опушка и поляны в лесу чисты, как нетронутый лист бумаги, — ни единого следа. Только в низине видишь вдруг шевелящийся черный бутон рыхлого чернозема. Это крот, равнодушный к белому свету, гонит наружу черные метки подземных своих путей…
Лесные тропинки исчезли. Их можно только угадывать по желтой щетинке окольной травы и сломанным веткам. Временами кажется, заблудился. Но вот поднялся на возвышенье, и все стало на свое место: справа — знакомый стог сена, слева — старая ель со сломанной в непогоду вершиной. А внизу речка — темная змейка по белому. За речкой в осинниках любят держаться олени. В другое время их не увидишь. Сейчас же сверху пойменный лес кажется реденькой кисеей. Немного терпенья, немного везенья, и вот он, подарок первого зимнего дня — по лесу бесшумно, неторопливо, как тени, идут оленухи.
Раз, два, три… семь… десять. Летом шли бы иначе. Теперь же по снегу легче вот так — друг за другом. Остановились, прислушались и опять тихо, неспешно идут, как видно, с кормежки к ночлегу…
Костерок на снегу кажется красным горячим цветком. Чуть подогретый хлеб и холодное яблоко — весь нехитрый обед на привале. И надо идти.
Где-то, не помню, читал: у народов на севере нет названия: снег. Есть то, что у нас называют метелью, есть наст, пороша, крупа, есть мокрая каша из снега, есть твердый, как лед, слежавшийся снег. Как-нибудь называют и такое вот рыхлое, теплое покрывало. Брести по нему — одно удовольствие.
За долгую зиму снег надоест. Но первая встреча с ним — радость. Небо к вечеру потемнело: а земля светлая. Хрустит под ногою капустой и пахнет арбузом белое чудо — снег.
Фото автора. 3 декабря 1978 г.
Кошки-пышки
(Окно в природу)
Мой знакомый, пятилетний исследователь мира сего, на вопрос — что ему больше всего понравилось в зоопарке? — сказал: «Верблюд, обезьянки, медведь. — И добавил: — Но больше всего мне понравился котенок у бабушки. Такой хо-о-ороший! Я говорю: бабушка, ну чего же ты для него мышек не разведешь?!»
Мышки заводятся, увы, помимо наших желаний. И приносят заметные неприятности, покушаясь на крупу в кладовой и на зерна в полях.
Едок невелик. Велико число едоков. И потому мыши давно причислены к человеческим захребетникам. (Обыкновенно мы всю грызущую мелкоту называем мышами. Однако мышь — это мышь. А родственники ее — их великое множество — называются «мышевидными грызунами».)
Обычно этих наших соседей мы видим редко.
Их как будто и нет. Но замечали, наверно, по морозному свежему снегу — следы, аккуратные, как строчка швейной машины. Нежданно возникли, незаметно исчезли. Это бежала мышь. Если нашли ее мертвой, значит, в сильный мороз отбилась от дома и погибла от холода. Весной, когда сходит снег, обнаруживаешь на земле уйму мышиных гнезд и травяных мышиных тоннелей — жизнь под снегом ни на минуту не замирала. И уж конечно, эта жизнь бьет ключом в летнюю пору. Сколько бы, вы думали, мышей живет на квадратном километре леса?