Полное собрание сочинений. Том 14. Таежный тупик
Шрифт:
Связь — только по радио. Даже без всяких случайностей работа на станции — трудное испытание для человека. Зимовка требует большого напряжения — физического и душевного.
«Кто на «Востоке» не бывал, тот Антарктиды не видал» — это известно любому полярнику.
Улетающий зимовать на «Восток» знает это особенно хорошо. И нетрудно понять состояние 20 человек, оставшихся 12 апреля на пепелище. Зимовка в самом начале. Через девять дней солнце в последний раз покажет макушку над горизонтом и появится только 23 августа. Четыре месяца полярной ночи. Температура
Обесточено радио — нет возможности сообщить сразу о своем положении…
Надо было что-то предпринять, не теряя ни единой минуты. Во что бы то ни стало надо было выйти в эфир! Вспомнили о давно не работавшем небольшом запасном дизеле у буровой.
Скорее к нему! Скорее отладить и запустить! Не дать замерзнуть радиостанции! Иначе при включении выступит влага, и станция выйдет из строя. Чем согреть? Бросились к «капельнице» — давно стоявшей без употребления печке, питающейся соляркой. Это был первый маленький очажок тепла в царстве холода. Скорее к нему — медикаменты, продукты, сюда же и сами — хоть чуть-чуть согреться…
Движок механик Сергей Кузнецов и буровик Борис Моисеев отладили и запустили без промедления, и 13 апреля к вечеру начальник станции Петр Астахов передал в эфир короткое сообщение о случившемся.
Радиограмму приняла станция Молодежная, где радисты хорошо понимали: на «Востоке» что-то случилось, уже более суток не снимали наушников. Часом позже о ЧП в Антарктиде узнали в Ленинграде и в Москве. Там отчетливо понимали положение станции и запросили немедленно: «Надо ли принимать чрезвычайные меры?» Речь могла идти о сбросе с тяжелого самолета, посланного из страны, всего, что крайне необходимо.
Ответ в Москву тщательно обсудили и ответили твердо: «Посылка самолета в данное время — дело крайне рискованное. Топливо у нас есть. Продукты есть. Перезимуем». Добавили к сказанному: «Движок пока работает ненадежно. Возможное наше молчание не воспринимайте трагически».
И началась на полюсе холода драматическая зимовка. Благополучие людей зависело теперь от их самообладания, от их смекалки, умелых рук, способности преодолеть проблемы, неизбежно вызываемые скученностью людей при крайне тяжелых бытовых условиях.
С самого начала шла борьба за тепло.
Две фабричные керосиновые печки-«капельницы» не могли обогреть всех. Стали мастерить печки из баллонов от газа. И сделали их постепенно пять штук. Агрегаты эти нещадно дымили. Топливо из-за недостатка кислорода сгорало не полностью, поэтому через день из трубы и поддувала печки выгребали два ведра сажи. «Сажа стала бичом зимовки, — вспоминает геофизик Дмитрий Дмитриев. — Она плавала хлопьями в помещении, набивалась во все щели, уши, в одежду. Гарью от пожара и сажей пропитался снег вокруг всей станции. Растопишь его, а в воде — сажа. Все мы походили на трубочистов и очень нуждались хотя бы в какой-нибудь бане».
Баню соорудили. Основой ее была все та же самодельная печь с надетой на нее бочкой.
В
На другой день снова пилили снег, возили его на санках. Тяжелый труд. Но баня была нужна, и труда не жалели».
Самодельные печки были неприхотливы, но создавали опасность пожара. Возле них надо было постоянно дежурить. Тепло распространялось неравномерно. «Около печки садились в трусах, а в трех метрах, у стенки, уже надо было надевать унты». Перепад температур у пола и потолка достигал иногда 30 градусов.
Со стен постоянно надо было скалывать и выносить ведрами лед.
У печек в трех небольших помещениях ютилась вся жизнь. Рядом с постелями стояли мешки и ящики с продуктами. На печках из снега получали воду, готовили пищу, приспособились постепенно печь некоторое подобие хлеба.
Но, кроме тепла, бесконечной полярной ночью нужен был свет. В первые дни пространство вокруг себя кое-как освещали карманными фонариками. Потом кто-то вспомнил о запасе парафина на складе, завезенного для геофизиков. Наладить производство свечей из шпагата и парафина было делом несложным.
Вся зимовка прошла при этих свечах. (Огарки их, толщиною с банку сгущенки, ребята сейчас везут как сувениры домой. И вчера вечером я, потушив свет в каюте, попытался при этом свете читать.)
Понемногу, с великим трудом, терпением и смекалкой налаживался быт на зимовке, и люди приспосабливались к этому быту. И уже не было ни у кого сомнения, что все они выживут. И сразу же после этой уверенности возникло стремление: сколько можно — продолжить работы, ради которых они на «Востоке» оказались.
Это было непростым делом. Главным образом из-за крайнего недостатка энергии.
Единственный движок берегли для радиосвязи и самой необходимой электросварки. Но все работы, где требовалась только человеческая энергия, возобновлены были сразу.
Метеоролог Велло Парк свои наблюдения за погодой и посылку их в международные службы погоды прервал лишь в день пожара. В дальнейшем, давая пример всем остальным, он вел работу, будто ничего не случилось.
Вслед за Парком возобновил работы, подогревая приборы, магнитолог Михаил Гусев.
Важной частью программы «Востока» была работа бурилыциков-геофизиков. Но тут без электрической энергии было не обойтись. Производство ее наладили, восстановив взятый со свалки и всеми давно забытый раздрызганный дизель. Работа по его реставрации и наладке отняла много сил, времени и умения. Но двигатель заработал. Буровая группа приступила к работе, и метр за метром, как было намечено планом, проходила антарктический лед.
К этому зимовщиков, конечно, никто не понуждал. Побуждали их к этому долг и необходимость занять себя осмысленным делом. Без этого любая, даже более легкая зимовка превратилась бы для людей в ад.