Полное собрание сочинений. Том 15. Война и мир. Черновые редакции и варианты. Часть третья
Шрифт:
* № 325 (рук. № 101. Эпилог, ч. 2, гл. X).
<И это откровение сознания неопровержимо до тех пор, пока оно сознание, но как только оно переходит в область разума, оно является уже в пространстве, во времени и в причине. 1550 Но как скоро из области сознания я перехожу в область рассуждения, я вижу, что я, как и всё существующее: 1) занимаю одно определяемое всем остальным место в мире, 2) что в каждый момент прошедшего свобода моя закована временем, и 3) что всякое действие мое имело причину. 1551
Сознавая себя, я свободен,
Для того, чтобы понятие необходимости было полным, должно допустить бесконечно великое число условий пространства, времени и причин и допущение таковых условий 1552 — противоречие Contradictio in adjecto. 1553 Ибо всякое число есть х + 1. Но это самое противуречивое допущение бесконечного составляет сущность разума. И разум неопровержим, пока он остается в области разума, но как скоро он предметом своим избирает не понятие, а сознание, так он не может допустить необходимость.>
* № 326 (рук. № 101. Эпилог, ч. 2, гл. X, XI).
Только при раздвоении двух источников знания человеческого разума и сознания получается понятие полной свободы и полной необходимости. Но и то и другое понятие противуречат друг другу и сами себе. 1554 Ибо требования разума, бесконечности пространства, времени и причин одинаково немыслимы, как и откровение сознания, отрицание пространства, времени и причин.
Только при соединении обоих источников познавания мы получаем ясное представление — не о свободе или необходимости, которые суть только взаимно определяющиеся понятия, Wechselbegriffe, а о жизни 1555 человека в его воле, которая определяется этими двумя разностями.
Понятия свободы и необходимости не суть понятия сами по себе, но выражают только отношение 1556 воли к разуму. 1557
Воли в сущности своей, как свобода, ничем не ограниченная, выражается только в сознании единства, то есть вне пространства, вне времени в настоящем и вне причин, 1558 т. е. как причина, и тогда 1559 она только сознаваема, но непостижима, 1560 и потому воля, как сознание, не подлежит законам разума.
Разум же, как закон необходимости, сам по себе не имеет предмета, к которому бы он прилагал свои выводы, не имеет значения. Разум есть только форма, в которую выражаются явления жизни. Воля есть то, что рассматривается, разум есть то, что рассматривает. И понятие свободы в проявлении воли есть только понятие отрицательное, показывающее большее или меньшее 1561 подчинение проявлений воли законам разума.
История рассматривает проявления воли человека в связи с внешним миром во времени и в зависимости от причин и потому 1562 для истории не может существовать понятия свободы.
Для истории существуют только линии движения человеческих воль, один конец которых скрывается в неведомом и на другом конце которых движется в связи с внешним миром во времени и в зависимости от причин сознание свободы человека.
* № 327 (рук. № 101. Эпилог, ч. 2,
1563 Мы 1564 с совершенной простотой и ясностью, не ощущая ни малейшего внутреннего противуречия, понимаем поступки, как свои, так и других людей. Говоря о 1565 падении первого человека, мы не видим ни малейшего противуречия в этом представлении. Точно так же ни малейшего противуречия не представляет для нас поступок человека, вышедшего из двери, подумавшего секунду о том, куда ему идти, и пошедшего не налево, а направо.
В первом случае мы видим наибольшую необходимость и наименьшую свободу, в последнем случае — наибольшую свободу и наименьшую необходимость поступка. Во всех действиях людей мы всегда видим известную долю свободы и известную долю необходимости.
Чем 1566 большая представляется нам необходимость, тем меньшую мы видим свободу. И наоборот.
Науки человеческие, религия и здравый смысл человечества — одинаково говорят и ясно понимают большую или меньшую степень 1567 необходимости и свободы. 1568
Человек тонущий, хватаясь за другого и потопляя его, или изнуренная кормлением ребенка голодная мать, крадущая пищу, или человек, приученный к дисциплине, по команде в строю убивающий 1569 беззащитного человека 1570 , или человек, 1571 совершивший 1572 убийство и умерший, и сумашедший, 1573 умышленно зажигающий дом, представляются нам 1574 наименее свободными и наиболее подлежащими закону необходимости.
Но те же самые действия людей представляются нам 1575 наиболее свободными и наименее подлежащими необходимости, если мы знаем только, что человек потопил другого, что женщина украла, что солдат застрелил беззащитного, что человек убил или что кто-нибудь умышленно зажег дом. 1576
На чем же основано признание большей и меньшей свободы и необходимости?
[Далее от слов:Все без исключения случаи, в которых увеличивается и уменьшается наше представление о свободе, о необходимости кончая:уменьшается наше представление о его свободе и увеличивается представление о необходимой, подлежимой 1577 им близко к печатному тексту.T. IV, эпилог, ч. 2, гл. IX.]
А так как связь человека с внешним миром бесконечно велика, то есть что условий, влияющих на человека, может быть бесконечно великое число, то и присоединяя большие и большие условия связи человека с м[иром], мы дойдем до бесконечно м[алой] свободы и наибольшей необходимости. Откидывая же эти условия, мы придем к обратному заключению.
Это то основание, на котором строится невменяемость для большого числа преступников в совокупном преступлении, как бунте, убийств[е], и преступлени[й], совершаемых на войне, или мошенничеств некоторых спекуляций и т. и.