Полное собрание сочинений. Том 3. Развитие капитализма в России
Шрифт:
Только благодаря такой игре в цифирьки г. Черненков и мог сделать мне такое возражение, будто я «предвзятым» образом толкую «дифференциацию», как новое (а не старое) и почему-то непременно капиталистическое явление. Вольно же было г. Черненкову думать, будто я делаю выводы из статистики, забывая экономику! будто я доказываю что-либо одним лишь изменением в числе и распределении лошадей! Чтобы осмысленно взглянуть на разложение крестьянства, надо взять все в целом: и аренду, и покупку земель, и машины, и заработки, и рост торгового земледелия, и наемный труд. Или, может быть, для г. Черненкова это тоже не «новые» и не «капиталистические» явления?
XII. Земско-статистические данные о крестьянских бюджетах
Чтобы покончить с вопросом о разложении крестьянства, рассмотрим вопрос еще с другой стороны – по наиболее конкретным данным о крестьянских бюджетах. Мы увидим таким образом наглядно всю глубину различия между теми типами крестьянства, о которых у нас идет речь.
В приложении к «Сборнику оценочных сведений по крестьянскому землевладению в Землянском, Задонском, Коротоякском и Нижнедевицком уездах» (Воронеж, 1889) даны «статистические данные о составе и бюджетах типичных хозяйств», отличающиеся чрезвычайной полнотой [90] . Из 67 бюджетов мы опускаем один, как совершенно неполный (бюджет № 14 по Коротоякскому уезду), а остальные делим на 6 групп по рабочему скоту: а – без лошади; б – с 1
90
Крупным недостатком этих данных является, во-1-х, отсутствие группировок по различным признакам, во-2-х, отсутствие теиста, сообщающего те сведения о выбранных хозяйствах, которые не могли войти в таблицы (таким текстом снабжены, например, данные о бюджетах по Острогожскому уезду). В-3-х, крайняя неразработанность данных о всех неземледельческих занятиях и всякого рола «заработках» (на все «промыслы» дано лишь 4 графы, тогда как одно описание одежды и обуви заняло 152 графы!).
91
Исключительно такими «средними» пользуется, например, г. Щербина как в изданиях Воронежского земства, так и в своей статье о крестьянских бюджетах в книге «Влияние урожаев и хлебных цен и т. д.»
92
Это относится, например, к бюджетным данным по Московской губ. (т. VI и VII «Сборника»), по Владимирской («Промыслы Владим. губ.»), по Острогожскому уезду, Воронежской губ, (т. II. вып. 2 «Сборника») и особенно к бюджетам, приведенным в «Трудах комиссии по исследованию кустарной промышленности»{122} (по Вятской, Херсонской, Нижегородской, Пермской и другим губерниям). Бюджета гг. Карпова и Манохина в названных «Трудах», а равно г. П. Семенова (в «Сборнике материалов по изучению сельской общины». СПБ. 1880) и г. Осадчего («Щербановская волость, Елисаветградского уезда, Херсонской губ.») выгодно отличаются тем. что характеризуют отдельные группы крестьян.
Ясно отсюда, что пользоваться бюджетными данными можно лишь посредством вывода средних для каждой отдельной группы крестьянства. Такой обработке мы и подвергли названные данные. Излагаем их по 3-м рубрикам: (А) общие результаты бюджетов; (Б) характеристика земледельческого хозяйства и (В) характеристика жизненного уровня.
(А) Общие данные о величине расходов и доходов таковы:
Таким образом, разница в размерах бюджетов по группам оказывается громадная; если даже оставить в стороне крайние группы, все же бюджет у д более чем впятеро выше, чем у б, тогда как состав семьи у д менее чем втрое больше, чем у б.
Посмотрим на распределение расходов [93] :
Достаточно взглянуть на долю расходов на хозяйство в общей сумме расходов каждой группы, чтобы видеть, что перед нами фигурируют здесь и пролетарии и хозяева: у а – расход на хозяйство лишь 14 % всего расхода, а у е – 61 %. О различиях в абсолютной величине расходов на хозяйство нечего и говорить. Не только у безлошадного, но и у однолошадного крестьянина этот расход ничтожен, и однолошадный «хозяин» стоит гораздо ближе к обычному (в капиталистических странах) типу батраков и поденщиков с наделом. Отметим также весьма значительные различия в проценте расходов на пищу (у а почти вдвое больше, чем у е): как известно, высота этого процента свидетельствует о низком жизненном уровне и составляет наиболее резкое отличие бюджетов хозяина и рабочего.
93
«Сборник» выделяет все «расходы на личные и хозяйственные нужды, кроме пищи», от расходов на содержание скота, причем в первой рубрике стоят рядом расходы, например, на освещение и на аренду. Очевидно, что это неправильно. Мы выделили личное потребление от хозяйственного («производительного»), относя к последнему расходы на деготь, веревки, ковку лошадей, ремонт строений, инвентарь, сбрую, на работников и сдельные работы, на пастуха на аренду земли и на содержание скота и птицы.
Возьмем теперь состав доходов [94] :
54 В эту графу Ленин включил также доходы от садоводства и животноводства.
Итак, доход от «промыслов» превышает валовой доход от земледелия в двух крайних группах: у пролетария – безлошадного и у сельского предпринимателя. «Личные промыслы» низших групп крестьян состоят, разумеется, главным образом, из работы по найму, а в числе «разных доходов» крупную статью составляет доход от сдачи земли. В общее число «хозяев-земледельцев» попадают даже такие, у которых доход от сдачи земли немногим меньше, а иногда и больше валового дохода от земледелия: например, у одного безлошадного валовой доход от земледелия – 61,9 руб., а от сдачи земли – 40 руб.; у другого – от земледелия – 31,9 руб., а от сдачи земли – 40 руб. Не надо забывать притом, что доход от сдачи земли или от батрачества идет целиком на личные нужды «крестьянина», а из валового дохода от земледелия надо вычесть расход на земледельческое хозяйство. Произведя такое вычитание, получим у безлошадного чистый доход от земледелия—41,99 руб., а от «промыслов»—59,04 руб., у однолошадного – 69,37 и 49,22 руб. Уже одно сопоставление этих цифр показывает, что мы имеем перед собой типы сельскохозяйственных рабочих с наделом, покрывающим часть расходов на содержание (и понижающим благодаря этому заработную плату). Смешивать подобные типы с хозяевами (земледельцами и промышленниками) значит нарушать вопиющим образом все требования научного исследования.
94
«Остатки от прежних лет» состоят в хлебе (натурой) и в деньгах; здесь дана общая сумма, так как мы имеем дело с валовым, и с натуральным и денежным доходом. – Четыре рубрики «промыслов» списаны с заголовков «Сборника», который не дает больше ничего о «промыслах». Заметим, что в группе д к промышленным предприятиям следует, видимо, отнести и извоз, который дает двум хозяевам этой группы по 250 руб. дохода, причем один из этих хозяев держит батрака.
На другом полюсе деревни мы видим именно таких хозяев, которые соединяют с самостоятельным земледельческим хозяйством торгово-промышленные операции, приносящие значительный (при данном жизненном уровне) доход, достигающий нескольких сот рублей. Полная неопределенность рубрики «личные промыслы» скрывает от нас различия низших и высших групп в этом отношении, но уже самые размеры доходов от этих «личных промыслов» показывают глубину этого различия (напомним, что в разряд «личных промыслов» воронежской статистики могут войти и нищенство, и батрачество, и служба в должности приказчика, управляющего и пр. и пр.).
По размерам чистого дохода опять-таки резко выделяются безлошадные и однолошадные, имеющие самые жалкие «остатки» (1–2 рубля) и даже дефициты в денежном балансе. Ресурсы этих крестьян не выше, если не ниже, ресурсов наемных рабочих. Только начиная с двухлошадных крестьян, видим мы хоть кое-какие чистые доходы и остатки в несколько десятков рублей (без которых не может быть и речи о мало-мальски правильном ведении хозяйства). У зажиточного крестьянства размер чистых доходов достигает такой суммы (120–170 руб.), которая резко выделяет его из общего уровня русского рабочего класса [95] .
95
Кажущееся исключение представляет разряд д с громадным дефицитом (41 руб.), который однако, покрыт займом. Дело объясняется тем, что в 3-х дворах (из 5-ти дворов этого разряда) были свадьбы, стоившие 200 руб. (Весь дефицит пяти дворов = 206 р. 90 к) поэтому расход этой группы на личное потребление, кроме пищи, поднялся до очень высокой цифры – 10 р. 41 к на 1 душу об. пола, тогда как ни в одной другой группе, не исключая и богачей (е), этот расход не достигает и 6-ти рублей. Следовательно, этот дефицит совершенно противоположен, по своему характеру, дефициту бедноты. Это – дефицит не от невозможности удовлетворить минимальные потребности, а от повышения потребностей, несоразмерного с доходом данного года.
Понятно, что соединение в одно целое рабочих и хозяев и вывод «среднею» бюджета дает картину «уморенного довольства» и «умеренного» чистого дохода: 491 руб. дохода, 443 руб. расхода, 48 руб. избытка, в том числе 18 руб. деньгами. Но подобная средняя совершенно фиктивна. Она только прикрывает полную нищету массы низшего крестьянства (а и б, т. е. 30 бюджетов из 66), которое при ничтожном размере дохода (120–180 руб. на семью валового дохода) не в состоянии сводить концы с концами и существует, главным образом, батрачеством и поденщиной.
Точный учет денежных и натуральных доходов и расходов дает нам возможность определить отношение крестьянского разложения к рынку, для которого важен только денежный доход и расход. Доля денежной части бюджета в общем бюджете оказывается по группам следующий:
Мы видим, следовательно, что процент денежного дохода и расхода (особенно правильно расхода) увеличивается от средних групп к крайним. Наиболее резко выраженный торговый характер носит хозяйство безлошадного и многолошадного хозяина, а это означает, что оба живут, главным образом, продажей товара, только у одного таким товаром является его рабочая сила, а у другого продукт, произведенный на продажу с значительным (как увидим) употреблением наемного труда, т. е. продукт, принимающий форму капитала. Другими словами, и эти бюджеты показывают нам, что разложение крестьянства создает внутренний рынок для капитализма, превращая, с одной стороны, крестьянина в батрака, а, с другой стороны, в мелкого товаропроизводителя, в мелкого буржуа.
Другой не менее важный вывод из этих данных – тот, что во всех группах крестьянства хозяйство в весьма значительной степени стало уже торговым, попало в зависимость от рынка: менее 40 % нигде не опускается денежная часть дохода или расхода. А этот процент следует признать высоким, ибо речь идет о валовом доходе мелких земледельцев, в котором считано даже содержание скота, т. е. считана солома, мякина и т. п. [96] Очевидно, что даже крестьянство средней черноземной полосы (где денежное хозяйство в общем развито слабее, чем в промышленной полосе или в степных окраинах) не может абсолютно существовать без купли-продажи, находится уже в полной зависимости от рынка, от власти денег. Нечего и говорить о том, какое громадное значение имеет этот факт и в какую глубокую ошибку впадают наши народники, когда они стараются замолчать его [97] , увлекаемые своим сочувствием к натуральному хозяйству, безвозвратно канувшему в вечность. В современном обществе нельзя жить, не продавая, и все, что задерживает развитие товарного хозяйства, ведет лишь к ухудшению положения производителей. «Вредные стороны капиталистического способа производства, – говорит Маркс о крестьянине, – … совпадают здесь с вредом, проистекающим от недостаточного развития капиталистического способа производства. Крестьянин становится купцом и промышленником без тех условий, при которых он мог бы производить свой продукт в виде товара» («Das Kapital», III, 2, 346. Русский перевод, стр. 671) {46} .
96
Расход на содержание скота почти весь натуральный: из 6316.21 руб., расходуемых на это всеми 66 хозяйствами, деньгами израсходовано только 1535.2 руб., из которых 1102,5 руб. падает на 1 хозяина-предпринимателя, держащего 20 лошадей, видимо, с промышленными целями.
97
Особенно часто встречалась эта ошибка в прениях (1897-го года) о значении низких хлебных цен{123}.
46
К. Маркс. «Капитал», т. III, 1955, стр. 825.