Полное собрание сочинений. Том 3. Ржаная песня
Шрифт:
— Я из Москвы, из редакции.
— Да-a, с Дальнего Востока бывают. Нынешним летом трое из Африки были. С лица темные. Тоже, видать, красоту понимают. Подняли головы. Лопочут по-своему, нравится, стало быть…
Нечего сказать, старики свое дело хорошо знали.
Эту песню сложили. Восьмой десяток живу, пора для последнего дома доски стругать, а не успел наглядеться. Топором, одним топором без гвоздя и железа сработано. Старики знали, как ставить…
Стариками плотник Михаил Кузьмич Мышев зовет плотников, живших на острове лет триста назад.
— Михал Кузьмич, а известно, кто строил?
— Э-э, не тебе одному узнать интерес. Ищут в бумагах. Нету. Кому надо было записывать
На Онежском озере, как уверяют путеводители, тысяча семьсот островов. На больших — деревянные избы поселков. На малых — одинокие маяки, полосатые щиты навигации, чтобы пароходы не сбились с дороги. На ином острове видишь часовню. Стоит как игрушка. Кто молился, когда? Кроме древней часовни, никаких следов человека. А есть острова совсем малые — два десятка черных, узорчатых елей, синие от лишайника валуны и все. Пожалуй, только змеи мирятся с одиночеством на этих камнях, среди холодной светлой воды.
Один остров лежит на великом пути из Новгорода в «поморские страны». Высокий холмистый остров зовется Кижи. Двести пятьдесят лет назад на Кижском острове, будто бы в честь победы над шведами, поставили церковь. Она-то и сделала Кижский, длиною в пять километров, остров известным на всей земле.
Два года назад в Риме в магазине у букиниста я листал дорогую книгу архитектурных шедевров. Колизей, собор Парижской Богоматери… И вдруг в разделе деревянной архитектуры читаю «Russia Kigzi». Тут же фотография во весь лист. Стыдно стало: я, русский, не видел этого чуда, сотворенного русскими плотниками…
…И вот свидание с чудом. Стою в рубке у капитана. «Ракета» пожирает синие километры.
Мелькают чайки, треугольные бакены, рыбацкие лодки.
— Вот так, по курсу глядите, сейчас покажется. — Капитан дает тяжелый морской бинокль.
На воде особенно чувствуешь, что земля — шар. Откуда-то, «с той стороны» плывут навстречу деревья… ага, кажется, купол. Из воды поднимается целый букет куполов. Резная серебристая пирамида стремительно приближается.
Видишь рядом другую церковь и колокольню, видишь уже кружевную резьбу куполов, старые серебристые бревна, карнизы. Не верится, что все это необычайно высокое и большое построено из дерева.
Замирает «Ракета». Прыгаем на дощатую пристань, осматриваемся. Справа, за низкой оградой из камня — церкви, слева — чуть качается на волнах «Ракета». Чудо из дерева и белое легкое чудо из металла на крыльях. Какому чуду кланяться? Мы много кланяемся белому чуду.
И справедливо. Оно нам ближе, оно сделано нами сегодня.
Мельница на острове Кижи.
«Но глянем и на правую сторону, куда сейчас смотрит, широко расставив ноги на палубе, молодой капитан. Он вынул бинокль, любуется вязью осиновой кровли на куполах. О чем думает капитан, в сотый раз любуясь древней работой? Не о боге, конечно. О художниках-плотниках думаем мы, глядя на чудо-песню из дерева. Не вина, а беда мастеров — пращуров наших, что их работа дошла к нам только в виде церквей, царских палат и барских домой. Счастье, что работа дошла, пережила время. Создавая свою красоту на земле, мы должны знать, как глубоко уходят корни нашего природного мастерства. Не по химическим формулам создана кровь в наших жилах. Такая же горячая кровь текла в руках плотника, нашего предка.
И потому есть незримые нити между красотой этой
Вряд ли главный мастер в артели плотников, сказавший: «Вот так надо ставить!», знал чертежи и делал расчеты, без каких сегодня не строят даже и гаража. Строилось на глазок. Но глаз у первого мастера был безукоризненным и точным. Знатоков дела Преображенская церковь и теперь поражает совершенством формы, нарядностью, величественной красотой, целесообразностью. Всех деталей. Слишком дорогое по тем временам железо в дело не шло. Только дерево! Только топором работали мастера. Двадцать два купола разных размеров бегут наверх ступенчатой пирамиды. Каждый купол стоит на «бочке», напоминающей стрельчатую подкову. Каждый купол и каждая «бочка» покрыты резной осиновой «черепицей», которая исстари называется лемехом. Она-то и придает всей постройке особую сказочную нарядность, особую легкость.
Специалист, приглядевшись к хитрым сплетениям кровли карнизов и переходов, заметит в них тщательно продуманный водосток. Вода не проникала в тело постройки, если шел прямой дождь и если шел косой дождь. Множество граней, углов, уступов и поворотов постройки, и всюду бревна подогнаны ладно и плотно друг к другу, так плотно, что лезвия бритвы теперь не удалось бы сунуть между бревен. Оттого и стоит постройка счастливо долго. И красотой не убавилась, хотя и видела несчетно дождей, много снега оседало на куполах, знала много ветров и солнца постройка, а стоит как невеста.
Рядом с ней еще одна церковь. Покровская.
Это родная сестра первой, появилась на острове полстолетием позже. К этому времени мастера, спевшие первую песню, поумирали. Но умение искусно обращаться с деревом жило в Заонежье в каждом селении, в каждом доме. А среди большого числа мастеров всегда вырастает большой художник, которому по плечу работа, способная пережить человека. Покровскую церковь строил большой художник. Он взял все доброе и нужное от отцов, но спел свою, неповторимую песню.
Девять чешуйчатых куполов венчают граненый бревенчатый сруб с пристройкой и нарядным высоким крыльцом. Четкие строгие линии, легкость и благородство рисунка. Все вместе: две церкви, колокольня более поздней постройки, ограда и полоска суровой каменистой земли делают неповторимо прекрасным и притягательным для людей этот пустынный остров.
Дома на островах гораздо моложе церквей, но всюду увидишь: топор держал истинный мастер — резные балконы во всю ширину лицевой стенки, резные наличники, крыльцо с широкой лестницей, резными столбами и кружевным «полотенцем» под кромкою крыши.
Один из домов, огромный и красоты необычной, мудрые люди перевезли недавно на Кижский остров по бревнышку и так сумели собрать, будто весь век стоял он на острове. Заходишь. Хозяев нет. Как будто только-только все, до малых детей, вышли из дому. Утварь на месте. Все из дерева. Бревенчатые стены. Скамейки вдоль стен. Кадки. Лохань. Ковшики маленькие и огромный с ведро. Самое ведро — тоже из дерева. Стол. Обувка — калоши и сапожки из бересты. Мешок берестяной. Туеса. Прялка. Ткацкий станок. Посуда. Ложки. Огромный черпак для скотины. Бидон для молока и отдельно для творога из бересты. Солонка. Кровать. Сундук. Дудочка на окне. Корыто… Два шага в сени — ларь для зерна. Сани. Мялка для льна. Вилы. Грабли. Соха. Борона и так далее. И все только из дерева, без единого гвоздика. Все практично и необычайно красиво. Все служило века и теперь быстро и невозвратно уходит.