Полное собрание сочинений. Том 4. Туманные острова
Шрифт:
Тихон Михайлович тоже летал над Северным полюсом. Третий год летает у Южного полюса. Колем орехи. Говорим о житье-бытье в Антарктиде.
— Был у меня полет… Не знаю, седые волосы появляются постепенно у человека, или сразу в какой-нибудь час? Этот полет был два с половиной часа. Самые трудные полтораста минут в моей жизни. Все до мелочи помню. Угол сноса был двадцать четыре градуса, число — 24 марта…
Много летали, а в тот раз подумали: конец, будут ребята справлять поминки…
Надо было срочно вывезти людей со станции «Комсомольская». Это по дороге к «Востоку». Километров сто не дошел — вышло горючее. Мороз под семьдесят. Летать нельзя. Но
Быстро посадили людей. Взлетать нельзя — обнаружили неполадку. Представляешь, что за ремонт при таком-то морозе! Целый день провозились. Потом пять часов грели моторы.
Бензину осталось — только-только добраться до «Пионерской». Это первая станция между Мирным и «Комсомольской». Вся станция — один домик в снегу.
Ночь. Даем полный газ — машина ни с места. Снег от мороза сделался, как песок, не идут лыжи, и все. Собрали фуфайки, все лохмотья, какие были. Уложили на полосу, облили бензином. По этой полосе и взлетели. А ночь приготовила еще одну «радость» — шторм! Переглянулись с пилотом: да-а… Чернильная темень. Где земля, где небо… Огоньков на крыльях не видно. По радио чувствуем: Мирный волнуется. «Пионерская» тоже волнуется. А нам нельзя волноваться. Собрался в комок, считаю километры, скорость и угол снова. Выйти на станцию — все равно что маковое зерно на полу в темноте разыскать. А на земле уже настоящая буря. В Мирном не чают увидеться с нами. Подбадривают. По этим бодрым словам чувствуем: положение — хуже некуда…
Загораются красные лампочки — горючего остается минут на десять. По всем расчетам станция должна быть где-то внизу. По-прежнему ни огонька. Прибор показал: проходим радиостанцию. Значит, полоса прямо по курсу. Днем бы мы увидели два ряда бочек. Теперь эти бочки для нас страшнее торпед. Берем круто в сторону.
Высота — сорок метров… еще меньше… Не видя земли, опускаемся в темноту. Удар. Тряска. Стрелка альтиметра дрожит на нуле. Земля! Никто ни слова. Открываем дверь — сущий ад, снежный ветер с ног валит. Не выключаем прожектор — может, увидят? Сами видим только ревущую темноту. Нас увидели. Подходят люди, держатся за веревку, чтобы не потеряться. Врач Володя Гаврилов первым вскарабкался в самолет: «Живы?!» Обнимают, чуть не плачут от радости. «Мы вам дали шестьдесят восемь ракет…» — «Мы ни одной ракеты не видели…»
— Вот какие бывают минуты… — Тихон Михайлович берет камень, колет пару орехов.
Потом опять читает телеграмму от друга из Арктики. С телеграммой и засыпает…
* * *
Шесть людей за нашим столом. Шесть человек, без выбора, из тех, которые зимовали в Антарктике.
Судьба упряжки
В кают-компании зашла речь о собаках.
— А вы знаете историю на станции Сева?..
Японская станция Сева приютилась на антарктическом острове в двух тысячах с лишним километрах от Мирного. Там жили одиннадцать зимовщиков и пятнадцать ездовых собак. На станцию двигалась смена. Но ледокол «Сойя» поломал во льдах винт и запросил по радио помощи. Американский корабль вывел «Сойю» из ледовой ловушки. О высадке смены нельзя было и думать — на станции кончились продукты, а запас аварийный унесло вместе с айсбергом, на который продукты выгрузили. Надо было спасать людей.
Портилась погода. Легкий американский вертолет сумел два раза приземлиться на острове. Одиннадцать зимовщиков удалось вывезти на корабль. Третий раз вертолет с корабля не поднялся. Бросили имущество,
В японской печати поднялась буря. Общество покровительства животным требовало суда над полярниками. 6 июля 1958 года в городе Осака поставили мраморный памятник: «Пятнадцати лайкам, погибшим от голода в Антарктиде».
Через год японцы вернулись на станцию Сева. Радость и удивление! Навстречу вертолету, приветливо махая хвостами, бежали две лайки. Уцелевшие псы оборвали привязи, питались пингвинами. Ровно год собаки жили в Антарктиде без человека.
Волосан.
* * *
Пять собак живут в Мирном. Характеры разные, как у людей. Пожалуй, только Малыш и Мирный имеют сходство — оба глупы и трусливы. Дерутся по пустяку, а в большой драке ждут, когда окажется слабый, на него и кидаются. Оба ласковы и безобидны. Их терпят и даже любят. Считают: глупость с возрастом у собаки проходит. Ссылаются на Механика, который будто бы тоже не слыл Сократом.
— Механик!
Из-под снега вылетает здоровый пес, крутит хвостом, ждет мяса или хотя бы ласки. Механик не знает: его позвали для того, чтобы новый человек увидел собачью слабость.
— Волосан!
При этом слове Механик кидается в ближайшую щель. Через минуту он понимает, что обманули, — Волосана поблизости нет. Вылезает и понуро идет в домик к механикам. Это лучшее место в поселке. Под лестницей ворох пакли.
Лежи, размышляй. Проходят пахнущие соляркой люди, треплют загривок шершавыми пальцами. Тут всегда найдешь защиту от Волосана. Весь поселок души в Волосане не чает.
Сашка Дряхлов, радист с передающей станции, приходит обедать с жестяным ведерком.
Ведерко для Волосана. Выйдет, приставит два пальца к губам. Свист. От домика с антеннами отрывается темная точка. Точка растет, растет и превращается в сильного и красивого Волосана.
Последний прыжок через яму, и пес упирается в Сашкину грудь передними лапами.
— Волосан. Волосанчик…
Собака падает около ног. Катается по снегу, вьется вьюном от радости, лижет Сашкину драную куртку.
— Волосан! — пес прыгает через Сашкину руку.
Прыгает столько раз, сколько Сашка захочет.
— Волосан. А ну покажи, как ораторы…
Прыжок на стул. Передние лапы — на спинку.
Заливистый лай под хохот зрителей. Потом кто-то почти шепотом говорит:
— Механик!
Волосан поднимает шерсть на загривке, горящими глазами ищет Механика.
Два пса, непонятно по какой причине, смертельно враждуют. Механик при встречах прячется. А если не успевает: схватка — разнять невозможно. Не меньше как по десятку рубцов носят враги. У Механика сверх того порвано ухо.
Вражда между собаками грозила перейти на механиков и радистов. Решили от греха Механика увезти. Его покровители загрустили. Но спорить не стали. С ближайшим самолетом собаку отправили на станцию «Молодежная». Осталось в поселке четыре пса: два молодых глупыша, Волосан и Старик.
* * *
Старика не увидишь в поселке. По причине преклонных лет и плохого здоровья определен сторожем на свинарник. Мудрый пес понимает: должность так, для отвода глаз — кто будет воровать свиней в Антарктиде! Но что делать. Покорно несет службу.