Полное собрание сочинений. Том 8. Мир за нашим окном

Песков Василий Михайлович

становится уязвимым и сам летательный аппарат. Помню, во время съемки Останкинской телебашни я заметил, как летчики тревожно переглянулись. Опустившись на землю, они стали осматривать лопасти вертолета. На конце одной была обнаружена вмятина, птичьи перья и кровь. Один из стрижей, успевших поселиться на башне, попал под винт. Двадцати граммов Даже для самых крупных животных столкновение с автомобилем или поездом почти всегда кончается катастрофой. Вот посмотрите два снимка из Африки. Носорог, трусцой перебегавший шоссе, был насмерть сражен проезжавшим со скоростью сто километров автомобилем. А на железной дороге, идущей параллельно тому же шоссе, поезд врезался в стадо слонов. В обоих случаях люди не пострадали.

В

Африке жертвами столкновений часто становятся буйволы, жирафы и даже быстроногие страусы. По этой причине в местах перехода зверей шоссе огорожены сетками, а в заповедниках, где плотность животных особенно велика, на дорогах сделаны валики — хочешь не хочешь, а будешь ехать небыстро.

В воздухе тоже случаются столкновения. Любая крупинка жизни, встретившись с самолетом, обречена. Но при больших скоростях веса небольшой птицы было достаточно, чтобы в машине почувствовали удар. А представьте: самолет врезался в стаю гусей…

Птица весом в три килограмма ударяет по самолету с силой ядра. Именно при такой ситуации погиб в Африке немецкий зоолог Михаэль Гржимек. В самолет врезался гриф. В результате — вмятина на крыле, повреждение тяги рулей, катастрофа.

На земле, если быть осторожным, столкновений можно почти всегда избежать. Но бывают моменты — само животное, будучи раздраженным, переходит в атаку. Наш вездеход в заповеднике Нгоронгоро атаковал носорог.

Мы отделались легким испугом. Но вот посмотрите, что может случиться с автомобилем, когда в атаку идут слоны. Подобное редко, но все же бывает.

_{Фото из архива В. Пескова. 28 ноября 1970 г.}

Речка моего детства

(Окно в природу)

Нынешней осенью я исполнил давнее обещание, данное самому себе: прошел от истоков до устья по речке, на которой я вырастал.

В наш век все поддается учету. Подсчитали и реки. Их в стране, кажется, двести пятьдесят тысяч. Усманка обязательно попала в это число, хотя речка она и маленькая.

Для меня эта речка была первой и едва ли не главной жизненной школой. Если б спросили: что всего более в детстве помогало тебе узнавать мир? Я бы ответил: речка.

Мать говорит, что в год, когда я родился, заросли тальников, ольхи и черемухи подходили с реки к нашему дому, хотя дом стоял от воды почти в километре. В зарослях находили приют соловьи. Соловьиная трель по ночам была такой громкой, что приходилось закрывать окна, иначе спавший в подвешенной к потолку люльке младенец вздрагивал и ревел… Я соловьев возле дома уже не помню. Но дорожки к реке в поредевших зарослях лозняка, перевитого хмелем, в памяти сохранились. Лет в пять, замирая от страха, я осилил такую дорожку. И с того лета речка для меня стала самым желанным местом.

Плавать мы, жившие у реки ребятишки, учились так же естественно, как учатся в детстве ходить. Так же само собой приходило умение владеть веслом, переплывать плес, держась за лошадиную гриву. В какой-то момент мальчишка одолевал страх и прыгал, как все, вниз головой с высоких перил

моста, пробегал на коньках по первому льду, который прогибается и трещит.

Каждый человек должен иметь в своем детстве эти уроки. И у каждого из нас они были.

А сколько радостей и открытий давала в детстве рыбалка! Рыболовами у реки становятся рано. Помню: ловля вначале велась подолом рубахи, потом старым мешком, потом удочкой на крючок, добытый у «лохмотника» за охапку костей и тряпок. Лет в десять на чердаке я обнаружил свою плетенную из хвороста колыбельку, и мы с приятелем стали владельцами снасти под названием «топтуха».

На мелких местах двое мальчишек тихонько подводят к берегу снасть и начинают топтать, шелюхать ногами в кустах и осоке. Вынешь «топтуху», в ней — щуренок или налим, язи, окуньки, пучеглазые раки. Окоченев от лазанья по воде, мы грели животы на песке и опять лезли «топтать».

С «топтухой» мы уходили далеко вверх и вниз по течению Усманки, и только теперь понастоящему я могу оценить, сколь много дарил нам каждый день этих речных хождений.

Мы находили в пойме утиные гнезда, видели, как кидается в воду, вытянув когти, большая птица скопа, замечали, как невидимкой бегает по траве коростель, как, притаившись на одной ноге, терпеливо поджидает лягушек цапля.

Мы находили бобровые норы, знали, на каких плесах в осоке дремали большие щуки, научились руками в норах ловить налимов и раков.

Сама речка, таинственно текущая издалека и уходившая по осокам и лознякам неизвестно куда, будоражила любопытство. Откуда, зачем и куда плывет задумчивая вода? Перебрав по пальцам знакомые села, я обнаружил: они все стоят на реке. В десять лет я думал, что это река, делая бесконечные петли и повороты, считала нужным пройти как раз у села. Лет в тринадцать я понял: не вода к людям, а люди тянулись к воде, вся жизнь ютилась возле воды. Возле воды по лугам бродили коровы, к реке на ночь выгоняли пасти лошадей, в июне косари валили над Усманкой травы, к реке шли с ведрами за водой, к реке несли полоскать белье, у реки по вечерам деревенские девки собирались петь песни, по берегам в чаплыгах ходили два сельских охотника Усанок и Самоха, с реки зимою на маслобойню возили в санях прозрачно-синие глыбы льда. Купание летом, костры на берегах осенью, плавание в лодке по весеннему половодью…

Только теперь понимаешь, сколько радости дает человеку великое чудо — река, пусть даже маленькая.

Кажется, в книжке для третьего класса я прочитал рассказ «Откуда течет Серебрянка» — рассказ о том, как мальчишки решили узнать, откуда течет их речка. Я тогда еще думал: хорошо бы и нам по Усманке… Но прошло тридцать лет. И нынешней осенью вдруг я почувствовал: со старым другом надо увидеться.

Перед поездкой два вечера я просидел в Исторической библиотеке, задавшись простым вопросом: а что известно людям о маленькой речке? Оказалось, известно, и даже немало.

Первым в бумагах речку упомянул русский посол Михаил Алексеев, ехавший из Турции на санях (1514 год): «Бог донес до Усманцы по здраву». Другими словами, ничего с послом на опасном пути не случилось, а доехав до Усманки, посол почувствовал себя уже дома, хотя до Москвы было еще пятьсот с лишним верст.

В то время по Усманке проходил юго-восточный край Русского государства. Степь, лежавшая за рекой, называлась Ногайской степью. Из нее на русские села ногайцы совершали набеги: уносили имущество, брали скот, на веревках, привязав к седлу, уводили невольников. При царе Алексее Михайловиче решено было оградить государство от татарских набегов. Двадцать лет строилась знаменитая Белгородская черта — высокий земляной вал, деревянные надолбы и деревянные крепости-городки. На этой черте, тянувшейся лесостепью из-под Тамбова на юг, Усманка была естественным рубежом, через который татарам непросто было прорваться.