Полное собрание сочинений. Том 8. Сентябрь 1903 — сентябрь 1904
Шрифт:
з) Прения о централизме до раскола внутри искровцев
Прежде чем переходить к действительно интересному и несомненно вскрывающему различные оттенки взглядов вопросу о формулировке § 1 устава, остановимся еще немного на тех кратких общих прениях об уставе, которые заняли 14 заседание съезда и часть 15. Прения эти представляют известное значение потому, что они предшествовали полному расхождению организации «Искры» по вопросу о составе центров. Наоборот, позднейшие прения об уставе вообще, и кооптации в особенности, имели место после нашего расхождения в организации «Искры». Естественно, что до расхождения мы способны были высказывать свои взгляды более беспристрастно в смысле большей независимости соображений от взволновавшего всех вопроса о личном составе ЦК Тов. Мартов, как я уже отмечал, присоединился (стр. 157) к моим организационным взглядам, оговорив только два несогласия по частностям. Напротив, и антиискровцы, и «центр» сейчас же подняли поход против обеих основных идей всего организационного плана «Искры» (и, следовательно, всего устава): и против централизма, и против «двух центров». Тов. Либер назвал мой устав «организованным недоверием», усмотрел децентрализм в двух центрах (как и тов. Попов и Егоров). Тов. Акимов выразил желание определить сферу компетенции местных комитетов шире, в частности предоставить им самим «право изменения своего состава». «Необходимо предоставить им большую свободу деятельности… Местные комитеты должны быть избираемы активными работниками данной местности, как избирается ЦК представителями всех активных организаций в России. Если же нельзя допустить и этого, то пусть будет ограничено число членов, назначаемых ЦК в местные комитеты…» (158). Тов. Акимов подсказывает, как видите, довод против «гипертрофии централизма», но тов. Мартов остается глух к этим авторитетным указаниям, пока еще поражение по вопросу о составе центров не побуждает его идти за Акимовым. Он остается глух даже тогда, когда тов. Акимов подсказывает ему «идею» его же устава (§ 7 – ограничение прав ЦК вводить членов в комитеты)! Тогда еще тов. Мартов не хотел «диссонанса» с нами и потому терпел диссонанс ист. Акимовым, и с самим собой… Тогда еще против «чудовищного централизма» ратовали только те, кому явно был невыгоден централизм «Искры»: ратовали Акимов, Либер, Гольдблат, за ними шли осторожно, осмотрительно (так, чтобы всегда назад повернуть можно было) Егоров (см. стр. 156 и 276) и т. д. Тогда еще для громадного большинства партии было ясно, что именно приходские, кружковые интересы Бунда, «Южного рабочего» и т. д. вызывают протест против централизма. Впрочем, и теперь ведь для большинства
Возьмите, например, речь т. Гольдблата (160–161). Он ратует против моего «чудовищного» централизма, якобы ведущего к «уничтожению» низших организаций, «проникнутого насквозь стремлением предоставить центру неограниченную власть, право неограниченного вмешательства во все», предоставляющего организациям «одно лишь право – повиноваться безропотно тому, что будет приказано свыше» и т. д. «Создаваемый проектом центр очутится в пустом пространстве, вокруг него не будет никакой периферии, а лишь некая аморфная масса, в которой будут двигаться его исполнительные агенты». Ведь это точь-в-точь такое же фальшивое фразерство, которым после своего поражения на съезде стали угощать нас Мартовы и Аксельроды. Смеялись над Бундом, который, воюя против нашего централизма, сам у себя предоставляет центру еще определеннее очерченные неограниченные права (хотя бы, например, ввода и исключения членов, даже недопущения делегатов на съезды). Смеяться будут, разобрав дело, и над воплями меньшинства, которое кричит против централизма и против устава, когда оно в меньшинстве, и сейчас же опирается на устав, когда оно пробралось в большинство.
По вопросу о двух центрах группировка тоже сказалась ясно: против всех искровцев стоят и Либер, и Акимов (первый затянувший любимую теперь аксельродовски-мартовскую песню о превалировании в Совете ЦО над ЦК) и Попов, и Егоров. Из тех организационных идей, которые всегда развивала старая «Искра» (и которые были одобрены на словах тов. Поповыми и Егоровыми!), план двух центров вытекал сам собою. С планами «Южного рабочего», с планами создания параллельного популярного органа и превращения его в фактически преобладающий орган, шла вразрез политика старой «Искры». Вот где лежит корень того странного на первый взгляд противоречия, что за один центр, т. е. за больший якобы централизм, стоят все антиискровцы и все болото. Конечно, были (особенно среди болота) и такие делегаты, которые едва ли понимали ясно, к чему приведут и должны, в силу хода вещей, привести организационные планы «Южного рабочего», но их толкала на сторону антиискровцев самая уже их нерешительная и неуверенная в себе натура.
Из речей искровцев во время этих (предшествовавших расколу искровцев) дебатов об уставе особенно замечательны речи тт. Мартова («присоединение» к моим организационным идеям) и Троцкого. Последний ответил тт. Акимову и Либеру так, что этот ответ каждым словом изобличает всю фальшь послесъездовского поведения и послесъездовских теорий «меньшинства». «Устав, – говорил он (т. Акимов), – определяет сферу компетенции ЦК недостаточно точно. Я не могу согласиться с ним. Наоборот, это определение точно и означает: поскольку партия есть целое, необходимо обеспечить ее контролем над местными комитетами. Тов. Либер говорил, что устав есть, употребляя мое выражение, «организованное недоверие». Это верно. Но это выражение было употреблено мной по отношению к предложенному представителями Бунда уставу, который представлял организованное недоверие со стороны части партии ко всей партии. Наш же устав» (тогда этот устав был «наш», до поражения по вопросу о составе центров!) «представляет организованное недоверие со стороны партии ко всем ее частям, т. е. контроль над всеми местными, районными, национальными и другими организациями» (158). Да, наш устав охарактеризован здесь правильно, и мы почаще советовали бы вспоминать эту характеристику людям, которые теперь со спокойной совестью уверяют, что это злокозненное большинство придумало и ввело систему «организованного недоверия» или, что то же, «осадного положения». Достаточно сличить приведенную речь с речами на съезде Заграничной лиги, чтобы получить образчик политической бесхарактерности, образчик того, как менялись взгляды Мартова и Ко, смотря по тому, шла ли речь об их собственной или о чужой коллегии низшего порядка.
71-я страница рукописи В. И. Ленина «Шаг вперед, два шага назад». – 1904 г. (Уменьшено)
и) Параграф первый устава
Мы уже привели те различные формулировки, из-за которых разгорелись интересные дебаты на съезде. Дебаты эти заняли почти два заседания и закончились двумя именными голосованиями (в течение всего съезда было, если я не ошибаюсь, только восемь именных голосований, которые предпринимались лишь в особо важных случаях вследствие громадной потери времени, вызывавшейся этими голосованиями). Вопрос затронут был, несомненно, принципиальный. Интерес съезда к дебатам был громадный. В голосовании участвовали все делегаты – явление редкое на нашем съезде (как и на всяком большом съезде) и свидетельствующее равным образом о заинтересованности споривших.
В чем же, спрашивается, заключалась суть спорного вопроса? Я сказал уже на съезде и повторял потом не раз, что «вовсе не считаю наше разногласие (по § 1) таким существенным, чтобы от него зависела жизнь или смерть партии. От плохого пункта устава мы далеко еще не погибнем!» (250) [77] . Само по себе это разногласие, хотя оно и вскрывает принципиальные оттенки, никоим образом не могло вызвать такого расхождения (фактически, если говорить без условностей, того раскола), которое создалось после съезда. Но всякое маленькое разногласие может сделаться большим, если на нем настаивать, если выдвинуть его на первый план, если приняться за разыскание всех корней и всех ветвей этого разногласия. Всякое маленькое разногласие может получить огромное значение, если оно послужит исходным пунктом поворота к известным ошибочным воззрениям и если эти ошибочные воззрения соединятся, в силу новых и добавочных расхождений, с анархическими действиями, доводящими партию до раскола.
77
См. Сочинения, 5 изд., том 7, стр. 287. Ред.
Именно так обстояло дело и в данном случае. Небольшое сравнительно разногласие по § 1 получило теперь громадное значение, ибо именно оно послужило поворотным пунктом к оппортунистическому глубокомыслию и к анархическому фразерству меньшинства (на съезде Лиги в особенности, а потом и на страницах новой «Искры»). Именно оно положило начало той коалиции искровского меньшинства с антиискровцами и с болотом, которая окончательно отлилась в определенные формы ко времени выборов и без понимания которой нельзя понять и главного, коренного расхождения в вопросе о составе центров. Маленькая ошибка Мартова и Аксельрода по § первому представляла из себя маленькую щель в нашей посудине (как я выразился на съезде Лиги). Можно было связать посудину покрепче, мертвым узлом (а не мертвой петлей, как послышалось Мартову, находившемуся во время съезда Лиги в состоянии, близком к истерике). Можно было направить все усилия на то, чтобы сделать щель большой, чтобы расколоть посудину. Вышло, благодаря бойкоту и тому подобным анархическим мерам усердных мартовцев, именно последнее. Разногласие по параграфу первому сыграло немалую роль в вопросе о выборе центров, а поражение Мартова по этому вопросу привело его к «принципиальной борьбе» путем грубо-механических и даже скандальных (речи на съезде «Заграничной лиги русской революционной социал-демократии») средств.
Теперь, после всех этих происшествий, вопрос о § первом получил, таким образом, огромное значение, и мы должны дать себе точный отчет и в характере группировок на съезде при голосовании этого § и, – что еще несравненно важнее, – в действительном характере тех оттенков в воззрениях, которые наметились или начали намечаться по § первому. Теперь, после известных читателям происшествий, вопрос поставлен уже таким образом: отразилась ли на формулировке Мартова, защищавшейся Аксельродом, его (или их) неустойчивость, шаткость и политическая расплывчатость, как выражался я на съезде партии (333), его (или их) уклонение в жоресизм и анархизм, как полагал Плеханов на съезде Лиги (102 и др. прот. Лиги)? Или на формулировке моей, защищавшейся Плехановым, отразилось неправильное, бюрократическое, формалистическое, помпадурское, не социал-демократическое понимание централизма? Оппортунизм и анархизм или бюрократизм и формализм? – так поставлен вопрос теперь, когда маленькое расхождение сделалось большим. И мы должны иметь в виду именно эту, – событиями навязанную нам всем, – исторически данную, сказал бы я, если б это не звучало слишком громко, – постановку вопроса при обсуждении по существу доводов за и против моей формулировки.
Начнем разбор этих доводов с анализа съездовских прений. Первая речь, тов. Егорова, интересна только тем, что его отношение (non liquet, мне еще не ясно, я еще не знаю, где правда) очень характерно для отношения многих делегатов, которым не легко было разобраться в действительно новом, довольно сложном и детальном вопросе. Следующая речь, тов. Аксельрода, ставит уже сразу вопрос принципиально. Это – первая принципиальная, вернее даже сказать, вообще первая речь тов. Аксельрода на съезде, и трудно признать его дебют с пресловутым «профессором» особенно удачным. «Я думаю, что нам нужно, – говорил тов. Аксельрод, – разграничить понятия – партия и организация. А здесь эти два понятия смешиваются. Это смешение опасно». Таков первый довод против моей формулировки. Присмотритесь к нему поближе. Если я говорю, что партия должна быть суммой (и не простой арифметической суммой, а комплексом) организации [78] , то значит ли это, что я «смешиваю» понятия партия и организация? Конечно, нет. Я выражаю этим совершенно ясно и точно свое пожелание, свое требование, чтобы партия, как передовой отряд класса, представляла собою нечто возможно более организованное, чтобы партия воспринимала в себя лишь такие элементы, которые допускают хоть минимум организованности. Наоборот, мой оппонент смешивает в партии организованные элементы с неорганизованными, поддающиеся руководству и не поддающиеся, передовые и неисправимо-отсталые, ибо исправимо-отсталые могут войти в организацию. Вот это смешение действительно опасно. Тов. Аксельрод ссылается дальше на «строго конспиративные и централистические организации прошлого» («Земли и воли» {100} и «Народной воли» {101} ): вокруг них-де «группировался целый ряд лиц, не входивших в организацию, но так или иначе помогавших ей и считавшихся членами партии… Этот принцип должен быть еще более строго проведен в социал-демократической организации». Вот именно тут мы и подошли к одному из гвоздей вопроса: действительно ли «этот принцип» есть социал-демократический, – принцип, разрешающий называть себя членами партии тем, кто ни в одну из организаций партии не входит, а только «так или иначе помогает ей»? И Плеханов дал единственно возможный ответ на этот вопрос: «Аксельрод был неправ в своей ссылке на 70-ые годы. Тогда существовал хорошо организованный и прекрасно дисциплинированный центр, существовали вокруг него созданные им организации разных разрядов, а что было вне этих организаций, было хаосом, анархией. Составные элементы этого хаоса называли себя членами партии, но дело не выигрывало, а теряло от этого. Нам нужно не подражать анархии 70-х годов, а избегать ее». Таким образом, «этот принцип», который тов. Аксельрод хотел выдать за социал-демократический, на самом деле есть принцип анархический. Чтобы опровергнуть это, надо показать возможность контроля, руководства и дисциплины вне организации, надо показать необходимость того, чтобы «элементам хаоса» было присваиваемо название членов партии. Защитники формулировки тов. Мартова не показали и не могли показать ни того, ни другого. Тов. Аксельрод для примера взял «профессора, который считает себя социал-демократом и заявляет об этом». Чтобы довести до конца мысль, заключающуюся в этом примере, тов. Аксельрод должен был бы сказать далее: признают ли сами организованные социал-демократы этого профессора социал-демократом? Не поставив этого дальнейшего вопроса, тов. Аксельрод бросил свою аргументацию на половине, В самом деле, одно из двух. Или организованные социал-демократы признают интересующего нас профессора социал-демократом, – и тогда почему бы им не включить его в ту или другую социал-демократическую организацию? Только при условии такого включения «заявления» профессора будут соответствовать его делам,
78
Слово «организация» употребляется обыкновенно в двух смыслах, широком и узком. В узком смысле оно означает отдельную ячейку человеческого коллектива, хотя бы в минимальной степени оформленного. В широком смысле оно означает сумму таких ячеек, сплоченных в одно целое. Например, флот, армия, государство представляют из себя в одно и то же время сумму организаций (в узком смысле слова) и разновидность общественной организации (в широком смысле слова). Учебное ведомство есть организация (в широком смысле слова), учебное ведомство состоит из ряда организаций (в узком смысле слова). Точно так же и партия есть организация, должна быть организацией (в широком смысле слова); в то же время партия должна состоять из целого ряда разнообразных организаций (в узком смысле слова). Поэтому тов. Аксельрод, говорящий о разграничении понятий – партия и организация, во-первых, не принял во внимание этой разницы в широком и узком значении слова организация, а во-вторых, не заметил того, что он сам смешал организованные и неорганизованные элементы в одну кучу.
100
Организация революционных народников «Земля и воля» образовалась осенью 1876 года в Петербурге; первоначально называлась «Северная революционно-народническая группа», с 1878 года известна как общество «Земля и воля». Ее членами были Марк и Ольга Натансоны, Г. В. Плеханов, О. В. Аптекман, А. Д. и А. Ф. Михайловы, А. А. Квятковский, M. Р. Попов, С. M. Кравчинский, Д. А. Клеменц, А. Д. Оболешев, С. Л. Перовская и другие выдающиеся революционеры-семидесятники. Не отказываясь от социализма как конечной цели, организация «Земля и воля» ближайшей целью выдвигала осуществление «народных требований, каковы они есть в данную минуту», т. е. требований «земли и воли». «Само собой разумеется, – говорилось в ее программе, – что эта формула может быть воплощена в жизнь только путем насильственного переворота», для подготовки которого выдвигались задачи возбуждения «народного недовольства» и «дезорганизации силы государства». Для агитации среди крестьян землевольцы организовывали деревенские «поселения», главным образом в земледельческих губерниях Поволжья и черноземного Центра. Они вели также агитационную работу среди рабочих и учащейся молодежи. 6(18) декабря 1876 года землевольцы организовали известную демонстрацию на Казанской площади в Петербурге. Хотя землевольцы и были связаны с некоторыми рабочими кружками, но они не могли и не хотели возглавить рабочее движение, отрицая, подобно другим народникам, передовую роль рабочего класса. Они не понимали и значения политической борьбы, которая по их мнению отвлекала силы революционеров и могла ослабить их связь с народом.
В отличие от народнических групп первой половины 70-х годов землевольцы создали стройную организацию, в основу которой были положены принципы строгой централизации и дисциплины. Организация состояла из «основного кружка» и территориальных и специальных групп (для работы в крестьянстве и среди рабочих, «дезорганизаторских» и пр.); во главе «основного кружка» стояла «администрация» («комиссия»), которая контролировала деятельность групп, снабжала их литературой, средствами и т. п. Устав общества, принятый зимой 1876–1877 года, требовал подчинения меньшинства большинству; безусловного принесения каждым членом на пользу организации «всех своих сил, средств, связей, симпатий и антипатий и даже самой жизни»; соблюдения полнейшей тайны относительно всех внутренних дел организации и т. п. В 1878–1879 годах землевольцами было издано 5 номеров журнала «Земля и Воля».
К 1879 году, под влиянием неуспеха социалистической агитации среди крестьян и усилившихся правительственных репрессий, большинство землевольцев стало склоняться к политическому террору как основному методу борьбы за осуществление своей программы. Разногласия между сторонниками старой тактики (во главе с Г. В. Плехановым) и сторонниками террора (А. И. Желябов и др.) привели к расколу «Земли и воли» на Воронежском съезде (июнь 1879 года); первые организовали общество «Черный передел», вторые – «Народная воля».
Чернопередельцы (Г. В. Плеханов, М. Р. Попов, П. Б. Аксельрод, Л. Г. Дейч, Я. В. Стефанович, В. И. Засулич, О. В. Аптекман, В. Н. Игнатов, А. П. Буланов и др.) в своих программных требованиях отстаивали в основном платформу «Земли и воли». В России и за границей (куда в 1880 году эмигрировали Плеханов, Дейч, Засулич, Стефанович и др.) издавались журнал «Черный Передел» и газета «Зерно». Впоследствии часть чернопередельцев эволюционировала к марксизму (Плеханов, Аксельрод, Засулич, Дейч и Игнатов создали в 1883 году первую русскую марксистскую организацию – группу «Освобождение труда»), другие, после 1 марта 1881 года (убийство Александра II), примкнули к народовольцам.
101
«Народная воля» – тайная политическая организация народников-террористов, возникшая в августе 1879 года в результате раскола народнической организации «Земля и воля». Во главе «Народной воли» стоял Исполнительный комитет, в состав которого входили А. И. Желябов, А. Д. Михайлов, . . Фроленко, Н. А. Морозов, В. Н. Фигнер, С. Л. Перовская, А. А. Квятковский и др. Оставаясь на позициях народнического утопического социализма, народовольцы, вместе с тем, встали на путь политической борьбы, считая важнейшей задачей свержение самодержавия и завоевание политической свободы. Их программа предусматривала организацию «постоянного народного представительства», избранного на основе всеобщего избирательного права, провозглашение демократических свобод, передачу земли народу, разработку мер по переходу в руки рабочих заводов и фабрик. «Народовольцы, – писал В. И. Ленин, – сделали шаг вперед, перейдя к политической борьбе, но связать ее с социализмом им не удалось» (Сочинения, 4 изд., том 8, стр. 54).
Народовольцы вели героическую борьбу против царского самодержавия. Но, исходя из ошибочной теории об «активных» героях и «пассивной» толпе, они рассчитывали добиться переустройства общества без участия народа, своими силами, путем индивидуального террора, устрашения и дезорганизации правительства. После 1 марта 1881 года правительство жестокими преследованиями, казнями и провокацией разгромило организацию «Народной воли».
Неоднократные попытки возродить «Народную волю», предпринимавшиеся на протяжении 80-х годов, были безрезультатны. Так, в 1886 году возникла группа, возглавляемая А. И. Ульяновым (братом В. И. Ленина) и П. Я. Шевыревым, разделявшая традиции «Народной воли». После неудачной попытки организовать покушение на Александра III в 1887 году группа была раскрыта и активные участники ее казнены.
Критикуя ошибочную, утопическую программу народовольцев, В. И. Ленин в то же время с большим уважением отзывался о самоотверженной борьбе членов «Народной воли» с царизмом. В 1899 году, в «Протесте российских социал-демократов», он указывал, что «деятели старой «Народной воли» сумели сыграть громадную роль в русской истории, несмотря на узость тех общественных слоев, которые поддерживали немногих героев, несмотря на то, что знаменем движения служила вовсе не революционная теория» (Сочинения, 5 изд., том 4, стр. 176).
Ссылаться на то, что мы – партия класса, в оправдание организационной расплывчатости, в оправдание смешения организации и дезорганизации – значит повторять ошибку Надеждина, который смешивал «философский и социально-исторический вопрос о «корнях» движения в «глубине» с технически-организационным вопросом» («Что делать?», стр. 91) [79] . Именно это смешение, с легкой руки тов. Аксельрода, повторяли затем десятки раз ораторы, защищавшие формулировку тов. Мартова. «Чем шире будет распространено название члена партии, тем лучше» – говорит Мартов, не объясняя, однако, какая же польза от широкого распространения названия, не соответствующего содержанию. Можно ли отрицать, что контроль за не входящими в организацию партии членами есть фикция? Широкое распространение фикции вредно, а не полезно. «Мы можем только радоваться, если каждый стачечник, каждый демонстрант, отвечая за свои действия, сможет объявить себя членом партии» (стр. 239). В самом деле? Каждый стачечник должен иметь право объявить себя членом партии? Этим положением тов. Мартов сразу доводит свою ошибку до абсурда, принижая социал-демократизм до стачкизма, повторяя злоключения Акимовых. Мы можем только радоваться, если социал-демократии удается руководить каждой стачкой, ибо прямая и безусловная обязанность социал-демократии руководить всеми проявлениями классовой борьбы пролетариата, а стачка есть одно из глубочайших и наиболее могучих проявлений этой борьбы. Но мы будем хвостистами, если допустим отождествление такой первоначальной, ipso facto [80] не более, как тред-юнионистской формы борьбы с всесторонней и сознательной социал-демократической борьбой. Мы будем оппортунистически узаконить заведомую фальшь, если дадим право каждому стачечнику «объявлять себя членом партии», ибо такое «объявление» в массе случаев будет объявлением ложным. Мы станем убаюкивать себя маниловскими мечтами, если вздумаем уверять себя и других, что каждый стачечник может быть социал-демократом и членом социал-демократической партии при том бесконечном раздроблении, угнетении и отуплении, которое при капитализме неизбежно будет тяготеть над очень и очень широкими слоями «необученных», неквалифицированных рабочих. Именно на примере «стачечника» особенно ясно видна разница между революционным стремлением социал-демократии чески руководить каждой стачкой и оппортунистической фразой, объявляющей членом партии каждого стачечника, Мы – партия класса, поскольку мы на деле социал-демократически руководим почти всем или даже всем классом пролетариата; но из этого только Акимовы могут делать вывод, что мы на словах должны отождествлять партию и класс.
79
См. Сочинения, 5 изд., том 6, стр. 120–121. Ред.
80
В силу самого факта, по существу. Ред.