Полное собрание сочинений. Том 83

Толстой Лев Николаевич

Ахъ, если бы не находили на тебя эти дикія минуты, я не могу представить себ, до какой степени дошла бы моя любовь къ теб. Должно быть такъ надо. Но если бы можно было избгать этаго, какъ бы хорошо было!

Я утшаюсь, что это было дурное настроеніе, к[оторое] давно прошло, и теперь, высказавъ, стряхнулъ съ себя. Но все-таки далеко до того чувства, к[оторое] я имлъ къ теб до полученія письма. — Да, то было слишкомъ сильно. Ну, будетъ; прости меня, если я теб сдлалъ больно. Вдь ты знаешь, что нельзя лгать между нами. —

Сережа детъ 21 съ Ив[аномъ] Мих[айловичемъ], а я вроятно 28-го. Я здоровъ, много работаю въ пол, землю мряю каждый день, и очень хорошо. Пью кумысъ и чувствую себя хорошо, т. е. уже теперь очень освженнымъ. — У насъ дней 5 были ужасные холода, я дрожу за васъ и за коклюшныхъ. — У насъ живется хорошо. Если бы у меня не было работы въ пол, то было бы ужасно скучно, что и требуется доказать. —

Боюсь за это письмо, какъ

бы оно не огорчило тебя. По себ знаю, когда любишь (но это я про себя говорю), то такъ натянуто сердце въ разлук, что каждое неловкое, грубое прикосновеніе отзывается очень больно. — Обнимаю тебя, душенька, цлую дтей. Хочешь, не хочешь, а долженъ признаться — радостне всхъ вспоминать о Миш.

На конверте: Тула. Графин Софь Андревн Толстой.

Печатается по автографу, хранящемуся в АТБ. Впервые напечатано по копии, сделанной С. А. Толстой, ПЖ, стр. 196—198. Дата Толстого.

¹ От 4, 5 и 7 июня 1883 г.

² Федор Федорович Громов, сын архитектора Ф. В. Громова и Елизаветы Николаевны, рожд. Карповой, инженер; шурин Н. В. Толстого, племянника Толстого.

³ С. А. Толстая писала 7 июня: «Милый Левочка, сегодня получила еще одно (четыре всего) письмо от тебя. На счет здоровья твоего я успокоилась, но твои разговоры с молоканами меня смутили столько же, сколько и нездоровье. Какая тебе охота, зная, что за тобой наблюдают, пускаться хотя бы в простые разговоры! Наделаешь и себе и мне хлопот и горя, а счастливее от этого никто не будет. Меня очень трогает, что ты так о нас тревожишься. Если б не коклюш, который относительно всё-таки легкий, всё было бы тихо и хорошо. Ты мне неприятно напомнил о твоем холодном, внезапном отъезде; я забыла уже. Но тогда, ты даже забыл проститься со мной. Ты уехал, а я заплакала; потом стряхнула с себя горькое чувство и сказала себе: «не нужна я, так и не надо, постараюсь и я также быть свободна от всяких чувств». И мне уж не так был тяжел твой отъезд, как бывало; я стала жить спокойно, и часто очень мне бывало хорошо, особенно от природы. — Если и тебе спокойно, то не спеши домой. Освежайся умом и телом. — Неприятно мне думать, что тот свежий взгляд на людей, живущих там и мне чуждых, которым ты взглянул на них, когда приехал, — теперь уже пропал и затемняется. Видно, опять, особенно с помощью Сережи, ты подпадаешь под их обдуманное и ненавистное мне влияние, и опять поднимается во мне утихнувшая буря. С грустью иногда думаю: вот приедешь, будет у всех радость свиданья и опять тебе, и, следовательно, и мне станет тяжело, что жизнь, кажущаяся нам нормальная и даже очень хорошая и счастливая, тебе будет тяжела. — Ведь всё тот же крокет по вечерам, катанье, гулянье, купанье, болтовня, ученье греческих, русских, немецких, французских и проч. грамматик по утрам, одеванье к обеду, ситчики и проч. и пр. Но мне всё это освещено красотой лета и природы, чувством, любви и исполнением долга к детям; радостью чтения (читаю Шекспира теперь), прогулок и многим другим. А ты уж не можешь этим жить — и грустно, очень грустно. Ради Бога, не сочти это за упрек; я так чувствую весь трагизм твоего положения и вместе так ценю и благодарю тебя, что ты трудишься и мучаешься с скучным тебе хозяйством, чтоб сделать мне и детям приятное и удобное» (ПСТ, стр. 215—216).

242.

1883 г. Июня 20. Самарский хутор.

Понедльникъ — вечеръ.

Сережа завтра детъ и свезетъ это письмо, въ Самару. Самъ онъ детъ на пароход съ четой Богоявленскихъ и съ Ив[аномъ] Мих[айловичемъ]. — Послднее письмо мое къ теб у меня на сердц. Можетъ быть, я былъ въ дурномъ расположеніи духа, когда писалъ. Во всякомъ случа не сердись на меня и не скучай, если только у тебя все хорошо. Совсмъ хорошо съ такой большой семьей не можетъ быть всегда; но если нтъ особенно дурнаго. Послднія письма твои¹ успокоили меня насчетъ коклюша. Но справедливо ли? — Я все время былъ очень здоровъ; но вчера разстроился желудкомъ, и нынче опять поправился — безъ всякихъ лекарствъ. Скучно мн безъ тебя и всхъ нашихъ — мочи нтъ; но потративъ уже столько времени, надо кончить, и потому пробуду вс 5 недль, т. е. выду, если буду живъ, во вторникъ, т.-е. 28, если не ошибаюсь. Сокращаетъ мн здсь время — работа землемрства и хозяйство; и какъ разъ къ этому же времени и дла вс кончу. Работа землемрства немного отрывала меня отъ правильнаго питья кумыса, и ужъ очень я изжегся на солнц, такъ что весь луплюсь; но эту послднюю недлю хочу себя² беречь. — Несмотря на скуку, впечатлній я получилъ пропасть; но именно впечатлній, а не мыслей. Мыслей нтъ. И не скажу, чтобы безъ нихъ было хорошо. Чувствуешь себя глупымъ и дряннымъ. — Желаешь себ всего получше и боишься смерти и болзни, А это все дурно. — Письмо это вроятно ты получишь незадолго до моего прізда и вмст съ Сережей. Онъ хоть плохой разсказчикъ, все таки разскажетъ все про меня и нашихъ жителей, кот[орые], я знаю, тебя тревожатъ — напрасно. Народъ все добрый, но для меня совсмъ неинтересный. Все ихъ міросозерцаніе мн давно знакомо.

Хотлъ я съ Сережей послать въ Москву деньги, чтобы заплатить проценты за домъ. Да не помню срокъ, количество и боюсь ему поручить. —

Денегъ я привезу, вроятно около 1000 рублей съ собою. Тогда пошлемъ. —

Посылаю съ Сережей человка до Самары, чтобы онъ привезъ мн твои письма, и съ большимъ волненіемъ буду ждать ихъ въ четвергъ. —

Лошадей Сухотинскихъ и своихъ нсколько все не успваю отправить. Должно быть, отправлю на этой недл. —

Прощай, душенька. Слишкомъ много хочется сказать, отъ этого не пишу. Цлую всхъ. Напишу еще по полученіи твоихъ. — Обнимаю те[бя].

На конверте: Тула. Графин Софь Андревн Толстой.

Печатается по автографу, хранящемуся в АТБ. Впервые опубликовано по копии, сделанной С. А. Толстой, в ПЖ, стр. 198—199. Датируется на основании почтовых штемпелей: «Бузулук. 23 июнь. 1883; Тула. 26 июнь. 1883» и пометы Толстого «понедельник», который падал на 20 июня 1883 г.

¹ Вероятно имеется в виду письмо от 12 июня.

²В подлиннике: себ.

243.

1883 г. Сентября 28. Я. П.

Сижу второй день въ совершенномъ одиночеств, и мн хорошо.¹ Ходилъ за валдшнепами, ихъ много — убилъ двухъ. Занимался, но плохо. Надюсь кончить здсь эту послднюю главу,² такъ, чтобы быть удовлетвореннымъ.

Это не письмо, а записочка, чтобъ ты знала, что я живъ, здоровъ; а то я напишу теб письмо, хоть не то, кот[орое] общалъ, а — письмо. Прощай, милый другъ, цлую тебя съ дт[ьми].

На конверте: Москва. Хамовницкой переулокъ, домъ Толстаго. Графин Софь Андревн Толстой.

Печатается по автографу, хранящемуся в АТБ. Впервые опубликовано по копии, сделанной С. А. Толстой, в ПЖ, стр. 199. Датируется на основании почтовых штемпелей: «Ясенки, почт. ст. 28 сентября 1883; Моск. почт. центр. отд. 29 сентября 1883».

¹ C. A. Толстая писала T. A. Кузминской об этой поездке Толстого в Ясную поляну от 9 октября: «он жил там десять дней, писал, охотился, был у него Урусов два дня; и видно уединение так было по душе Левочке, что он тяжело с ним расстался».

² Статья «В чем моя вера?».

244.

1883 г. Сентября 29. Я. П.

Четвергъ.

Сегодня пріхалъ изъ Крапивны.¹ Я здилъ туда по вызову въ присяжные.² Я пріхалъ въ 3-мъ часу. Засданье ужъ началось, и на меня наложили штрафъ въ 100 р[ублей]. Когда меня вызвали, я сказалъ, что не могу быть присяжнымъ. Спросили: по чему? Я сказалъ: по моимъ религіознымъ убжденіямъ. Потомъ другой разъ спросили: ршительно ли я отказываюсь. Я сказалъ, что никакъ не могу. И ушелъ. Все было очень дружелюбно. Нынче вроятно наложутъ еще двсти рублей, и не знаю, кончится ли все этимъ. Я думаю, что — да.

Въ томъ, что я именно не могъ поступить иначе, я увренъ, что ты не сомнваешься. Но, пожалуйста, не сердись на меня за то, что я не сказалъ теб, что я былъ назначенъ присяжнымъ. Я бы теб сказалъ, если бы ты спросила или пришлось; но нарочно говорить теб мн не хотлось. Ты бы волновалась, меня бы встревожила; а я и такъ тревожился и всми силами себя успокоивалъ. Остаться или вернуться въ Ясную я и такъ хотлъ, а тутъ и эта причина была. Такъ ты, пожалуйста, не сердись. Мн можно было совсмъ не хать. Тогда были бы т же штрафы, а въ слдующій разъ опять бы меня требовали. Но теперь я сказалъ разъ навсегда, что не могу быть. Сказалъ я самымъ мягкимъ образомъ, и даже такимъ выраженіемъ, что никто — мужики не поняли. — Изъ судейскихъ я никого не видалъ. Переночевалъ въ Крапивн. Все читалъ Тургенева.³ И нынче въ 9 часовъ выхалъ. День ясный, жаркой, чудо какъ хорошо. Въ 12 пріхалъ, и такъ какъ ничего не готово было, я ушелъ за валдшнепами, и вотъ проходилъ до 5 часовъ и сейчасъ пришелъ и теб пишу. —