Полное собрание сочинений. Том 83

Толстой Лев Николаевич

Печатается по автографу, хранящемуся в АТБ. Впервые опубликовано по копии, сделанной С. А. Толстой, в ПЖ, стр. 61—62. Датируется на основании слов письма: «мечтал я выехать завтра, но едва ли успею..... я поеду в пятницу». Пятница — 18 ноября, следовательно письмо написано в среду 16 ноября.

¹ Очевидно, в «Русском вестнике». Однако печатание «Войны и мира» в «Русском вестнике», ни отдельным изданием у Каткова не состоялось.

² См. прим. 12 к письму № 58.

³ С. А. Толстая писала в своем письме от 12 ноября 1866 г.: «Милый друг мой Лева, вообрази, нынче перед обедом вдруг является длинная англичанка Львовых с своей сестрой — нашей англичанкой. Меня даже всю в жар бросило, и теперь еще все мысли перепутались, и даже от волненья голова болит. Ну, как тебе всё это передать. Она такая, какою я её и ожидала. Очень молода, довольно мила, приятное лицо, даже хорошенькая очень, но наше обоюдное незнание языков — ужасно. Нынче сестра ее у нас ночует, покуда она переводит нам, но что будет потом — бог знает, я даже совсем теряюсь, особенно без тебя, мой милый друг. На этот раз вспомнила твое правило, что надо подумать, как всё это покажется через год легко и ничтожно. А теперь это даже

очень трудно. Дети обошлись, Таня сидела у нее на руках, глядела картинки, сама ей что-то рассказывала, Сережа с ней бегал, говорил, что «она как со мной играет!» Потом Таня представляла в детской, как Егличанка говорит, и вероятно, всё это образуется, — но покуда как-то всё это очень неестественно, тяжело, неловко и страшно. Тебя я как-то всё душой ищу, как свою опору, но пускай и без тебя; может быть скорей обойдется. Одно просто ужасно, что мы совсем не понимаем друг друга. Я думала, что буду лучше понимать. Сестра ее, т. е. Львовых англичанка, смотрит на всё как-то недоверчиво и недоброжелательно, а наша, кажется, добродушна и старается подделаться. Вот завтра напишу тебе, как будет без иереводчицы-сестры. Дети мои здоровы, только один Илюша кашляет, а Таня совсем перестала. Все веселы, не капризны, и спали днем. Я как-то очень сильно жила нравственно нынче всё утро; была очень нервно раздражена, но теперь всё это перековеркалось, и все нити ума и сердца направились на англичанку. [Здесь рисунок.] А нравственно меня с некоторого времени очень поднимает твой роман. Как только сяду переписывать, унесусь в какой-то поэтический мир, и даже мне покажется, что это не роман твой так хорош (конечно, инстинктивно покажется), а я так умна. Пожалуйста, ты не смейся надо мной, у меня очень голова болит, и я могу даже от этого врать. Только я, ей-богу, ничего не лгу, так стараюсь обо всем точно выражаться. — Левочка, теперь напишу тебе о том, что ты не любишь, но, право, необходимо. Дело в том, что ты мне оставил 50 р., и у меня почти всё разобрали на веревки, сани, жалованья, дорогу в Москву и проч. И всё, говорят, граф приказал, необходимо нужно. Так что мне не на что будет жить; а пшеницу, будто бы, граф приказал послать, когда придут новые работники, о которых, конечно, ни слуху, ни духу. Уж не знаю, как я пробьюсь. Лучше всего поспеши, всё-таки, если можно, скорее приехать. Так я запуталась. И хозяйство, и дети, и англичанка, и всё это».

Ханна Егоровна Тарсей (Hannah Tarsey) (р. около 1845 г.), дочь Садовника Виндзорского дворца, приехала из Англии в 1866 г., пробыла воспитательницей детей Толстых с 1866 г. до 1872 г., когда, вследствие слабого здоровья, уехала в Кутаис с Кузминскими гувернанткой детей Татьяны Андреевны. Через два года вышла замуж за кн. Дмитрия Георгиевича Мачутадзе. О ней см. Воспоминания Т. А. Кузминской, III, стр. 110—111, и Илья Толстой, «Мои воспоминания». М. 1914, стр. 12.

⁵ Кн. Евгений Владимирович Львов (1817—1896). В 1856—1858 гг. алексинский предводитель дворянства в Тульской губернии; с 1865 по 1869 г. занимал должность управляющего государственными имуществами Тульской губернии, отец премьера Временного правительства кн. Г. Е. Львова. Тульский помещик, — его имение «Поповка» Алексинского уезда. Сохранилось письмо к нему Толстого («Лев Николаевич Толстой. Юбилейный сборник», 1928, стр. 56). У него жила в качестве гувернантки Дженни Тарсей, рекомендовавшая свою сестру Толстым.

⁶ Согласно объявлению от управления Московско-Курской железной Дороги («Московские ведомости» за 1866 г., № 255) движение пассажирских поездов на участке от Москвы до Серпухова началось 17 ноября 1866 г.

1867

* 61.

1867 г. Марта 19. Москва.

Ну вотъ, моя голубушка, пишу съ чувствомъ настолько радостнымъ, сколько это возможно въ день похоронъ.¹ Я очень жаллъ, что сдлалъ съ тобой уговоръ телеграфировать только въ случа дурнаго. Мн хотлось телеграфировать теб, что все гораздо лучше, чмъ я ожидалъ. Вопервыхъ, здоровье Тани дйствительно поправилось за то время, что я ее не видалъ, такъ что она теперь посл этихъ 3-хъ дней горя все-таки никакъ не хуже, коли не лучше на видъ того, какъ я оставилъ ее. Горе вс они переносятъ хорошо. Таня мало плачетъ, молчитъ много, говоритъ только про Долли, но спитъ, стъ и кротка и добра. Не хорошо только, что она покашливаетъ, но и то скоре нервическимъ, чмъ чахоточнымъ кашлемъ. Разскажу все сначала. Пріхали мы — я по крайней мр — очень усталый (дорога ужасная) въ 12 часовъ. Дома были одна мама и Лиза, остальные на похоронахъ. Мама разсказала мн, что Долли умерла скоропостижно, нервнымъ ударомъ, какъ предполагают.² На счастье Тани, ея не было у Дьяковыхъ въ этотъ день, она была у Перфильевыхъ³ и очень весела весь этотъ вечеръ. Дьякова же ходила, одтая, сидла за столомъ, выпила бульону, вдругъ схватилась за голову, покраснла, встала, Дмитрій подъ руки провелъ ее въ свой кабинетъ, и тамъ она у него на рукахъ стала умирать, хрипть и черезъ 20 минутъ умерла.⁴ Маша⁵ и Софешъ⁶ были тутъ. Маша выросла, сформировалась, похожа на большую и ужасно жалка. Переодевшись, я похалъ въ домъ Лизаветы Алексвны Дьяковой,⁷ куда они должны были пріхать и перехать посл похоронъ, и, можешь себ представить странную случайность — я подъзжаю къ дому въ одно и тоже время, как идетъ изъ церкви похоронный поздъ мимо дома, и Дмитрій вызжаетъ изъ воротъ дома, присоединяясь къ позду и кричитъ мн: Машу и Таню оставилъ тутъ дома.⁸ Я захалъ къ нимъ, разцловался и поплакалъ съ этими милыми и жалкими двочками и похалъ догонять похороны на Пятницкое кладбище,⁹ гд и снесъ ее до могилы. Дмитрій въ оживленіи и волненіи озабоченности. Потомъ вернулись въ домъ Дьяковой. Сухотины и попы ли, а мы — Маша, Таня, Софешъ, Дмитрій посидли въ маленькой отдльной комнатк. Жалко очень было смотрть на отца съ дочерью, какъ они цловались и плакали. А[ндрей] Е[встафьевичъ] говоритъ, что они какъ тетеревяты, у к[оторыхъ] убьютъ матку, сойдутся вмст и пищатъ. Оттуда я увезъ Таню домой и хотлъ хать вечеромъ къ Дмитрію, но заснулъ, а онъ самъ къ намъ пріхалъ съ Софешъ и Машей. Маша очень трогательна и особенно тмъ мн очень дорога, что тебя ужасно любитъ и желаетъ видть. Очень, очень любитъ. Планы ихъ, какъ мы и предполагали, состояли сначала въ томъ, чтобы хать заграницу, но потомъ раздумали и ршили пожить недли три въ Москв, а потомъ ухать къ намъ и въ Чермошню. Я буду уговаривать ихъ пожить у насъ подольше. Старуха Дьякова подетъ съ ними въ Чермошню. Софешъ тоже очень жалка и мила, ее вс и Дмитрій очень любятъ и цнятъ, и она останется у нихъ. Долли, говорятъ, ужасно испортилась съ другаго дня, и Таня и Дьяковъ всетаки видли, а въ этомъ положеніи и на Таню, я чувствую, равное впечатлніе произвели и горе, и ужасъ смерти. Когда она пріхала съ Лизой отъ Перфильевыхъ въ день смерти, А[ндрей] Е[встафьевичъ] уже получилъ письмо Сухотина, что Долли умерла. Они ничего не сказали ей вечеромъ, а на другой день Петя¹⁰ взялся приготовить ее и понемножку, очень искусно, сказалъ ей. Она стала рыдать, хвататься за голову, не врила и на извощик¹¹ поскакала с Петей къ Дьяковымъ, тамъ искала ее везд, и наконецъ ей показали. Они тамъ вс жили. На одной половин стояла покойница, на другой — они жили. —

Тургеневъ здсь, ужасно лебезитъ передъ Берсами¹² и завтра назвался къ нимъ обдать. Я ду къ Дьякову. Каково событіе съ Лизаветой Андревной?¹³ — Здоровье мое хорошо, и я теперь вечеромъ, посл окончанія всего испытываю пріятное чувство, что все прошло лучше, чмъ я ожидалъ. Главное, Тани гораздо лучше, чмъ я ждалъ. Потомъ пріятно, что Дьяковъ и Маша рады мн и на меня и особенно на тебя смотрятъ, какъ на лучшихъ своихъ друзей. Я очень радъ, что тебя такъ любятъ, не я одинъ — тебя знаю. Прощай, моя душечька, цлую тебя, дтей и тетиньку.

Ежели тебя можетъ интересовать вопросъ, не въ Москв ли Шибзикъ,¹⁴ и не встрчусь ли я съ нимъ у Дьякова, то знай, что хотя онъ и въ Москв, я наврное сдлаю такъ, чтобы не видать его или не видать боле, какъ здравствуйте и прощайте. Прощай, милый, голубушка.

12 часовъ ночи.

Печатается по автографу, хранящемуся в АТБ. Одна фраза опубликована в «Литературном наследстве», № 19—21, стр. 705, другой отрывок — ПСТ, стр. 73. Полностью публикуется впервые. Датируется на основании того, что письмо написано вечером после погребенья Дарьи Александровны Дьяковой, похороненной в день своих именин 19 марта.

¹ Похороны Д. А. Дьяковой и ее смерть (17 марта 1867 г.) описаны Т. А. Кузминской в ее Воспоминаниях (III, стр. 127—130).

² А. Е. Берс в своем письме к С. А. Толстой от 18 марта 1867 г. писал: «По моему мнению, она умерла от разрыва кровеносного сосуда в груди, а может быть и от разрыва самого сердца».

³ Степан Васильевич и Анастасия Сергеевна Перфильевы.

⁴ В письме к С. А. Толстой А. Е. Берс так описал кончину Дьяковой: «в пятницу в 5 часов села она обедать, и поевши суп, она почувствовала дурноту. Дмитрий Алексеевич отнес ее на диван, где она и впала в совершенное беспамятство и хрипение. Это продолжалось около двух часов, и в это время ставили ей пиявки к носу. Переход в смерть был едва заметен. Утром послали вам телеграмму».

⁵ Марья Дмитриевна Дьякова, дочь Д. А. Дьякова.

⁶ Софья Робертовна Войткевич, гувернантка Дьяковых, впоследствии вторая жена Д. А. Дьякова.

⁷ Елизавета Алексеевна Дьякова, дочь Алексея Матвеевича Окулова (1806—1886). С 1836 г. третья жена Алексея Николаевича Дьякова, мачеха Дм. Ал. Дьякова. Была знакома с Пушкиным.

⁸ Эта встреча неверно описана Т. А. Кузминской в Воспоминаниях: «Когда на улицах двигалась печальная процессия, и мы, близкие, шли за гробом, я увидела, как кто-то догонял наше шествие и, поровнявшись с нами, соскочил на ходу с саней. Это был Лев Николаевич. Он ехал прямо с вокзала к Дьяковым и, узнав, где мы должны были итти, догнал нас. Я как сейчас, всё вижу и помню это» (III, стр. 129).

⁹ За Крестовской заставой по дороге в Останкино.

¹⁰ Петр Андреевич Берс.

¹¹Зачеркнуто: съ Петей

¹² Связь Тургенева с Берсами была старинная. В качестве домашнего врача А. Е. Берс ездил с родителями Тургенева за границу, когда Ивану Сергеевичу было четыре года. У В. П. Тургеневой была незаконная дочь от А. Е. Берса (Варвара Николаевна Богданович-Лутовинова, по мужу Житова). О близости А. Е. Берса с В. П. Тургеневой писал Ф. И. Б-в («Из воспоминаний о селе Спасском-Лутовинове» — «Русский вестник» 1885, 1, стр. 356 и 371): «По смерти мужа к Варваре Петровне наиболее близкими людьми были Dr. Б ***, образованный и очень красивый молодой человек..... Он присутствовал при смерти В. П-ны.... Мать ради дружбы к г. Б... готова была лишить сыновей наследства». Т. А. Кузминская писала: «Семья наша сохранила навсегда отношения с И. С. Тургеневым» («Моя жизнь дома и в Ясной поляне», І, стр. 12). Самое знакомство А. Е. Берса с его будущей женой состоялось в связи с тем, что он был в Туле проездом к Тургеневым в Орловское имение. В 1867 г. Толстой был в ссоре с Тургеневым, и они не видались; ссора эта продолжалась с 1861 г. по 1878 г., когда по инициативе Толстого дружеские отношения между обоими писателями восстановились. О ссоре Толстого с Тургеневым см. Фет, «Мои воспоминания», ч. I, стр. 370—371; «Дневники С. А. Толстой 1860— 1891». М. 1928, стр. 45—46. О взаимоотношениях Толстого и Тургенева см. Скворцов, «Тургенев и Толстой» («Журнал Министерства народного просвещения», 1917, XI—XII), Португалов, «Новое о прошлом. Л. Н. Толстой об И. С. Тургеневе» («Современник» 1913, III), С. Л. Толстой, «Тургенев в Ясной поляне» («Голос минувшего» 1918, № 1—4), Т. Л. Сухотина-Толстая, «И. С. Тургенев» («Друзья и гости Ясной поляны». М. 1923). Переписка Тургенева с Толстым опубликована в книге «Толстой и Тургенев. Переписка», ред. А. Е. Грузинского и М. А. Цявловского, изд. Сабашниковых. М. 1928, а также в тт. 60, 61 настоящего издания.

¹³ Вероятно слова эти относились к предстоявшему браку Елизаветы Андреевны Берс с Гавриилом Емельяновичем Павленковым (ум. в 1892 г.). Их свадьба состоялась 7 января 1868 г.

¹⁴ Кто такое Шибзик, установить не удалось.

С. А. Толстая писала во встречном письме от 21 марта 1867 г. (вечер): «Нынче необыкновенной деятельностью старалась заглушить в себе все мрачные мысли, но чем более старалась, тем упорнее приходили в голову самые грустные мысли. Только когда сижу и переписываю [«Войну и мир»], то невольно перехожу в мир твоих Денисовых и Nicolas, и это мне особенно приятно. Но переписываю я мало, всё некогда почему-то. А что мне делать? Завтра никак не могу еще иметь письма от тебя, и жду этого письма просто с болезненным нетерпением. Ведь подумай, я ничего не знаю, кроме лаконического содержания телеграммы, а воображение мое уже замучило меня. Знаешь, целый день хожу, как сумашедшая, ничего не могу есть, ни спать, и только придумываю, что Таня, что Дьяковы и всё воображаю себе Долли, и грустно, и страшно, да еще главное и тебя-то нет, и о тебе всё думаю, что может с тобой случиться. Приезжай скорей». (ПСТ, стр. 70.)