Полное собрание стихотворений
Шрифт:
Я повисла, птица вербная.
На одно крыло – серебряная,
На другое – золотая.
Меж Забавой и Заботой
Пополам расколота, —
Серебро мое – суббота!
Воскресенье – золото!
Коли грусть пошла по жилушкам,
Не по нраву – корочка, —
Знать, из правого я крылушка
Обронила перышко.
А коль кровь опять проснулася,
Подступила к щеченькам, —
Значит, к миру обернулася
Я бочком золотеньким.
Наслаждайтесь! –
Канет в страны дальние —
Ваша птица разноперая —
Вербная – сусальная.
29 декабря 1919
“В синем небе – розан пламенный…”
В синем небе – розан пламенный:
Сердце вышито на знамени.
Впереди – без роду-племени
Знаменосец молодой.
В синем поле – цвет садовый:
Вот и дом ему, – другого
Нет у знаменосца дома.
Волоса его как лен.
Знаменосец, знаменосец!
Ты зачем врагу выносишь
В синем поле – красный цвет?
А как грудь ему проткнули —
Тут же в знамя завернули.
Сердце на-сердце пришлось.
Вот и дом ему. – Другого
Нет у знаменосца дома.
29 декабря 1919
“Простите Любви – она нищая…”
Простите Любви – она нищая!
У ней башмаки нечищены, —
И вовсе без башмаков!
Стояла вчерась на паперти,
Молилася Божьей Матери, —
Ей в дар башмачок сняла.
Другой – на углу, у булочной,
Сняла ребятишкам уличным:
Где милый – узнать – прошел.
Босая теперь – как ангелы!
Не знает, что ей сафьянные
В раю башмачки стоят.
30 декабря 1919, Кунцево – Госпиталь
“Звезда над люлькой – и звезда над гробом…”
Звезда над люлькой – и звезда над гробом!
А посредине – голубым сугробом —
Большая жизнь. – Хоть я тебе и мать,
Мне больше нечего тебе сказать,
Звезда моя!..
4 января 1920, Кунцево – Госпиталь
“Дитя разгула и разлуки…”
Дитя разгула и разлуки,
Ко всем протягиваю руки.
Тяну, ресницами плеща,
Всех юношей за край плаща.
Но голос: – Мариула, в путь!
И всех отталкиваю в грудь.
Январь 1920
“Править тройкой
Править тройкой и гитарой
Это значит: каждой бабой
Править, это значит: старой
Брагой по башкам кружить!
Раскрасавчик! Полукровка!
Кем крещен? В какой купели?
Все цыганские метели
Оттопырили поддевку
Вашу, бравый гитарист!
Эх, боюсь – уложат влежку
Ваши струны да ухабы!
Бог с тобой, ямщик Сережка!
Мы с Россией – тоже бабы!
<Начало января 1920>
“У первой бабки – четыре сына…”
У первой бабки – четыре сына,
Четыре сына – одна лучина,
Кожух овчинный, мешок пеньки, —
Четыре сына – да две руки!
Как ни навалишь им чашку – чисто!
Чай, не барчата! – Семинаристы!
А у другой – по иному трахту! —
У той тоскует в ногах вся шляхта.
И вот – смеется у камелька:
“Сто богомольцев – одна рука!”
И зацелованными руками
Чудит над клавишами, шелками...
Обеим бабкам я вышла – внучка:
Чернорабочий – и белоручка!
Январь 1920
“Я эту книгу поручаю ветру…”
Я эту книгу поручаю ветру
И встречным журавлям.
Давным-давно – перекричать разлуку —
Я голос сорвала.
Я эту книгу, как бутылку в волны,
Кидаю в вихрь войн.
Пусть странствует она – свечой под праздник —
Вот так: из длани в длань.
О ветер, ветер, верный мой свидетель,
До милых донеси,
Что еженощно я во сне свершаю
Путь – с Севера на Юг.
Москва, февраль 1920
“Доброй ночи чужестранцу в новой келье…”
Доброй ночи чужестранцу в новой келье!
Пусть привидится ему на новоселье
Старый мир гербов и эполет.
Вольное, высокое веселье
Нас – что были, нас – которых нет!
Камердинер расстилает плед.
Пунш пылает. – В памяти балет
Розовой взметается метелью.
Сколько лепестков в ней – столько лет
Роскоши, разгула и безделья
Вам желаю, чужестранец и сосед!
Начало марта 1920
Психея
Пунш и полночь. Пунш – и Пушкин,
Пунш – и пенковая трубка
Пышущая. Пунш – и лепет