Полное собрание творений. Том 4
Шрифт:
Кто отвалит нам камень от дверей гроба? Эти слова святых жен имеют свое таинственное значение. Оно так назидательно, что любовь к ближним и желание им душевной пользы не дозволяют умолчать о нем.
Гроб — наше сердце. Было сердце храмом; соделалось оно гробом. В него входит Христос посредством таинства крещения, чтоб обитать в нас и действовать из нас. Тогда сердце освящается в храм Богу. Мы отнимаем у Христа возможность {стр. 147} к действованию, оживляя нашего ветхого человека, действуя постоянно по влечению нашей падшей воли, нашего отравленного ложью разума. Христос, введенный крещением, продолжает пребывать в нас, но как бы изъязвленный и умерщвленный нашим поведением. Нерукотворенный храм Божий превращается в тесный и темный гроб. Ко входу его приваливается камень велий зело. Враги Божии приставляют ко гробу стражу, скрепляют печатью отверстие, замкнутое камнем, припечатывая камень к скале, чтоб кроме тяжести, знаменательная печать воспрещала прикасаться к камню. Враги Божии сами наблюдают за сохранением умерщвления! они обдумали и установили все препятствия, чтоб предупредить воскресение,
Камень — это недуг души, которым хранятся в неприкосновенности все прочие недуги, и который святые Отцы называют нечувствием [442]. Что это за грех? о нем мы и не слыхали, скажут многие. По определению Отцов, нечувствие есть умерщвление духовных ощущений, есть невидимая смерть духа человеческого по отношению к духовным предметам, при полном развитии жизни по отношению к предметам вещественным. Случается, что от долговременной телесной болезни истощатся все силы, увянут все способности тела: тогда болезнь, не находя себе пищи, престает терзать телосложение; она покидает больного, оставя его изнуренным, как бы умерщвленным, неспособным к деятельности по причине изнурения страданиями, по причине страшной, немой болезненности, не выражающейся никаким особенным страданием. То же самое совершается и с духом человеческим. Долговременная нерадивая жизнь среди постоянного развлечения, среди постоянных произвольных согрешений, при забвении о Боге, о вечности, при невнимании или при внимании самом поверхностном заповедям и учению Евангелия, отнимает у нашего духа сочувствие к духовным предметам, умерщвляет его по отношению к ним. Существуя, они престают существовать для него, потому что жизнь его для них прекратилась: все силы его направлены к одному вещественному, временному, суетному, греховному.
Всякий, кто захочет беспристрастно и основательно исследовать состояние души своей, усмотрит в ней недуг нечувствия, усмотрит обширность значения его, усмотрит тяжесть {стр. 148} и важность его, сознается, что он — проявление и свидетельство мертвости духа. — Когда мы захотим заняться чтением Слова Божия, какая нападает на нас скука! как все, читаемое нами, представляется нам малопонятным, не заслуживающим внимания, странным! как желаем мы освободиться скорее от этого чтения! Отчего это? оттого, что мы не сочувствуем Слову Божию. — Когда мы встанем на молитву, какую ощущаем сухость, холодность! как спешим окончить наше поверхностное, исполненное развлечения моление! Это отчего? оттого, что мы чужды Богу: мы веруем существованию Бога мертвой верой; Его нет для ощущения нашего. — Отчего забыта нами вечность? Разве мы исключены из числа тех, которые должны вступить в ее необъятную область? разве смерть не предстоит нам лицом к лицу, как предстоит она прочим человекам? Отчего это? оттого, что мы прилепились всею душою к веществу, никогда не думаем и не хотим думать о вечности, утратили драгоценное предощущение ее, стяжали ложное ощущение к нашему земному странствованию. Это ложное ощущение представляет нам земную жизнь бесконечною. Мы столько обмануты и увлечены ложным ощущением, что сообразно ему располагаем все действия наши, принося способности души и тела в жертву тлению, нисколько не заботясь об ожидающем нас ином мире, между тем как мы непременно должны сделаться вечными жителями этого мира. — Отчего источаются из нас, как из источника, празднословие, смехословие, осуждения ближних, колкие насмешки над ними? отчего мы проводим без отягощения многие часы в пустейших увеселениях, не находим сытости в них, стараемся одно суетное занятие заменить другим, а кратчайшего времени не хотим посвятить на рассматривание согрешений своих, на плач о них? оттого, что мы стяжали сочувствие к греху, ко всему суетному, ко всему, чем вводится грех в человека и чем хранится грех в человеке; оттого, что мы утратили сочувствие ко всем упражнениям, вводящим в человека, умножающим и хранящим в человеке боголюбезные добродетели. Нечувствие насаждается в душу враждебным Богу миром и враждебными Богу падшими ангелами, при содействии нашего произволения. Оно возрастает и укрепляется жизнию по началам мира; оно возрастает и укрепляется от последования своим падшим разуму и воли, от оставления служения Богу и от небрежного служения Богу. Когда нечувствие укоснит в душе и соделается ее качеством, {стр. 149} тогда мир и миродержцы прилагают к камню печать свою. Печать эта состоит в общении человеческого духа с падшими духами, в усвоении духом человеческим впечатлений, произведенных на него духами падшими, в подчинении насильственному влиянию и преобладанию духов отверженных.
Кто отвалит нам камень от дверей гроба? Вопрос, исполненный заботливости, печали, недоумения. Ощущают эту заботливость, эту печаль, это недоумение те души, которые направились ко Господу, оставив служение миру и греху. Пред взорами их обнаруживается, во всем ужасном объеме и значении своем, недуг нечувствия. Они желают и молиться с умилением и упражняться в чтении Слова Божия вне всякого другого чтения, и пребывать в постоянном созерцании греховности своей, в постоянном болезновании о ней; словом сказать, желают усвоиться, принадлежать Богу, — встречают неожиданное, неизвестное служителям мира, сопротивление в самих себе: нечувствие сердца. Сердце, пораженное предшествовавшею нерадивою жизнию, как бы смертельною язвою, не обнаруживает никакого признака жизни. Тщетно собирает ум помышления о смерти, о суде Божием, о множестве согрешений своих, о муках ада, о наслаждении рая; тщетно старается ум ударять в сердце этими помышлениями: оно пребывает без сочувствия к ним, как бы и ад, и рай, и суд, и согрешения, и состояние падения и погибели не имели к сердцу никакого отношения. Оно спит глубоким сном, сном смертным: оно спит, напоенное и упоенное греховною отравою. Кто отвалит нам камень от дверей гроба? Камень этот — велий зело.
По наставлению святых Отцов, для уничтожения нечувствия нужно со стороны человека постоянное, терпеливое, непрерывное действие против нечувствия, нужна постоянная, благочестивая, внимательная жизнь. Такою жизнию наветуется жизнь нечувствия; но одними собственными усилиями человека не умерщвляется эта смерть духа человеческого: уничтожается нечувствие действием Божественной благодати. Ангел Божий, по повелению Бога, нисходит в помощь к труждающейся и утружденной душе, отваливает камень ожесточения от сердца, исполняет сердце умиления, возвещает душе воскресение, которое бывает обычным последствием постоянного умиления [443]. Умиление есть первый признак оживления сердца {стр. 150} в отношении к Богу и к вечности. Что такое — умиление? умиление есть ощущение человеком милости и сострадания к самому себе, к своему бедственному состоянию, состоянию падения, состоянию вечной смерти. О Иерусалимлянах, приведенных в это настроение проповедию святого апостола Петра и склонившихся принять христианство, Писание говорит, что они умилишася сердцем [444].
Не нуждалось тело Господа в благовонном мире мироносиц. Помазание миром оно предварило воскресением. Но святые жены благовременною покупкою мира, ранним шествием при первых лучах солнца к живоносному гробу, пренебрежением страха, который внушался злобою Синедриона и воинственною стражею, сторожившею гроб и Погребенного, явили и доказали опытно свой сердечный залог к Господу. Дар их оказался излишним; сторично вознагражден он явлением доселе невиданного женами Ангела, известием, не могущим не быть преизобильно верным, о воскресении Богочеловека и воскресении с Ним человечества.
Не нужно Богу, для Него Самого, посвящение жизни нашей, посвящение всех сил и способностей наших в служение Ему: для нас это необходимо. Принесем их, как миро, ко гробу Господа. Благовременно купим миро — благое произволение. С юности нашей отречемся от всех жертв греху: на эту цену купим миро — благое произволение. Служения греху невозможно соединить со служением Богу: первым уничтожается второе. Не попустим греху умертвить в духе нашем сочувствие к Богу и ко всему Божественному! не попустим греху запечатлеть нас своими впечатлениями, получить над нами преобладание насильственное. Вступивший в служение Богу с дней неиспорченной юности, и пребывающий в этом служении с постоянством, подчиняется непрестанному влиянию Святого Духа, запечатлевается исходящими от Него благодатными, всесвятыми впечатлениями, стяжевает, в свое время, деятельное познание воскресения Христова, оживает во Христе духом, соделывается, по избранию и повелению Божиим, проповедником воскресения для братии своей. — Кто по неведению или увлечению поработился греху, вступил в общение с падшими духами, сопричислился им, утратил в духе своем связь с Богом и небожителями, тот да уврачует {стр. 151} себя покаянием. Не будем отлагать врачевания нашего день за день, чтоб не подкралась неожиданно смерть, не восхитила нас внезапно, чтоб мы не оказались неспособными к вступлению в селения некончающегося покоя и праздника, чтоб не были ввергнуты, как непотребные плевелы, в пламень адский, вечно жгущий и никогда не сожигающий. Врачевание застарелых недугов совершается не так скоро и не так удобно, как то представляет себе неведение. Не без причины милосердие Божие дарует нам время на покаяние; не без причины все святые умоляли Бога о даровании им времени на покаяние. Нужно время для изглаждения впечатлений греховных; нужно время, чтоб запечатлеться впечатлениями Святого Духа; нужно время для очищения себя от скверны; нужно время, чтоб облечься в ризы добродетелей, украситься боголюбезными качествами, которыми украшены все небожители.
Воскресает в человеке, приготовленном к тому, Христос, и гроб — сердце — снова претворяется в храм Божий. Воскресни, Господи, спаси мя, Боже мой [445]; в этом таинственном и вместе существенном воскресении Твоем заключается мое спасение. Аминь.
Поучение
в Неделю четвертую по Пасхе,
о расслабленном
О наказаниях Божиих
Се, здрав еси: ктому не согрешай, да не горше ти что будет [446]. Такое завещание дал Господь исцеленному Им расслабленному, как мы слышали сегодня в Евангелии.
Возлюбленные братия! Это завещание Господа имеет для нас значение величайшей важности. Оно возвещает нам, что мы подвергаемся болезням и прочим бедствиям земной жизни за согрешения наши. Когда же Бог избавит нас от болезни или бедствия, а мы снова начнем проводить греховную жизнь, то снова подвергаемся бедствиям, более тяжким, нежели какими были первые наказания и вразумления, посланные нам от Бога.
{стр. 152}
Грех — причина всех скорбей человека и во времени и в вечности. Скорби составляют как бы естественное последствие, естественную принадлежность греха, подобно тому как страдания, производимые телесными недугами, составляют неизбежную принадлежность этих недугов, свойственное им действие. Грех, в обширном смысле слова, иначе, падение человечества или вечная смерть его, объемлет всех человеков без исключения; некоторые грехи составляют печальное достояние целых обществ человеческих; наконец, каждый человек имеет свои отдельные страсти, свои особенные согрешения, принадлежащие исключительно ему. Грех, во всех этих различных видах, служит началом всех скорбей и бедствий, которым подвергается вообще человечество, подвергаются человеческие общества, подвергается каждый человек в частности.
Состояние падения, состояние вечной смерти, которой заражено, поражено, убито все человечество, есть источник всех прочих согрешений человеческих, и общественных и частных. Расстроенное ядом греха естество наше стяжало способность согрешать, стяжало влечение ко греху, подчинилось насилию греха, не может не производить из себя греха, не может обойтись без него ни в каком виде деятельности своей. Никто из человеков необновленных не может не грешить, хотя бы и не хотел грешить [447].