Полное собрание творений. Том 7
Шрифт:
Недостойный Арх<имандрит> Игнатий.
Стефану получше. Сысой захворал прошлогоднею болезнию.
1847 года
Августа 24 дня
№ 8
Не желая пропустить почты не написав тебе ничего, извещаю, что я на прошлой неделе был в Ярославле. Таким образом окончив свои разъезды, начинаю сидеть дома и лечиться. Ноги мои начинают издавать испарину, с которою вместе, кажется, выходит и болезнь. Христос с тобою, будь здоров и благополучен. Всем братиям — мой усерднейший поклон.
Недостойный Архимандрит Игнатий.
1 сентября
№ 9
Отец Наместник Игнатий!
При сем препровождаю к Вам письмо О<тца> Казначея Вифанского монастыря Иеромонаха Вениамина, в котором он Отец Казначей объясняет начало болезни Иеромонаха Мефодия, его родного брата, находящегося ныне в Старо-Ладогском Николаевском Монастыре. По просьбе Иеромонаха Вениамина и по собственному своему усмотрению, находя нужным, чтоб сии сведения были известны С.-Петербургскому Епархиальному Начальству, препровождаю к Вам письмо Иеромонаха Be{стр. 349}ниамина с тем, чтоб Вы оное представили по благоусмотрению Вашему.
Архимандрит Игнатий.
1847
Сентября 1 дня
№ 10
Истинный друг мой
Отец Игнатий!
Получив письмо твое от доброго знакомого нашего, с ним отправляю и пространный ответ; а чтоб и по почте, которая, вероятно, придет скорее, не лишить тебя известия о мне, пишу сии строки. Лечусь; крывшаяся во мне простуда кидается во все стороны, в особенности сильный переворот в ногах, в которых то начнется дерганье жил, то лом, то испарина — после сего чувствую облегчение и оживление ног. Но от диеты и испарины слабы. Ну уж какое славное, чудесное безмолвие. Кажется, проводил бы до гроба такую жизнь. Препровождаю при сем письмо от Рослякова; передай его Николиньке, чтоб он известил Рослякова: пусть делает как хочет и знает. В месте, где он живет, терпят его немощи; в другом неизвестно — потерпят ли? А здесь мне взять его на свое попечение и иждивение невозможно. Письмо его по прочтении истреби, чтоб не попалось в руки Аполлосу и не расстроило бы его.
Каково поживает Влас Михайлович?
Степе то получше, то опять хуже; Сисою лучше.
Будь здоров.
Тебе преданнейший о Господе
Архимандрит Игнатий.
8 сентября
Впрочем, я говорил О<тцу> Игумену о Рослякове, он согласен его принять.
С Даниилом Петровичем препровождаю мои испорченные часы; отдай их Мизеру для поправки и с Николинькою пришли.
№ 11
Истинный друг мой Отец Игнатий!
С несказанным сердечным утешением читаю твои письма и благодарю Господа Бога, что Он по неизреченной своей милости даровал мне такового и искреннего, доброго, верного и умно{стр. 350}го друга, как ты. Жизнь наша коротка. Что в ней ни приобретешь — все должно оставить при входе в вечность. Одно благо, которое пойдет с нами туда: любовь к Богу и любовь ради Бога к ближнему. Молю Бога, чтоб любовь наша была вечною. В письмах, идущих по почте, не забываю вставлять слова для политики, принужден кое-что умалчивать из опасения косой ревизии. А это письмо идет с добрейшим Даниилом Петровичем, который был у меня 5-го Сентября. — В двух обителях на пути моем принят я был как родной: в Угрешской и Бородинской. Угрешский Отец игумен думает на покой. Его казначей и другой Иеромонах, друг казначея, — точно наши Сергиевские; казначей знаком был со мною в Лопотове монастыре, заимствовал от меня направление в монашеской жизни и сохранил его доселе. Они меня на руках носили и в случае выбытия на покой игумена намерены переместиться к нам: это прекраснейшие люди. Бородинская Г-жа Игуменья приняла очень радушно. Первый день занимался беседою с одною ею, а Степана тормошили сестры. На другой день некоторые из них познакомились со мною. А когда я уезжал, то некоторые из них, провожая со слезами, говорили: мы с Вами — точно с родным Отцом, как будто век знали. И я с ними породнился — есть такие прекрасные души, — многие с хорошим светским образованием. Митрополит Московский был очень добр; постарел. У Преосвященного Григория Тверского гостил целые сутки; он самый прямой человек и принял меня с особенным радушием. С Лаврским наместником Антонием я очень не сошелся, а поладил с Академическим Ректором Алексеем [212]. Из Московских Архимандритов мне понравился наиболее О<тец> Феофан Донской. Наместник обошелся со мною сначала довольно нагло, потом поумялся. Нашел в Вифанской Семинарии иеромонаха Леонида [213], Профессора и Магистра из флотских офицеров, который в Петербурге бывал у меня. В посаде живет его матушка-старушка, которую он содержит своим жалованьем. Иду из Академии к саду — встречает меня незнакомая старица, останавливает: «Ах, Батюшка, говорит, как я вам благодарна за сына моего: направление, которое вы дали в Петербурге, его руководствует в пути им избранном так благополучно; я мать Леонида». Он приходил ко мне вечером и как пред Духовником поверил всю жизнь свою со всею простотою и откровенностью. Этот случай — пребывание в Бородине, на Угреше, — из светских в Москве Мальцевы, Назимов (ныне Генерал, бывший при Наследнике Флигель-адъютант) и, наконец, в Ба{стр. 351}байках приезд одной из сестер моих — меня очень тронули и утешили. Какие есть на свете души! И как чудно слово Божие! Недаром один святой Отец говорит, что сеятель сеет сряду, а неизвестно, которое зерно взойдет и который участок земли даст обильнейший урожай. Преосвященные Костромской и Ярославский приняли меня очень ласково. Сошелся довольно с Костромским Ректором, с человеком благонамеренным и прямодушным, имеющим ревность к благочестию. Здесь в монастыре знаком только с О<тцом> Игуменом, с ним иногда я вижусь, более почти ни с кем. Сижу дома, никуда не выходя. Такая жизнь мне чрезвычайно нравится. В Москве зубной врач, приглашенный мною по случаю разболевшихся зубов, нашел, что зубы мои очень исправны, но что они поражены ревматизмом, против которого дал полосканье: французская водка или ром, настоянные свежим хреном. Этим велел полоскать, разводя с водою, также мазать снаружи около шеи и за ушами. Видя отличное действие этой национальной микстуры, я попробовал помазать мои ноги, которые по временам очень болели и всегда зябли. Когда я их помазал, то они начали согреваться, а чрез несколько дней капает из них пот и явилась переходящая боль ревматическая, т. е. простуда, сидевшая под маской и прикрытием, — обнаружилась. Наш добрейший Иван Васильевич [214] говорил мне правду: у вас замаскированный ревматизм. Разумеется, я тотчас прекратил окачивание себя из душа, а решился попить декокту из Сассапарели при натирании хренною настойкою, доколе совсем не прекратятся боли. — Степану получше; он один мне служит. Сисой лежит и пьет декокт Сассапарельный. Вот все здешние новости. Публика Ярославская и Костромская очень ко мне милостивы.
Теперь начинаю отвечать на все пункты писем твоих (извини, что худо пишу: пишу на налое, чтоб не так скоро устать и побольше написать). 1) На то, которое от 22 августа. Бог тебе открывает понятие о монашеской жизни, которая есть совершенство Христианское. Это Божий дар: возделывай его. При естественной доброте твоего сердца, при прямоте твоего рассудка, стяжи еще доброту Евангельскую и Евангельский разум. Бог, Который даровал тебе прекрасные естественные свойства, да дарует и Евангельские. Точно, как ты говоришь, — ни порядка, ни благонравия, ни даже таких духовных познаний не встретишь, как в нашей обители. Благодарю тебя за Отца Иосифа; он очень добрый и мягкосердечный, но по неопытности лезет как овца к волкам. Моисей сдуру куда врезался! — к начальству сильному, {стр. 352} от которого уйти не легко, — и в какое место! В место, где все личина и все напоказ. Лавра мне очень не понравилась, кроме святынь ее. Совершенно торговое место — братство в полной свободе, певчие с такими вариациями, что хоть вон беги из церкви. По местоположению понравились два монастыря — Угрешский и Бабаевский. В обоих воды прекрасные. — Моисей тоже очень тебя любит, как и ты его. Разочаровался в Антонии, говорил мне: Батюшка, ныне и такого Настоятеля, каков наш Наместник, т. е. ты, не найти. — Благодарю за распоряжения по письму Лихачева; будете делить эту кружку после 1-го октября, то из моей суммы возьми сто р<ублей> серебром по назначению для твоих расходов, пятьдесят асс. отдай Павлу Петровичу и остальные пришли мне. Отца Пафнутия я не думал бы снова ставить на крылос, тем более что он хочет вести крылос в том устаревшем провинциальном вкусе, который ему нравится, но который нам вовсе нейдет. Нам нужно стремиться к совершенной простоте, с которой бы соединялось глубокое благоговейное чувство. Штучки предоставим
2) На письмо от 25 августа, что с Полозовым. Как выше я сказал, показавшаяся испарина заставила меня остановить леченье водою. Вода в Солонице имеет небольшую солоноватость и очень полезна, но близ Гилица есть настоящие соленые воды целительные. В них купался Пр<еосвященный> Иустин и почувствовал большую пользу. Мне мешает скоро поправиться гнездящаяся во мне простуда; при всем том по временам чувствую себя довольно хорошо. Даниил Петрович был необыкновенно мил, доставил порошок от насекомых. Чай получил по {стр. 353} почте. Благодарю тебя, что побывал у Преосвященных. — Должно быть, Харьковский не по Питерскому православию пришелся [215]. Если что узнаешь, то напиши в письме, о котором будешь уверен. Если случится увидеться с Преосвященными, то всем скажи мой усерднейший поклон и прошение благословения, увидев Харьковского, поблагодари за его расположение — навсегда: это — сердце сердцу весть подает, и я прошу его принять мое таковое же расположение, основанное на истинном служении Богу и Церкви. Поклон от него Пр<еосвященному> Иустину я правил! Очень рад, что уборка полевых продуктов идет успешно, я по всей дороге не видал таких хлебов, какие у нас. О косулях [216] я сам думал: нахожу, что удобнее будет прислать зимою; водою, кажется, уже поздно. Мне сказывали здешние агрономы, что траву непременно должно посыпать гипсом, высевать 30-ть пудов на десятину; гипс действует два года; а на один и тот же участок сыплют его не раньше, как через 8-мь лет тоже по какой-то причине, которую мне не могли хорошенько объяснить, которую и я не хорошо выслушал. Забавно твое рассуждение по случаю проданной ставы о Петре Мытаре. Приложенное письмецо доставь покупщице ставы. Княгине Варваре Аркадьевне скажи мой усерднейший поклон и также доставь приложенные строки. При свидании с Госпожою Игумениею Феофаниею [217] засвидетельствуй ей, равно и Матери Варсонофии [218] мой усерднейший поклон. Хорошо, что с Андреем Николаевичем <Муравьевым> ты был осторожен: это прикрытый личиною дружбы враг мой и именно твой. Вели Михаилу Хуторному или Петруше, или если есть при Монастырских садах садовник, — насадить школу дубовыми желудями. Хотелось бы прислать для школы кедровых орехов, — пришлю, если не забуду: их садят, ровно как желуди, с осени. Принятие и отпуск братии — одобряю. Я наведывался здесь о людях, именно с крылосными способностями, но до сих пор еще ни один не пришелся мне по глазам и по сердцу. Ты не можешь себе представить, какая повсюду скудость в людях! Наместник Воронежский Платон, о котором ты мне говорил, ныне Наместником в Ипатьевском монастыре, Игуменом и Членом здешней Консистории. С Отцом Феоктистом мы очень ладим: человек добрый и открытый; здесь гостит его матушка — помещица, преинтересная старушка — старых времен человек! Если Пафнутий снова подает прошение в Святейший Синод — тем более не должны пускать его на крылос. Крылосные к нему не расположены; а он как человек, способный к штукам, пожалуй {стр. 354} для своих плотских видов, не остановится приводить братию в расстройство. А наши просты! О Владимире я тебе пишу на всякий случай; я ему ничего не сказал, отложил ответ мой до будущего времени. Наконец — благодарю Господа Бога, что у Вас идет все хорошо. Молитесь о мне. Ныне мудреное время; где ни насмотрелся — везде зло берет верх, а благонамеренные люди находятся в гнетении. Спаситель мира повелел стяжевать души свои терпением. Полагаюсь на волю Божию. Здешнее уединение показывает мне ясно, что по природным моим свойствам и по монастырскому моему образованию — быть бы мне пустынником; а положение мое среди многолюдного, столичного города между людьми с политическим направлением, — есть вполне не натуральное, насильственное. Молитва и слово Божие — вот занятие единственно мне идущее. При помощи уединения могли бы эти два занятия, кажется мне судя по опытам, — очень процвести, и желал бы я ими послужить ближним. Для прочего служения есть довольно людей, с преизбытком; а для этого ныне, просто сказать, не найти. Повирают — и то не многие, а чтоб кто сказал истину Христову — точно не найти! Сбывается слово Христово: в последние времена обрящет ли Сын Божий веру на земли! Науки есть, Академии есть, есть Кандидаты, Магистры, Докторы Богословия (право — смех! да и только), эти степени даются людям; к получению такой степени много может содействовать чья-нибудь б… Случись с этим Богословом какая напасть — и оказывается, что у него даже веры нет, не только Богословия. Я встречал таких: доктор Богословия, а сомневается, был ли на земле Христос, не выдумка ли это, не быль ли, подобная мифологической! Какого света ожидать от этой тьмы!
Христос с тобою. Всем братиям мой усердней поклон.
Тебе преданнейший друг, недостойный
Арх<имандрит> Игнатий.
Скажи Федору Федоровичу Киселеву, что я получил от князя Шихматова письмо, в котором он очень извиняется, что не мог исполнить известного желания нашего.
Письма от Фридриксовой ко мне посылай не иначе, как чрез Полозова.
Понудил себя — побывал у Сергия на Толге и у Нафанаила, Строителя в одном маленьком монастыре в Ярославле. Не очень благосклонно глядит на них здешний Архиепископ. Видя, что меня Старец Архиерей очень полюбил (я у него был три раза и {стр. 355} обедал в два дня), Сергий просил меня замолвить за него словцо. Оказывается, что в колодец преждевременно кастить не надо.
7-го и 8 сентября.
Напиши мне, как адресовать к Степану Федоровичу Апраксину.
№ 12
Истинный друг мой,
Отец Игнатий!
Извещаю о себе, что лечусь — и кажется, с успехом. Должно быть, я сильно простудился прошлого осенью, ездив в Черменецкий монастырь. Не хотел — а приходится: прикажи мне сшить подрясник из синеватого лицемору и подложить серой саржей — и верх и подкладка шелковые. Все это можно взять у Степанушки; вели так сделать, чтоб не более как на две четверти он был ниже колен и пошли по почте, адресуя посылку Его Высокобл<агородию> Николаю Никандровичу Жадовскому [219] в Яросл<авль> с передачею мне. Тот подрясник, который на мне, очень рвется, а других, т. е. суконных и на вате шелковых носить не могу — непременно холодный. Это следствие здешнего воздуха, который гораздо легче Петербургского. И в комнатах держал гораздо свежее до начатия декокта. Теперь очень слаб, а аппетит гораздо лучше. Христос с тобой.
Твой преданнейший друг
Архимандрит Игнатий.
10 сентября
Также вели по моим колодкам сапожнику, который шил обыкновенно мне сапоги, сделать две пары с пробковыми подошвами и пришли по почте.
{стр. 356}
№ 13
Истинный друг мой,
Отец Игнатий!
Благодарю тебя за постоянное уведомление о себе и о обители. Слава Господу Богу, что у Вас идет все благополучно. Мое здоровье поправляется, но крайне слаб от действия декокта. Захватил же я жестокую простуду в Петербурге, и она была замаскирована, как говорил мне наш добрый Иван Васильевич. Теперь от действия декокта выходит простуда, а вместе с тем пропадают те болезненные припадки, которые я прежде признавал чисто геморроидальными. Лицо и глаза очень переменились — посвежели.