Полный котелок патронов
Шрифт:
— Почему самом опасном? — перебил Буянов. — Там же целый укрепрайон выстроен, созданы очень высокие плотности огневого поражения… Я не прав?
— Все так, товарищ полковник. Укрепрайон, плотности… Но они потому и созданы, что Речной Кордон является единственным участком Периметра, который находится внутри Периметра. Иными словами, это передовой рубеж, созданный по левому берегу реки Припять, чтобы воспрепятствовать свободному перетеканию мутантов из центральных аномальных областей, близких непосредственно к бывшей Чернобыльской атомной электростанции, в направлении наиболее политически
— Прошу вас, товарищ майор, короче и доступнее. У нас мало времени.
— Короче и доступнее: легионеры на Речном Кордоне совсем озверели. Потери у них — адские. Моральный климат — за гранью. Пьянство и вовсе за порок не считается. Фиксировали среди них и клептоманию, и пироманию, и, извините, половые извращения…
— Неужели и впрямь все так плохо у них на Речном Кордоне? — Буянов нахмурился.
— И даже хуже, — кивнул Филиппов. — А мораль из этого такая: легионеры — ребята опытные, ко всему привычные, обстрелянные. Но они сейчас как перетянутая струна: ненадежные и непредсказуемые.
— Плохо. Ожидал более высокой оценки подразделений Легиона.
— Теперь турки и хорваты. Хотя лично мне хорваты не симпатичны, а турки симпатичны, уж очень я на лыжах в Бурсе кататься люблю, я должен признать, что ценность наличествующих турецких частей близка к нулю. В последнее десятилетие все по-настоящему боеспособные войска Турция держит в Курдистане, который, как вы знаете, не сильно лучше нашей Зоны, только на границе с Ираком…
— …И в сто раз больше! — наставительно подняв палец, ввернул Октябрев.
— И в сто раз больше как минимум, — согласился Филиппов. — Вот в Курдистане весь серьезный турецкий спецназ и воюет. А к нам турки, — продолжал он, обращаясь к Буянову, — отбирали бойцов исключительно по языковому признаку.
— Это еще что такое? У кого язык длиннее? — насторожился Буянов.
— Тех, кто русский язык понимает! Публика эта, как вы, наверное, догадываетесь, своеобразная — кто до армии таксистом работал при отеле, кто аниматором, кто продавцом…
— Могу себе представить, — скривился Буянов. — «Саша-Наташа! Сюда! Кожа-дубленки здесь!»
— Вроде того, да. Дисциплина у них, конечно, неплохая. И внешний вид тоже такой… правильный… боевой. Здоровые кабаны, лощеные. Кебаб кушают хорошо, три раза в день… Но в реальном деле они — чистая обуза.
— Я так и думал, — кивнул Буянов. — А хорваты?
— То же самое что турки, только католики.
— Понял, проехали. Осталась, значит, наша гвардия — хохлы на вертушках и бундесы… на чем, кстати, у вас тут бундесы?
— Да на своих аэротранспортабельных тарантасах. Кто на «Визелях», кто на «Фухсах»… А кто и на «Лухсах»…
— Вы сказали, десантуры у бундесов две роты? — уточнил Буянов.
— И батальон пехотный, легкий, — добавил начальник разведки. — Причем комплектность у них впечатляющая — девяносто два процента. Ну а тарантасов… — в этом месте капитан впервые заглянул в свой ПДА, —
— Ну-у, бундесы это бундесы, — уклончиво сказал Буянов. В душе он был германофилом, но всегда стеснялся этого. — А сколько украинских бортов на крыле?
— Две дюжины боевых и одиннадцать транспортных.
— Непривычная асимметрия для миротворцев, — удивился Буянов. — Обычно транспортных и многоцелевых всегда больше. А тут наоборот.
— Непривычная, но объяснимая. Им восстановление боевой численности до штатной в начале года пробашлял через ооновские структуры скандально известный канадский миллиардер Севарен. Это было что-то вроде очередной благопристойной взятки украинскому правительству, которое ему в свое время подмахнуло бумаги на строительство внутри Зоны какой-то, что ли, дачи или исследовательского центра, хрен разберешь… А транспортные эскадрильи украинского авиаполка находятся в своем средневзвешенном состоянии. Несут потери. Ремонтируются. Отправляют машины на заводское восстановление. Кое-что им перепадает из наших нестроевых эскадрилий. Но все равно убыль машин значительная, компенсировать ее некому и нечем. Разве что попытаться Севарена снова подоить.
— А почему бы и не подоить? — с живым интересом осведомился Буянов.
— Да странный он какой-то. Чтоб не сказать сумасшедший. То у него летающая пирамида по объекту рассекает, то студнем полдачи ему затопит…
— Чем?
— Студнем, ведьминым. Аномальное вещество такое в Зоне есть. Пожирает и органику, и неорганику похлеще «царской водки».
— Свят-свят-свят. — Буянов шутейно отмахнулся, как бы испугавшись.
— Итак, подытожу сказанное. Мы можем использовать в активных наступательных действиях полторы тысячи бойцов, сто восемьдесят единиц бронетехники, девяносто ствольных артсистем калибра семьдесят шесть миллиметров и выше, двадцать четыре реактивных системы залпового огня, четыре тяжелых огнеметных системы и сорок вертолетов, из которых тридцать пять принадлежат украинскому полку, а еще пять — нам.
Полковник Буянов долго молчал, будто суммировал и умножал в уме. Наконец он резюмировал:
— Не так чтобы очень богато, — вздохнул он. — Но, с другой стороны, когда я геройствовал в Южной Сахаре, в иной день мы могли поднять только одну пару латаных-перелатаных Ка-52, а на штурм главного укрепрайона повстанцев я лично под расписку одалживал у охраны русского посольства бронетранспортеры числом три… Но, братцы, когда я всю эту скромную мощь направлял на врага, то чувствовал себя по молодости лет не менее чем маршалом Коневым на Берлинском направлении…
Присутствующие заулыбались. Всем троим было очевидно, что не так страшен черт, как его малюют, и что с этим самодуром Буяновым можно работать, нужно только приспособиться.
За окном тем временем стемнело и стало видно зловещее малиново-красное зарево, полыхающее вдали — над Четвертым энергоблоком бушевала обычная для этой поры года мезонная метель.
Глава 1. Плюс один в донжуанский список Тополя
Can you feel it, the energy, the heat the energy, the heat?