Полный курс лекций по русской истории. Достопамятные события и лица от возникновения древних племен до великих реформ Александра II
Шрифт:
Кроме Академии и частных лиц, к памятникам старины обратилась деятельность и «Вольного Российского собрания», ученого общества, основанного при Московском университете в 1771 г. Это общество было очень деятельно в помощи отдельным ученым, открывая им доступ в архивы, сооружая ученые этнографические экспедиции и т. д., но само издавало немного памятников старины: в 10 лет оно выпустило только 6 книг своих «Трудов».
Такова, в самых общих чертах, деятельность второй половины прошлого века по собиранию и изданию материалов. Эта деятельность отличалась случайным характером, захватывала только тот материал, который, если можно так выразиться, сам шел в руки: забот о тех памятниках, которые были в провинции, не проявлялось. Сибирская экспедиция Миллера и собрание летописей, по мысли Мусина-Пушкина, были отдельными эпизодами исключительного характера, и историческое богатство провинции оставалось пока без оценки и внимания. Что же касается исторических изданий прошлого столетия, то они не выдерживают и самой снисходительной критики. Кроме разных технических подробностей, мы требуем теперь от ученого-издателя, чтобы он пересмотрел по возможности все известные списки издаваемого памятника, выбрал из них древнейшие и лучшие, то есть с исправнейшим текстом, один из лучших положил в основу издания и печатал его текст, приводя к нему все варианты других исправных списков, избегая малейших неточностей и опечаток в тексте. Изданию должна предшествовать проверка исторической ценности памятника; если памятник окажется простой компиляцией, то лучше издать его источники, чем самую компиляцию. Но в XVIII в. на дело смотрели не так; считали возможным издавать, например, летопись по одному ее списку со всеми ошибками, так что теперь, по нужде, пользуясь некоторыми из изданий за неимением лучших, историк постоянно в опасности сделать ошибку, допустить неточность и т. п. Только Шлёцер теоретически устанавливал приемы ученой критики, да Миллер в издании «Степенной книги» (1775 г.) соблюдал некоторые из основных правил ученого издания. В предисловии к этой летописи он говорит о своих приемах издания: они у него научны, хотя еще не выработаны; но в этом его нельзя упрекать, – полная разработка критических приемов явилась у нас только в XIX столетии, и ей более всего способствовали ученики Миллера.
Старея, Миллер просил императрицу Екатерину назначить после его смерти начальником Архива Иностранной коллегии кого-нибудь из его учеников. Просьба его была уважена, и после Миллера Архивом заведовали его ученики: сперва И. Стриттер, потом Н. Н. Бантыш-Каменский (1739–1814). Этот последний, составляя описание дел своего архива, на основании этих дел занимался и исследованиями, которые, к сожалению, далеко не все напечатаны. Они очень много помогали Карамзину при составлении «Истории государства Российского».
Когда в первые годы XIX столетия Архив Иностранной коллегии поступил в главное ведение графа Николая Петровича Румянцева (1754–1826), в архиве воспиталась уже целая семья археографов, и для Румянцева были готовы достойные помощники. Именем Румянцева означают целую эпоху в ходе нашего народного самопознания, и справедливо. Граф Н. П. Румянцев явился в ту самую пору, когда приготовлялась «История государства Российского» Карамзина, когда назревало сознание, что необходимо собирать и спасать остатки старой народной жизни, когда, наконец, явились и деятели по этой части с научными приемами. Граф Румянцев стал выразителем сознательного отношения к старине и, благодаря своему положению и средствам, явился центром нового историко-археологического движения, таким почтенным меценатом, пред памятью которого должны преклоняться и мы, и все грядущие поколения.
Родился Румянцев в 1754 г.; отцом его был знаменитый граф Румянцев-Задунайский.
Начал свою службу Николай Петрович в среде русских дипломатов Екатерининского века и более 15 лет был чрезвычайным посланником и полномочным министром во Франкфурте-на-Майне. При императоре Павле I хотя Румянцев и был в милости у императора, но не занимал никаких должностей и оставался не у дел.
При Александре I ему был дан портфель министра коммерции, а затем в 1809 г. поручено Министерство иностранных дел с сохранением поста министра коммерции.
С течением времени он был возведен в звание Государственного канцлера и назначен председателем Государственного совета. Во время управления Министерством иностранных дел и его Архивом сказалась любовь Румянцева к старине, хотя почвы для нее по-видимому не было никакой. Уже в 1810 г. граф Николай Петрович предлагает Бантыш-Каменскому составить план издания Сборника государственных грамот и договоров. Этот план был скоро готов, и граф Румянцев ходатайствовал пред государем об учреждении, при Архиве Иностранной коллегии, Комиссии для напечатания «Государственных грамот и договоров». Все издержки по изданию он принимал на свой счет, но с условием, что комиссия останется в его ведении и тогда, когда он оставит управление ведомством иностранных дел. Желание его было исполнено, и 3 мая 1811 года комиссия была учреждена. Двенадцатый год задержал выпуск 1-го тома, но Бантыш-Каменский успел спасти вместе с архивом и напечатанные листы этого первого тома, и первый том вышел к 1813 г. под заглавием «Собрание государственных грамот и договоров, хранящихся в Государственной коллегии иностранных дел». На заглавном листе красовался герб Румянцева, как и на всех его прочих изданиях. Во вступлении к первому тому главный его редактор Бантыш-Каменский так объяснял потребности, вызвавшие издание, и цели, какие оно преследовало: «Испытатели древностей Российских и желавшие приобрести познание в дипломатике отечественной не могли довольствоваться неисправными и противоречащими отрывками грамот, в «Древней вивлиофике» помещенных, ибо потребно было полное собрание коренных постановлений и договоров, которое бы объясняло постепенность возвышения России. Не имев сего путеводства, они принуждены были допытываться о происшествиях и союзах своего государства у иностранных писателей и сочинениями их руководствоваться» (СГГиД, т. 1, с. II). Слова эти справедливы, потому что издание гр. Румянцева было первым систематическим сводом-документом, с которым не могло соперничать ни одно предшествовавшее издание. В выпущенном (первом) томе были собраны замечательные грамоты времени 1229–1613 гг. С их появлением входила в научный оборот масса ценного материала, изданного добросовестно и роскошно.
Второй том Румянцевского собрания вышел в 1819 г. и заключает в себе грамоты до XVI в. и документы Смутного времени. Бантыш-Каменский умер до выхода 2-го тома (1814 г.), и вместо него работал над изданием Малиновский. Под его редакцией вышел в 1822 г. третий том, а в 1828-м, когда Румянцева уже не стало в живых, и четвертый. Оба эти тома заключают в себе документы XVII в. В предисловии ко 2-му тому Малиновский объявил, что издание грамот переходит в ведение Коллегии иностранных дел и зависит от ее распоряжений; однако и до сей поры дело не пошло далее начала пятого тома, который с недавнего времени обращается в продаже и заключает в себе дипломатические бумаги. Если бы деятельность Румянцева ограничилась только этим изданием (на которое он затратил до 40 000 р.), то и тогда бы память его жила вечно в нашей науке, – такое значение имеет этот сборник документов. Как историческое явление – это первый научный сборник актов, ознаменовавший собой начало у нас научного отношения к старине, а как исторический источник – это и до сих пор один из важнейших сводов материала, имеющий значение для основных вопросов общей истории нашего государства.
Стремясь так старательно к извлечению на свет архивного материала, граф Румянцев не был простым дилетантом, но обладал большой эрудицией в русских древностях и не переставал жалеть, что в нем поздно пробудились вкусы к старине, хотя их позднее появление не помешало ему потратить массу труда и материальных жертв на отыскание и спасение памятников. Общая сумма его издержек на научные цели доходила до 300 000 р. серебром. Он не раз на свой счет отправлял научные экспедиции, сам совершал экскурсии в окрестностях Москвы, тщательно разыскивая всевозможные остатки старины, и щедро платил за каждую находку. Из его переписки видно, между прочим, что за одну рукопись он отпустил на волю целую крестьянскую семью. Высокое служебное положение Румянцева облегчало ему любимое дело и помогало вести его в самых широких размерах: так, он обращался ко многим губернаторам и архиереям, прося их указаний о местных древностях, и посылал им в руководство свои программы для собирания памятников старины. Мало того, он руководил изысканиями в заграничных книгохранилищах по части русской истории и, кроме русских памятников, хотел предпринять обширное издание иностранных писателей о России: им было отмечено до 70 иностранных сказаний о России, был составлен и план издания, но, к сожалению, это дело не состоялось. Но не одно дело собирания памятников интересовало канцлера; часто он оказывал поддержку и исследователям старины, поощряя их труд, а часто и сам вызывал молодые силы на исследования, ставя им научные вопросы и оказывая материальную поддержку. Перед смертью граф Румянцев завещал для общего пользования соотечественников свое богатое собрание книг, рукописей и других древностей. Император Николай I открыл это собрание для публики, под названием «Румянцевского музея», первоначально в Петербурге; но при императоре Александре II музей переведен был в Москву, где и соединен с так называемым Публичным музеем в знаменитом Пашковом доме. Эти музеи – драгоценные хранилища нашей древней письменности. Так широка была деятельность графа Румянцева на поле нашей исторической науки. Стимулы ее заключались в высоком образовании этого человека и в его патриотическом направлении. У него было много ума и материальных средств для достижения его научных целей, но надо сознаться, что он не сделал бы многого из того, что сделал, если бы за ним не стояли в качестве его помощников замечательные люди того времени. Помощниками его были деятели Архива Коллегии иностранных дел. Начальниками Архива при Румянцеве были Н. Н. Бантыш-Каменский и Л. Ф. Малиновский, советами и трудами которых пользовался Н. М. Карамзин и которые очень много сделали для благоустройства своего архива. А из молодых ученых, начавших свою деятельность в этом архиве при Румянцеве, упомянем только самых видных: Константина Федоровича Калайдовича и Павла Михайловича Строева. Оба они замечательно много сделали по числу и по значению их работ, трудясь над научным изданием памятников, собирая и описывая рукописи во всеоружии прекрасных критических приемов.
Биография Калайдовича малоизвестна. Родился он в 1792 г., жил немного – всего 40 лет – и кончил умопомешательством и почти нищетой. В 1829 г. Погодин писал о нем Строеву: «Калайдовича сумасшествие прошло, но осталась такая слабость, такая ипохондрия, что нельзя смотреть на него без горести. Он в нужде…» В своей деятельности Калайдович почти всецело принадлежал к Румянцевскому кружку и был любимым сотрудником Румянцева. Он участвовал в издании «Собрания государственных грамот и договоров»; вместе со Строевым совершил в 1817 г. поездку по Московской и Калужской губерниям для разыскания старых рукописей. Это была первая по времени научная экспедиция в провинцию с исключительной целью – палеографической. Создалась она по почину графа Румянцева и увенчалась большим успехом. Строев и Калайдович нашли «Изборник» Святослава 1073 г., Илларионову «Похвалу Кагану Владимиру» и между прочим в Волоколамском монастыре Судебник Ивана III. Это была тогда полная новинка: Княжеского Судебника не знал никто в русской редакции, и Карамзин пользовался им в латинском переводе Герберштейна. Граф приветствовал находки и благодарил молодых ученых за их труды. Судебник был издан на его средства Строевым и Калайдовичем в 1819 г. («Законы Великого Князя Иоанна Васильевича и внука его Царя Иоанна Васильевича». Москва, 1819 г.; 2-е издание, Москва, 1878 г.). Кроме своих издательских трудов и палеографических разысканий, Калайдович известен и своими филологическими исследованиями («Иоанн, экзарх болгарский»). Ранняя смерть и печальная жизнь не дали этому таланту возможности вполне развернуть свои богатые силы.
В близком общении с Калайдовичем в дни юности был П. М. Строев. Строев, происходя из небогатой дворянской семьи, родился в Москве в 1796 г. В 1812 г. он должен был поступить в университет, но военные события, прервавшие ход университетского преподавания, помешали этому, так что только в августе 1813 г. стал он студентом. Замечательнейшими из учителей его здесь были Р. Ф. Тимковский (ум. 1820), профессор римской словесности, знаменитый изданием летописи Нестора (вышла в 1824 г., к изданию ее он применил приемы издания древних классиков), и М. Т. Каченовский (ум. 1842), основатель так называемой скептической школы. Тотчас по поступлении в университет, то есть в 17 лет, Строев уже составил «Краткую российскую историю», которая издана была в 1814 г., стала общепринятым учебником и через пять лет потребовала нового издания. В 1815 г. Строев выступает уже со своим собственным журналом «Современный наблюдатель российской словесности», который он думал сделать еженедельным и который выходил только с марта по июль. В конце того же 1815 года Павел Михайлович выходит из университета, не окончив курса, и поступает по предложению Румянцева в Комиссию печатания государственных грамот и договоров. Румянцев высоко ценил его и, как увидим, был прав. Кроме удачных кабинетных работ, Строев с 1817 по 1820 г. на средства Румянцева объезжает вместе с Калайдовичем книгохранилища Московской и Калужской епархий. Мы уже знаем, какие важные памятники были тогда найдены. Кроме находок, было описано до 2000 рукописей, и Строев в этих поездках приобрел большое знание рукописного материала, которым он много помог Карамзину.
И после своих экспедиций, до конца 1822 г., Строев продолжает работать при Румянцеве. В 1828 г. Строев был избран действительным членом Общества истории и древностей российских при Московском университете (это Общество учреждено было в 1804 г. для издания древних летописей). В заседании Общества 14 июля 1823 г. Строев выступил с грандиозным проектом. По поводу своего выбора он сказал блестящую речь, в которой благодарил за избрание, указал, что цель Общества – издание летописей – слишком узка, и предложил заменить ее разбором и изданием всех вообще исторических памятников, какими Общество будет иметь возможность располагать. «Общество должно, – говорил Строев, – извлечь, привести в известность и если не само обработать, то доставить другим средства обрабатывать все письменные памятники нашей истории и древней словесности…»