Полный вперед назад, или Оттенки серого
Шрифт:
Он с подозрением взирал на отцовский красный кружок.
— Холден Бурый, — ответил отец, — цветоподборщик второго класса в отпуске.
— Ага, — угрюмо отозвался синий. — Ну что ж, приступайте.
Отец склонился над пациентом, а я с любопытством оглядывался вокруг. На стенах были развешаны образцы видимых всем цветов, одобренные НСЦ, листы с руководством «Как раскрасить свой сад за небольшую цену» и реклама нового цвета, только-только включенного в расширенную палитру: оттенок желтого, который позволит бананам разительно отличаться по цвету от лимонов и заварного крема. Были там и полноразмерные образцы для настенных росписей, напечатанные
Отец толкнул меня локтем, и я опустился на колени рядом с ним. Пациент оказался хорошо одетым мужчиной лет шестидесяти. Он лежал ничком: голова повернута набок, глаза смотрят в одну точку. Падая, он опрокинул емкость с синей краской, и работники магазина теперь суетились, собирая драгоценный краситель обратно при помощи совков и лопаток.
Папа спросил у пострадавшего, как его зовут. Не получив ответа, он быстро открыл свой дорожный рабочий чемоданчик и прикрепил монитор к мочке уха пациента.
— Держи его руку и следи за показателями, — велел он мне.
Секунда — и монитор распознал внутреннюю музыку мужчины. Загорелся средний индикатор, без вспышек — хороший знак. Немигающий желтый: случай легкий, как летний дождик. Отец порылся у пациента во внутреннем кармане пиджака, достал книжку с баллами и открыл на последней странице, где указывался цветовой ранг.
— О нет, — вырвалось у него.
Это могло значить лишь одно.
— Пурпурный? — спросил я.
— Красный шестьдесят восемь, синий восемьдесят, — бросил он, и я послушно записал ранг на предплечье мужчины, в то время как отец набирал цветовую поправку на коррекционных очках.
Я не собирался идти по его стопам, но кое-что понимал в этом деле. Цветовые средства общего назначения, используемые в хроматикологии, действовали безотносительно цветового восприятия человека. Более тонкие оттенки для воздействия на головной мозг требовали стандартного зрения, и вот тут требовалась цветовая поправка.
— Он пурпурный? — обеспокоенно спросил один из продавцов.
Пурпурные заботились о своих гражданах. И если бы кто-нибудь допустил оплошность в своем старании поддержать продолжительность жизни этого мужчины, последовало бы суровое наказание.
— Семьдесят два процента, — заметил я, произведя в уме довольно сложные вычисления, и добавил, хотя это и так было понятно: — Почти наверняка префект.
Мы перевернули пострадавшего на бок. Как только продавцы и покупатели увидели у него на лацкане пурпурный кружок, в помещении стало тихо. Только фиолетовый, если бы с ним случилась цветовая неприятность здесь, в магазине, мог доставить больше головной боли. Но теперь и отец находился под давлением: если из-за него этот тип посереет, на счет отца запишут отрицательный отзыв и придется давать серьезные объяснения. Неудивительно, что цветоподборщики старались пропускать мимо ушей крики о помощи.
— Мы собирались посмотреть на кролика, — пробормотал он, надевая очки на пациента. — Дай мне 35–89–96.
Я порылся среди небольших стеклянных кружочков в его портативном чемоданчике, выбрал линзу и протянул отцу, повторив «35–89–96» тоном знатока.
— Шестьдесят восемь пунктов, две фут-свечи, левый
Послышалось тихое гудение — аппарат заряжался. Я указал время, код, дозировку и глаз на лбу у мужчины, чтобы другие специалисты поняли, в чем заключалось лечение. Когда маячок зарядился, отец распорядился: «Закрыть глаза!» — и все присутствующие крепко зажмурились. Раздался пронзительный визг, и маячок послал вспышку через корректировочную линзу на сетчатку пациента и далее — в зрительную кору мозга. Меня охватило странное чувство, что к этому невозможно привыкнуть. Я впервые проходил лечение вспышкой в шесть лет, по случаю потери зрения (лихорадка Эбола с корью и гриппом штамма H6N14), и в течение краткого, восхитительного мгновения мог видеть музыку и слышать цвета — по крайней мере, ощущение было именно такое. Потом весь день я исходил слюной (обычный симптом), и неделю меня преследовал запах хлеба (необычный симптом).
Пурпурный напрягся — свет полился в зрительную кору мозга. Светло-оранжевая линза должна была привести его в сознание. Как именно это делалось, никто не знал. Хроматикология приносила громадную пользу Коллективу, но теоретические основы ее оставались почти неразработанными. Правда, для отца это было неважно. Он не смешивал цвета и не занимался поиском новых, а лишь диагностировал проблему и выбирал нужный оттенок. Когда он хотел поскромничать, то называл это «лечение числами».
Пациент смеялся, не приходя в сознание: такое случалось редко, но все же случалось. Однако ему становилось все хуже.
— Мигающий желтый, — сказал я, глядя в монитор.
— Мы теряем его, — выдохнул отец, протягивая обратно линзу 35–89–96.— Дай мне 116–37–97.
Я нашел светло-зеленый диск и вручил ему. Отец вставил ее — на этот раз в другую половину очков — и снова крикнул: «Закрыть глаза!» Последовала вспышка, левая нога мужчины резко дернулась, а диоды замигали красным и желтым. Отец тут же велел подать ему 342–94–98, чтобы добиться ровного красно-охристого свечения и уничтожить эффект от 35–89–96. Это немедленно возымело действие, но совсем не то, которого мы хотели. Пурпурный дернулся, все признаки жизни исчезли, монитор на ухе загорелся ровным красным светом.
— Он умер, — сказал я.
Все, кто смотрел на нас, глубоко вдохнули.
— Только от 342–94–98? — недоверчиво протянул отец. — Не может быть!
Он проверил линзу, которую я дал ему: никакой ошибки. Отец вытер лоб, вынул из чемоданчика песочные часы на девяносто секунд и поставил их на пол. После остановки сердца кровь отливала от сетчатки в течение девяноста минут. После смерти глаза в пациента уже нельзя было влить никакого цвета: бесповоротный конец. Плохо, очень плохо: не только потому, что мы имели дело с пурпурным, но и потому, что срок его жизни оказался ниже ожидаемого. А это означало разбазаривание общественных средств.
Отец попробовал дать еще несколько вспышек с разными стеклами — без толку — и принялся думать вслух. Песок в часах медленно тек.
— Все безрезультатно, — выдохнул он, обращаясь ко мне. — Здесь нет очень нужных вещей.
Все вокруг молчали, затаив дыхание. И продавцы, и покупатели тупо глядели перед собой. Помощи ждать было не от кого. НСЦ работала только с декоративными, а не с лечебными цветами. Конечно, они производили смеси, позитивно действовавшие на сознание граждан, но лишь под надзором главного специалиста по цвету.