Полосатый катафалк (сборник)
Шрифт:
— Берите. Кому он нужен?
Возможно, он хотел протянуть бумажник мне, но разжал пальцы слишком рано, бумажник вырвался из них и заскользил по железным ступенькам. Я пошел вниз за ним, а Уиллс пошел вверх, к Гранаде. Дверь за ним закрылась.
Доктор Саймон был пожилым человеком, сохранившим увлечение своей профессией. Кабинет его помещался в угловой комнате с окошком почти под потолком и был освещен плафоном, который, видимо, никогда не выключали. В его мертвенном свете доктор выглядел землисто-бледным,
— Травма головы дает порой непредсказуемые последствия, — сказал он. — И может проявиться не сразу, как я уже объяснил лейтенанту Уиллсу. Причина — кровоизлияние и возникновение тромба.
— А тромб вы обнаружили?
— Нет. И череп цел. — Он поднял изящную руку с пожелтелыми от никотина пальцами и выстучал несколько глухих тактов на собственном черепе. — По правде говоря, я подумываю о том, чтобы еще раз в нем покопаться.
— То есть полного вскрытия вы не произвели?
— Оно было настолько полным, насколько подсказывали обстоятельства. Я обнаружил несколько кровоизлияний в мозг, которые могли стать причиной смерти… — Он явно не договаривал.
— Вы не убеждены, что он умер от повреждений головы?
— Не вполне. Мне доводилось видеть людей, которые спокойно разгуливали с такими же серьезными травмами. Хотя, — добавил он сухо, — я отнюдь не рекомендую прогулки для лечения травм мозга.
— Но если не они стали причиной его смерти, то что же? Его задушили?
— Никаких признаков этого я не обнаружил. Практически всегда остаются внешние повреждения — разрывы подкожных сосудов. Подобных внешних следов я не нашел, как и внутренних повреждений в области шеи.
— Вы абсолютно уверены?
Вопрос был нетактичным. Доктор бросил на меня быстрый настороженный взгляд. Я уязвил его профессиональную гордость.
— Можете сами взглянуть на труп, если вам угодно.
Труп лежал на столе в соседнем помещении. Я хотел подойти к нему и не смог. Моя корейская закалка, видимо, заметно поизносилась. Покойник словно излучал знобкий холод. Я понимал, что это фантазия, — просто помещение было холодным. Однако к Бродмену я так и не смог подойти. Саймон посматривал на меня с легким злорадством.
— Я намерен заглянуть в грудную полость. Если обнаружу что-нибудь, мистер Гуннарсон, то сообщу вам.
Но я почти его не слушал. За прорезиненными занавесками, неплотно закрывавшими арку двери, я увидел в соседнем помещении стену, составленную из ящиков. Один из них был наполовину выдвинут; на табурете возле него, низко склонив закутанную в шаль голову, сидела женщина, вся в черном.
Саймон прошел сквозь занавески и потрогал ее за плечо:
— Миссис Донато, вам нельзя оставаться в таком холоде. Вы простудитесь.
Я решил, что это мать Гэса Донато. Но тут она повернула лицо с глазами как два черных ожога. Секундина, вдова Донато.
— Я рада буду схватить двустороннюю аммонию и умереть, — ответила она.
— И глупо. Поезжайте домой, поспите — и почувствуете себя лучше.
— Я не могу спать. У меня все в голове вертится.
— Я выпишу вам рецепт на снотворное. Зайдете с ним в больничную аптеку.
— Нет. Я хочу тут остаться. У меня есть право. Я хочу остаться тут с Гэсом.
— Разрешить вам это я не могу. Вы вредите своему здоровью. Идемте-ка ко мне в кабинет! — потребовал Саймон. — Я дам вам рецепт.
— У меня нет денег.
— Я выпишу вам бесплатный рецепт.
Он сжал ее руку повыше локтя и заставил встать. Она поплелась рядом с ним, волоча ноги.
14
Я ждал у дверей аптеки. Наконец Секундина вышла, щурясь от слепящего света.
— Миссис Донато?
Она узнала меня не сразу, как и я ее в морге. В двух шагах от нее под ярким солнцем мне стало понятно, что с ней сделала эта ночь. Изменился ее возраст. В ее облике и жестах исчезла молодость, появилась свинцовость пожилых лет. Сила тяготения лишила ее плоть упругости, а солнце было к ней беспощадно.
— Я Гуннарсон, адвокат, миссис Донато. Вчера вечером я виделся с Тони Падильей. И сегодня утром у меня с ним был небольшой разговор. Он сказал, что у вас есть важные сведения.
Ее лицо обмякло.
— Тони это приснилось. Я ничего не знаю.
— Что-то, связанное со смертью вашего мужа, — сказал я. — И не только. Он сказал, что Гэс не убивал Бродмена.
— Этого не говорите! — Ее пальцы клещами сомкнулись на моей руке.
Она оглянулась по сторонам, посмотрела на озаренный солнцем перекресток. На автобусной остановке студентки-практикантки щебетали, как белогрудые пичужки. Взгляд Секундины, казалось, с силой отодвинул реальность. Он создал зону отчуждения, пустую и холодную, вакуум в солнечном свете, и туда хлынул мрак, переполнявший ее душу.
Я взял ее под локоть и повел. Тело ее двигалось медленно и неохотно. Мы перешли улицу наискось к автобусной остановке на противоположном углу. Я уговорил ее сесть на пустую бетонную скамью под перечным деревом. Тень его листьев легла на наши лица, словно прохладное кружево.
— Тони сказал, что ваш муж не убивал Бродмена.
— Тони сказал?
— Насколько я понял, вы думаете, что его убил Гранада.
Она чуть очнулась от летаргии горя.
— Думаю, не думаю — что толку? Доказать я ничего не могу.
— Пусть так. Но другие могут.
— Кто бы это?
— Доктор Саймон. Полиция.
— Не смешите меня. Им так удобнее. Все решено и подписано.
— Только не мной.
Она поглядела на меня с вялой подозрительностью.
— Вы же адвокат, да?
— Совершенно верно.
— Денег у меня нет. И взять их негде. У Мануэля, моего деверя, деньги есть, но вмешиваться он не желает. Так что вам тут поживиться нечем.
— Я это понимаю. Просто я хочу добраться до правды.
— Выставляете куда-то свою кандидатуру?