Полосатый катафалк (сборник)
Шрифт:
— Мы же познакомились раньше, миссис Фергюсон.
— Конечно, выходит так. Только я не помню, и все тут. Из-за наркотиков. Паршивые подон… подлецы кололи мне наркотики.
— Вы не помните, как стреляли в меня?
В наступившей долгой тишине я слышал шуршание волн, точно вздохи под окнами. Она вздернула подбородок в сторону Фергюсона, осторожно, чтобы не нарушить красоты своей позы.
— О чем он говорит, Йен?
— Мистер Гуннарсон утверждает, что ты стреляла в него вчера вечером. — Он не спускал с нее глаз, как фотограф, готовый нажать на кнопку и запечатлеть неумолимую истину. — В него действительно стреляли.
— Только не я, Господи Боже ты мой! С чего бы я стала стрелять в человека, который старался мне помочь?
— Я приехал сюда, чтобы задать вам, в частности, и этот вопрос.
— Значит, есть и другие? Будете еще бить меня ниже пояса? Так я попрошу мужа, чтобы он вышвырнул вас вон.
Фергюсон предупреждающе покачал головой. Я сказал:
— Почему вы стреляли в меня? Вы прекрасно знаете, что стреляли.
— Ничего я не знаю. И не стойте надо мной, ненавижу, когда надо мной стоят! — В ее голосе появились истерические обертоны.
Фергюсон придвинул мне стул так, чтобы я сел на достаточном расстоянии от нее.
— Сядьте, пожалуйста. Вам ведь трудно стоять.
Садясь, я заметил, что к двери у меня за спиной прислонился доктор Тренч, незаметно вошедший, пока мы говорили. Она умоляюще протянула руки к мужу, растопырив негнущиеся пальцы.
— Скажи ему, Ферги, что он ошибается. Ты же знаешь, это не я. Меня сразу вырубило. В него кто-то другой стрелял. Или, может, он последний псих и ему мерещится.
— Так там был кто-то еще, миссис Фергюсон?
— Да не знаю я, честное слово. Я не знаю, кто там был. Они меня кололи, и у меня два целых дня как вычеркнуло. Не верите мне — спросите доктора Тренча. — Она изогнула красивую шею, глядя мимо меня.
Доктор протирал очки.
— Сейчас не время что-нибудь решать. Гуннарсон, почему нельзя это отложить? Миссис Фергюсон провела два тяжелейших дня.
Третий обещал быть не легче. Я услышал звук подъезжающей машины, решил, что Уиллс выбрал для своего появления самый подходящий момент, и пошел к двери вместе с Фергюсоном. Перед нами стоял Солемен.
— Я желаю поговорить с самой дамочкой, — заявил он.
— Скажите, что вам надо, мне. Моя… жена плохо себя чувствует.
— И почувствует еще хуже, если не уплатит по счетам.
Фергюсон сказал истомленным старческим голосом:
— Я вам заплачу. Выпишу чек на Монреальский банк.
— И думать не смей, Ферги! — Она вышла следом за нами в холл, а теперь проскользнула мимо меня и оперлась на руку мужа. — Этот тип знает, что у нас беда, и решил погреть лапы. Ни ему, ни вообще никому я шестидесяти пяти тысяч не должна. Я ему шестидесяти пяти центов не должна.
— Врет и не поперхнется, — сказал Солемен. — Продула мои деньги в игорных домах и думает вывернуться.
— Я в жизни в азартные игры не играла. Ни разу даже десяти центов в игорный автомат не бросила!
— И в Майами, конечно, ноги твоей не было.
— Вот именно.
— Врешь. Прошлым летом ты спала со мной в Майами два месяца. И с удовольствием. Может, выскочила замуж за папашу, так и захотела позабыть. Только ничего у тебя не выйдет.
— Какие именно два месяца? — спросил я.
— Июль и почти весь август. Я про это говорить не хотел, но дамочка сама меня заставила.
— Весь август я была в Канаде, — сказала она.
— Это правда, я свидетель, — добавил Фергюсон.
— Мало ли что вы наговорите! Не люблю прибегать к силе, но почему с тех, кто в деньгах купается, взыскивать всегда труднее всего? — Голос Солемена стал пронзительным, его рука скользнула под габардиновый пиджак, словно у него закололо сердце, и выскользнула, сжимая пистолет. — Выписывай чек, папаша. И не вздумай остановить выплату.
— Я ничего не понимаю, — сказала она. — Но отдавать деньги, которые не брали, мы не будем.
Солемен наклонился к ней.
— Ты Холли Мэй или нет?
— Да, меня так зовут, мелочишка. Но это еще не дает тебе права…
— Киноактриса, так?
— Раньше я снималась в кино.
— Ты меня помнишь, так? Солемен Волосатые Ноги, нежное сердце.
— Я тебя в первый раз вижу и на десять шагов к себе не подпустила бы.
— Трепи языком. Раньше ты не то говорила!
Фергюсон посмотрел на нее с горькой неуверенностью.
Она выдержала его взгляд.
— Этот тип меня с кем-то путает. Такое уже было в прошлом году до того, как я уехала в Канаду. Мне пришли счета из магазинов в Палм-Спрингсе, а я там полгода не была.
— Хватит заливать! — Неожиданным движением Солемен сорвал с нее темные очки.
— Как ты смеешь!
— Э-эй! Выйди-ка на свет, — сказал Солемен. — Дай посмотреть на тебя.
Он сжал ее запястье, не грубо, но с небрежной уверенностью в собственной силе, и вытащил ее на солнце.
— Отпусти мою жену! — крикнул Фергюсон. — Я тебе шею сверну!
Фергюсон ринулся вперед, я попытался остановить его. Для увенчания разразившейся над ним катастрофы ему не хватало только пули в живот. Но одной рукой удержать его я не смог. Он оттолкнул меня, но она мгновенно встала между мужем и пистолетом, вырвала руку и выхватила у Солемена свои очки. Однако он продолжал вглядываться в ее лицо. Потом перевел глаза на нас — вместе с пистолетом.
— Что за штучки? Никакая она не Холли Мэй. Где настоящая?