Полосатый жираф Алик
Шрифт:
— Ой! Настоящее море! Можно искупаться!
Она скинула на палубу сумку и платье, осталась в обвисшем зеленом купальнике.
— Не вздумай! — сказал я. — Незнакомая же планета!
— Пфы, — и Веранда вскочила на фальшборт.
— Вот сожрет тебя здешняя акула, — пообещал ей в спину Коптилка. Веранда дернула костлявыми плечами. Сказала, как однажды про Рыкко:
— Подавится. — И бултых!
Мы полегли животами на планшир.
Плавала Веранда здорово. Несколько взмахов — и уже далеко от борта. Еще несколько — и опять рядом. Никто ее не сожрал. Подняла мокрое
— А вода настоящая, соленая! Пахнет как на Черном море!
Я бывал на Черном море, вода там пахнет по-всякому. Не всегда так, как надо бы. Но здесь-то чистота — сразу видно.
Я приказал:
— А ну, давай обратно! Бросьте ей штормтрап!
На этот раз Веранда послушалась. Выбралась — тощая, в облипшем купальнике — и принялась выжимать косы. Прямо на палубу.
Конечно, поведение Веранды было «вне всяких рамок» (как говорила когда-то завуч в нашей школе). Грубейшее нарушение корабельных порядков. Но что было делать с этой дурой? Объявить ей строгий выговор перед строем? («Пфы!») Посадить под арест? Себе дороже. Опять будет столько сырости, что… ну ее.
К тому же, и все мы вскоре нарушили морскую дисциплину. Нельзя оставлять корабль без вахты, а мы оставили. Никому не хотелось дежурить на клипере, когда остальные отправятся на берег. Да и страшновато расставаться. И мы с Голованом решили: места пустынные, погода тихая, опасности для корабля вроде бы никакой. Рискнем.
Спустили желтую (как из некрашеного лакированного дерева) шлюпку и неумело — опыта никакого — погребли к берегу.
Вытащили шлюпку носом на узкий галечный пляж. Здесь пахло не только морской водой, но и водорослями, и нагретыми камнями. Запахи были… ну, просто земные. И вообще очень похоже на Землю. Не нужно было придумывать вокруг себя искусственный воздух, не нужно было делать под собой искусственную силу тяжести, как на астероидах и корабле. Все настоящее.
За пляжем начинался отвесный берег — могучие слои ракушечника, спрессованного за миллионы лет. Мы отыскали расщелину. Вскарабкались по ней наверх (Сырая Веранда бубнила под нос и похныкивала). Увидели степь под пухлыми белыми облаками. Широченную, до горизонта. А горизонт был такой далекий и громадный! Мы на астероидах отвыкли от земных просторов.
Трава была желтовато-серая, наполовину высохшая. Шелестящая. Ее головки — желтые метелки и шарики с шипами — зацарапали нам ноги.
Из травы торчали редкие высокие камни.
Мы встали кучкой и начали оглядываться.
Над травою, близко от нас, пролетела большая темная птица. Представляете, настоящая живая птица! Не то коршун, не то еще кто-то. Птица летела к мысу, который подымался у входа в бухту.
— Какие там странные скалы, — сказала Аленка. — Будто малыши понаделали куличей из песка.
И правда, желтые скалы были ровной круглой формы. Они стояли, прижимаясь боками друг к другу. А иногда и друг на дружке.
Мы запереглядывались. Потому что многим показалось одно и то же.
— По-моему, это башни, — сказал Минька.
— Похоже на крепость, — согласился Голован.
— Кажется, там амбразуры и бойницы, — добавил Доня, прищурившись.
И только Веранда сказала, что мы ненормальные. Мы двинулись через шуршащую траву к мысу. Навстречу летел соленый ветерок, трепал матросские воротники.
Да, это была крепость. С круглыми башнями, с треугольными выступами бастионов, с черными глазницами полукруглых амбразур. Когда-то она, видимо, охраняла вход в бухту. Но очень давно. Теперь башни и бастионы стояли заброшенные, это видно было даже издалека. Верхние кромки укреплений развалились, по стенам змеились трещины, в них росли кусты с черными листьями.
Перед крепостью лежала мощенная плитами площадь, она полого подымалась к бастионам. Здесь травы было меньше. Редкие высокие камни торчали на площади, как и в степи. Вокруг камней росли мелкие пыльно-белые цветы.
Сердце у меня колотилось. У других, по-моему, тоже. Доня кашлянул и сказал:
— Если есть крепость, должны быть и люди.
— Были когда-то… — негромко отозвался Голован.
— Ты полагаешь, они все покинули планету? Голован пожал плечами.
«А может, мы, как и раньше, просто не видим людей? — стучало во мне. — Но птица… Но трава… Они-то живые! И мы их видим»…
Всегда желающий справедливости Кирилка звонко напомнил:
— Но собаки-то должны быть обязательно! Иначе зачем же мы летели!
И навстречу нам стали выходить собаки. Из-за камней, из густой травы у подножия бастионов.
Их было множество! Всякие! Мелкие и крупные, терьеры и овчарки, сеттеры (как Белый Бим!) и узкомордые колли, бульдоги и болонки, пудели и таксы, но больше всего — беспородных псов. Клочкастых, вислоухих, с пыльными шкурами разных расцветок.
Мы обомлели. Десятой части этой песьей стаи хватило бы для того, чтобы е ходу сожрать нас без остатка. Бродячие псы — они ведь хищники пострашнее волков.
— Скользящие скафандры! — быстро скомандовал Голован.
Я напряг воображение. Скафандр не получался! То ли с перепугу, то ли от того, что здесь были иные, не астероидные законы. То ли мы забыли какие-то правила. А еще мы со страху забыли, на какой планете находимся.
Но собаки-то этого не забывали!
Они не стали подбегать к нам. Садились там и тут на плиты. Иногда скребли за ушами. И смотрели на нас желтыми и коричневыми глазами. Между взрослыми псами резвились щенята. Они гонялись друг за другом, опрокидывались на спины и дрыгали лапами. Тонко тявкали. Но к нам не подбегали.
— Ребята! — опять очень звонко сказал Кирилка. — Вы что? Не бойтесь! Это же не кусачие собаки!.. Эй, собаки, идите сюда!
И тогда они побежали к нам! Они тыкались носами нам в животы, лизали наши колени, терлись мордами о наши белые штаны и голландки. Повизгивали и махали хвостами так, что над площадью поднялся ветер и пригибал пыльные цветы.
Две псины — великанский пудель и курчавый терьер прыгали вокруг Веранды и пытались лизнуть ее лицо. Она слабо отмахивалась: «Да ну вас…» А они все равно прыгали.