Полотно
Шрифт:
среди кивающих голов моя всех больше,
вам страшно было на бегу – но пали вы же,
средь спин, согнувшихся в дугу моя всех выше…
Вновь и вновь мечтая об ином,
черномастного минуя братца,
вижу я – не стоит быть слоном
и не стоит даже называться…
Пять часов уже идет война,
свой последний час мы встретим вместе -
на доске пока что два слона,
и, конечно, короли на месте…
Короли
Нет,
просто их изобрели на Востоке,
где, усиливая властные чары,
вкруг правителя стоят янычары.
Кто живет огнем атак, а не саном,
может стать ну разве так – альфирзаном,
гром побед иль пораженья махина -
не шагнет король за сень балдахина…
Не смутят его насмешки,
что он может меньше пешки,
по доске подошвой войлочной пыля,
и влекут, терпя удары,
две квадриги и три пары
триумфальную повозку короля…
Рад бы он и сам жить славой иною,
но решают там, у нас за спиною,
длань взлетает над ареной дощатой,
и довольствуйся смиренно пощадой…
Слишком скоры игроки на расправу,
ведь сражаются полки не за славу,
за границы бич иль строчку Плутарха -
исключительно за личность монарха…
И идет он, маскируясь,
отступая, рокируясь,
по доске подошвой войлочной пыля,
четырьмя или двоими
можно жертвовать во имя
убедительной победы короля…
Будь та власть дана от грека иль галла,
чувство долга бы она возлагала,
должен был король хоть что-нибудь вытрясть -
хоть бы доблесть, хоть какую-то хитрость,
на Востоке же и мысль не порхала
при движенье вверх и вниз опахала,
это поняли и персы, и турки:
власть есть власть, а остальное – фигурки…
Эндшпиль
Сделан шаг
в далекие поля,
поднят стяг
во славу короля:
разворот мечей в щитах,
подведен баланс в счетах,
ты убит и я убит,
начинается гамбит,
когда мы снимем черные латы,
черные латы и белые латы,
мы уже не будем виноваты,
что продолжается турнир,
мы проходим черные квадраты -
черные квадраты и белые квадраты,
чтобы там, за линией утраты,
увидать неразделенный мир:
в мире этом, в мире этом
разный быт зимой и летом,
мир огромный и укромный
светел и неизлечим,
там, оставшись без доспеха
пораженья иль успеха,
в корчах плача – в дрожи смеха -
мы друг друга различим…
Близко так,
что выстоять нельзя,
в створ атак
рванулись два ферзя,
и слегка удивлены,
смотрят черные слоны,
съест ли, словно каннибал,
Ганнибала – Ганнибал…
Когда мы снимем черные латы,
черные латы и белые латы,
мы уже не будем виноваты,
что продолжается турнир,
мы проходим черные квадраты -
черные квадраты и белые квадраты,
чтобы там, за линией утраты,
увидать неразделенный мир,
а покуда в мире нашем
мы опять мечами машем,
для колонн со стройным маршем
став убытком небольшим,
в брызгах льда, в пылу жаровен -
в мир, который столь неровен, -
в звонах дрожек, в скрипах дровен,
в свисте крылышек спешим…
Все безлюдней
роковой балет,
нежной лютней
звякнул арбалет,
рухнул витязь в забытьи
на враждебный борт ладьи,
и уныло короли
друг за другом побрели…
Когда мы снимем черные латы,
черные латы и белые латы,
мы уже не будем виноваты,
что продолжается турнир,
мы проходим черные квадраты -
черные квадраты и белые квадраты,
чтобы там, за линией утраты,
увидать неразделенный мир:
за доскою, за доскою
мы расстанемся с тоскою,
как положено изгою,
поднеся к губам фиал,
есть еще одна минута -
цифра девять, ритенуто,
с этой цифры почему-то
начинается финал…
Да, мы снимем черные латы,
черные латы и белые латы,
да, мы снимем черные латы,
черные латы и белые латы…
Песенка
Мой друг, ты снова
осуждаешь жизнь мою,
в судье суровом
я тебя не узнаю,
побойся Бога —
ведь тебе и невдомек
как одиноко
жить тому, кто одинок…
Какие годы?!..
Да такие, что пора
взамен свободы
плед, очаг, et cetera…
Да, быт – морока,
но тебе и невдомек
как одиноко
жить тому, кто одинок…
Поверь, без фальши,
я давно уж не горда
тем, что – чем дальше,
тем ясней, что никогда…
Тоска стоока,
а тебе и невдомек,