Половецкие войны
Шрифт:
Голодные половцы набросились на выставленные в горнице на столах кушанья и с ожесточением вгрызались зубами в мясные туши. Рядом на полу плавали в собственной крови посеченные Славомировы челядинцы. Боярские дочери, визжа от страха, устремились наверх, в свои светёлки. Младшая, Ольга, споткнулась о ступеньку. Арсланапа коршуном налетел на неё сзади, ухватил за русую косу, повалил на пол.
– Рабой моей станешь, уруска! – прохрипел он, вожделенно вращая воспалёнными красными глазами.
Ольга закричала от ужаса, не в силах смотреть на страшную рожу и сносить отвратительный смрад, исходящий от немытого тела.
Дыша кумысным перегаром, Арсланапа выволок её во двор.
…Несколько часов бесчинствовали половцы в черниговском околоградье. С трудом Олегу удалось уговорить степняков прекратить грабежи и резню. Городской посад, ещё недавно цветущий и утопающий в зелени, превращён был в руины. На горе, в детинце сиротливо возвышались собор Спаса с почерневшей от огня колокольней да соединённый с ним галереей княжеский терем.
Олег, закрыв лицо руками, одиноко восседал на лавке в гриднице, тщетно пытаясь уразуметь, почему же такое случилось и почему столь горьким и постыдным оказалось его возвращение на родную землю.
Глава 10. Ольгины мытарства
Ольга ещё помнила, как Арсланапа, досадливо морщась, обернулся, высунул голову в дверь сарая, куда приволок её, обессиленную и дрожащую от ужаса, и что-то крикнул своим подручным. Краешком глаза она увидела растерзанные тела матери и двух старших сестёр, после чего сильный удар по голове лишил её сознания.
Девушка очнулась в набитой соломой тесной скрипучей повозке, которая, подпрыгивая на ухабах, стремительно неслась по пыльному степному шляху. Два узкоглазых всадника в кольчужных калантырях с копьями в руках ехали по бокам, бросая на пленницу беспокойные взгляды.
– Где я? – с испугом в голосе спросила недоумевающая Ольга.
Ответом ей был лишь скрип колёс. В этот миг она вспомнила виденные ужасы, Арсланапу с оскаленным, как у волка, ртом и, горько разрыдавшись, в отчаянии воскликнула:
– Господи, за что?! За какие грехи наказуешь?!
В лицо ей пахнуло полынью, чужой и дикой, отчего на душе стало ещё горше.
Половцы, заметив, что девушка пришла в себя, принялись оживлённо переговариваться на своём, непонятном ей языке. Ольга подняла голову. Кроме двоих по бокам, спереди и сзади повозки ехали ещё четыре оружных ратника, а пятый правил запряжёнными лошадьми. Старший половец, желтолицый, со шрамом на лбу, коверкая русские слова, обратился к пленнице:
– Солтан Арсланапа – великий воин… Он сказал… Ты, девка… Жена его будешь… Солтан – добрый, умный… Старшей жена сделает… Красна девка… Светла… Как луна на небе.
Сравнение с луной обидело Ольгу, она надула губку, брезгливо поморщилась и отвернулась. Сверкнули отливающие золотом серьги в её ушах – Арсланапа запретил своим людям прикасаться к русской красавице и грабить её.
Внезапно девушка резко выпрямилась.
– Как молвил ты, половчин поганый?! Женой Арсланапы быть мне?! Сыроядца сего, грязного и немытого?! – Плечи её передёрнулись от омерзения. – Николи не дамся ему! Нечестивцы! Да лучше сама на ся руки наложу! Отца моего, мать, сестёр сгубили, треклятые! Вот вам, вот! Получайте!
Она швыряла пучки соломы в противные усатые рожи.
Старший половец взмахнул нагайкой. Убить бы её, удавить, стерву ядовитую! Сказано ведь: злой дух создал баб! Но, помня грозное повеление Арсланапы: «Башкой за девку отвечаешь, Ехир!» – половец в бессильной злобе опустил плеть. Сильные грязные руки схватили Ольгу. Девушка отчаянно отбивалась, но её связали и бросили на колючую опротивевшую солому.
Казалось, никогда не кончится мучительная дорога, вечными будут скрип колёс, тряска и смрад от немытых годами тел. Но вот повозка остановилась. Один из половцев ножом разрезал верёвки, связывающие руки и ноги пленницы. Ольга осторожно сошла на землю. Голова её раскалывалась от боли и кружилась.
Воины ввели её в большую, украшенную звериными шкурами юрту.
– Здесь жить будешь, – сухо отрезал старший, сделав своим подручным знак удалиться.
Едва половцы вышли, как к боярышне подбежала молодая чернокосая половчанка, принесла ей цветастое яркое платье, шальвары и высокие кожаные сапоги. Заискивающе улыбаясь, она стала растирать занемевшие Ольгины ноги.
«Верно, служанка», – подумала Ольга и, отстранив её, выглянула из юрты. Тотчас у входа возникло узкоглазое усатое лицо.
«Сторожат, лиходеи! Да и куда ж бежать?!» – Окончательно уяснив всю безысходность своего положения, Ольга упала ничком на пушистый персидский ковёр и горько разрыдалась…
Вскоре в юрту к ней явились две женщины в шёлковых одеждах, все увешанные золотом – в перстнях, браслетах, гривнах [110] , серьгах.
Служанка тихонько шепнула Ольге по-русски:
– Это жёны солтана, достопочтимая. Вон та, передняя, Кончака, старшая жена. Вторая – волошанка [111] , дочь воеводы, любимая жена.
110
Гривна – здесь: шейное украшение, золотое или серебряное ожерелье. Также гривной называлась крупная весовая и денежная единица на Руси.
111
Волохи – предки совр. румын.
Кончака, полная немолодая половчанка, светловолосая и голубоглазая, видно, родом из «белых», левобережных куманов, с дебелым лицом, покрытым багровыми пятнами, уперев руки в бока, что-то отрывисто прохрипела на своём языке.
– Она спрашивает твоё имя, достопочтимая, – пояснила служанка.
Ольга ответила.
– Уруска, молодая уруска. – Солтанша закивала головой. – Ай, как нехорошо! Солтан не хочет нас больше. Мы надоели ему.
Она вдруг с негодованием, гневно размахивая кулаками, закричала на вторую жену.