Половецкий след
Шрифт:
Что ж… Кречет так кречет! Главное, про утку не забыть.
Лихой рейд в половецкие степи заканчивался. Уже были разгромлены основные силы врагов, остальные рассеялись по степи. Степняки отнюдь не выступали единым фронтом. Многие славные роды поддерживали своих родичей – русских – и были рады устранению конкурентов. В степи наблюдалось нездоровое оживление: пастбища, кочевья разгромленных – это все теперь предстояло делить.
Неустанно, денно и нощно, отряды Мстислава Владимировича свозили трофеи в главный стан. Не так уж и мало золота накопили
Правда, насчет рабов некоторые считали иначе. Зачем освобождать, с чего бы? Куда лучше провернуть выгодное коммерческое предприятие, не зря ведь по степным шляхам уже объявились скупщики людей – купцы, почтенные негоцианты-работорговцы. Перс Рахим бен Рухани, багдадские купцы ибн Хаддан и Дуль-Мухаммад, Киприан Делос из Царьграда… Да и славный торговый гость Ерофей Ипатьев из Киева торговлей людьми тоже не брезговал. Да никто не брезговал – выгодное дело. Впрочем, кроме невольников, купцы брали все, что привезут – ткани, посуду, войлок… Да вообще – все!
Развернули свои торговые базы по всему Залозному шляху, не оставили без внимания и Соляной тракт. Сидели, словно пауки, да потирали руки в ожидании будущих прибылей. Кому война, а кому мать родна – так-то!
Кочевье Баттырги-обы, одного из сотников Боняка, окружили внезапно, готовились вылететь кованой ратью, взять в копья, чтоб ни один не ушел!
Михайле и его людям был поручен левый фланг.
– Никого не жалеть! Взять трофеи, все остальное – сжечь! – еще вчера распорядился воевода Охрятьев. – Чтоб неповадно было наши города грабить.
А вот это – правильно! Воины Баттырги-обы своими грабежами прославились на всю степь. Каждый год на Русь приходили. В большие города не совались, так, по мелочи шакалили, но гребли все! Внезапно нападали на купцов, на небольшие неукрепленные городки – рядки торговые, на села… Кого-то угоняли в полон, кто не мог идти – безжалостно убивали.
Вот и их теперь никто не жалел – пришла расплата.
Было раннее утро, стелился по балкам рваный желтоватый туман, светлевшее небо алело зарею. Горько пахло полынью, холодили копыта коней высокие росные травы. Тишина стояла кругом мертвая!
И вдруг, взрывая тишь, утробно запел рог!
– Вперед, – поудобней перехватив копье, скомандовал сотник.
Опустились на лица личины-забрала, дернулись червленые щиты, звякнули кольчуги…
Ватага Михайлы ринулась к половецким кибиткам… Как и вся остальная рать!
Русских, конечно, заметили – да уже было поздно. Выскочившего откуда-то парня Миша молча сшиб конем… Другого взяла на стрелу Добровоя. Пустила на ходу, не останавливаясь, даже не оглянулась.
Добили парней, нет ли – никого не интересовало. Никто не придерживал коней, неслись дальше – впереди уже виднелись кибитки. Обреченное кочевье.
Уже не трубили трубы, не рокотали боевые барабаны, никто не кричал… Только стук копыт да шелест травы…
И желание убивать и грабить… Затем и пришли. Месть – страшное чувство.
Рядом
Слева от Михайлы звенел кольчугой Ермил, за ним здоровяк Авраамий с палицей и еще двое парней – Никодим и Кольша. Все четверо – всадники кованой рати – в длинных кольчугах, со щитами, в шлемах с личинами. Кони тоже в кольчугах, злые выносливые жеребцы!
Справа – рыжий Велимудр, за ним двое «кованых» – Трофим и Терентий. За ними – легкая кавалерия – арбалетчики в коротких кольчужках. Глузд и еще двое отроков из Младшей стражи – Флегонт да Колбята.
Двенадцать человек. Все, что от ратнинской ватаги осталось. Двенадцать… А отправились в путь дальний двадцать один. Треть потеряли! Что ж, бывало и хуже…
Три кибитки – одна за другой. Не ехали уже – стояли. Рядом, на коленях, в траве – пришибленные поражением половцы. Женщины, дети… Воины либо погибли все, либо в войске у хана… Сопротивления никто не оказывал – сдавались.
– Ермил! – спешившись, махнул рукой сотник. – Давай их всех в круг… Велимудр. Выставить охранение!
– Есть!
– Остальным – пройтись по кибиткам. Все ценное вытряхнуть, потом делить будем. И будьте осторожны – мало ли…
Воины спешились, аккуратно сложили копья, щиты, сняли шлемы. Все, кроме выставленной стражи – Флегонта с Колбятой. Те, поводя взведенными самострелами, зорко поглядывали по сторонам.
Обнажив меч, сотник с девчонками направился к самой большой – шестиколесной – кибитке, на ходу отдавая приказы:
– Ермил – повозка слева… И про пленников не забудь. Велимудр – справа… И рядом, на пастбище, глянь.
– Есть, господин сотник!
– Есть!
Трофеев оказалось много, едва вытаскали! Дорогая – золотая и серебряная – посуда, украшения, оружие, доспехи – и кольчужные, и кожаные. Еще много всякой упряжи и одежды, тканей… Ткани хорошие, дорогие, ромейские – не какое-нибудь там полотно! Шелка – паволоки, бархатная и атласная парча – аксамиты, все это – ткани ручной выработки из шелка и пряденой золотой нити. Еще было узорочье – дорогие разукрашенные вещи всякого рода.
Да что там вещи! Из пленниц отобрали для продажи дюжину отроков и десять дев – трех половчанок и семь грузинок-рабынь. Красивая молодая дева немалых денег стоила!
В ценах неплохо разбирался Неждан, да вот только Неждана нынче не было, в бега подался… или уж нет в живых – бог весть…
Хотя есть ведь «завхоз»…
– Трофим, подойди-ка… Ну-ка, просвети насчет цен…
– Есть, господин сотник. Слушаюсь!
Трофим просветил охотно, разбирался в товарах ничуть не хуже Неждана. По его словам, юноша или девица стоили десять золотых византийских монет – солидов (между прочим, солид – сорок пять граммов золота) или две паволоки – два куска шелка определенной длины. Середович, то есть товар средней ценовой категории, стоил восемь золотых монет, а старик или ребенок – пять.