Положитесь на Псмита
Шрифт:
— Всего хорошего, — сказала Ева.
— Ну, раз это суждено — всего хорошего. На данный отрезок времени. В ближайшем будущем я вас увижу?
— Вероятно.
— Чудесно! Буду с нетерпением считать минуты.
Ева удалилась быстрым шагом. Под мышкой она крепко сжимала цветочный горшок и чувствовала себя ребенком, готовым заглянуть в рождественский чулок. Но она еще не успела далеко отойти от хижины, как до нее донесся оклик, и, остановившись, она увидела, что следом за ней грациозным галопом несется Псмит.
— Вы не могли бы уделить мне минуту? — спросил он.
— Конечно.
— Мне следовало добавить, что я умею декламировать киплинговского
— Учту.
— Благодарю вас, — сказал Псмит. — Благодарю! У меня есть предчувствие, что это может склонить чашу весов в мою пользу.
Он приподнял шляпу жестом полномочного посла и тем же галопом унесся обратно.
У Евы не хватило сил ждать. Псмит скрылся из виду, а лес был безлюден и тих. В ветвях щебетали птички, на земле золотились озерца солнечного света. Ева поглядела по сторонам и устроилась за толстым стволом.
Птицы разом перестали петь. Солнце померкло. Лес стал холодным и зловещим. Ибо Ева со свинцовой тяжестью в сердце беспомощно смотрела на горку садовой земли у своих ног, — земли, которую вновь и вновь просеивала сквозь пальцы в поисках колье, которого там не было.
На нее насмешливо щерился пустой цветочный горшок.
13. Псмит принимает гостей
I
В замке Бландингс от крыши до вестибюля царила лихорадочная суета. Пылали огни, гремели голоса, дребезжали звонки. В огромном здании бушевала деятельность, типичная для казармы накануне отплытия полка за море. Обед остался позади, и экспедиционный корпус завершал приготовления, перед тем как погрузиться в многочисленные автомобили и отбыть на бал графства в Шифли. На всех этажах Реджи в спальнях, вдруг усомнившись в своих белых галстуках, судорожно меняли их на другие; Берти приглаживали и без того глянцевые волосы; Арчи же выкрикивали Клодам через коридор оскорбительные вопросы, не те ли слямзили их носовые платки. Камердинеры проносились по коридорам, как стрижи, горничные порхали бабочками из спальни в спальню, спеша на помощь красавицам в беде. Шум проникал в самые глухие закоулки замка. Шум раздражал Компетентного Бакстера, который в библиотеке наводил порядок среди документов, так как утром должен был покинуть Бландингс навсегда. Шум мешал лорду Эмсуорту, который, категорически заявив, что ноги его не будет на балу графства, удалился к себе с книгой о многотравных бордюрах в руке. Шум нарушал покой Бича, дворецкого, который после трудов праведных вокруг обеденного стола освежался стаканчиком старого портвейна в комнате экономки. И во всем замке лишь Ева Халлидей не замечала этого шума.
Ева была в такой ярости, что не замечала ничего, поглощенная собственными свирепыми мыслями. Она расхаживала по террасе, куда удалилась в поисках одиночества, зубы ее были крепко стиснуты, синие глаза горели воинственным огнем. Как в припадке просторечия выразилась бы мисс Пиви, она осатанела на все сто. Ева была гордой девушкой, а для гордой девушки нет ничего хуже, чем попасть в глупое положение как по воле Судьбы, так и по воле кого-нибудь из ближних. Ева же оказалась именно в таком положении по воле обоих. Но если на Судьбу она просто негодовала, Псмита она была готова разорвать в клочья.
Жаркая волна унизительного стыда захлестнула ее — с каким детским простодушием поверила она нелепой истории, которую он сочинил, чтобы объяснить, почему проник в Бландингс под чужим именем. Он все время играл с ней, водил ее за нос и — самое
Ничего, она еще не сдалась! Ее подбородок вздернулся, шаги убыстрились. Он хитер, но она будет хитрее. Игра пока не кончилась…
— Привет!
Возле нее замаячил белый жилет. Лакированные туфли ковыряли дерн. Светлые волосы, идеально приглаженные и набильянтиненные, поблескивали в сиянии звезд. Она обнаружила, что находится в обществе высокородного Фредди Трипвуда.
— Ну, Фредди? — сказала Ева, покоряясь судьбе.
— Послушайте, — произнес Фредди голосом, в котором жалость к себе боролась с сочувствием к ней. — Просто подлость, что вы не едете на танцульку.
— Мне безразлично.
— Зато мне не безразлично! Без вас там будет сплошная скукотища. Зеленая. А я под виктролу разучил новые шаги!
— Испробуйте их с другими девушками. Их ведь там будет много.
— Да не нужны мне другие! Мне нужны вы.
— Вы очень милы, — сказала Ева. Ее ворчливый тон несколько смягчился. Она напомнила себе, как множество раз бывала вынуждена напоминать себе в прошлом, что побуждения у Фредди самые лучшие. — Но ничего не поделаешь. Я ведь не гостья здесь, я работаю. И меня не пригласили.
— Знаю, — сказал Фредди. — Оттого-то это и отвратительно. Прямо как в одной фильме — в «Современной Золушке». Только там девушка все-таки проскочила на бал — ну, переодетая — и время провела лучше некуда. Была бы жизнь похожа на кино!
— Ну, вчера вечером она была совсем как в кино… А!
Ева вдруг умолкла. Почему-то присутствие Фредди для нее так прочно ассоциировалось с косноязычными предложениями руки и сердца, что она совсем забыла про другую, авантюрную сторону его натуры, о которой ей накануне сообщил мистер Кибл во время их беседы в Маркет-Бландингсе. И она поглядела на Фредди новыми глазами.
— Что-нибудь случилось? — спросил Фредди.
Ева взволнованно ухватила его за рукав и оттащила подальше от окон, хотя особой нужды в этом не было — шум, пожалуй, стал даже еще оглушительнее.
— Фредди! — зашептала она. — Послушайте! Вчера я встретила в городке мистера Кибла, и он рассказал мне, как вы задумали украсть колье леди Констанции.
— Господи! — Фредди взвился в воздух, будто рыба на удочке.
— И у меня есть мысль… — продолжала Ева.
Мысль у нее была. Только что пришла ей в голову. До сих пор, как она ни бодрилась и ни убеждала себя, будто игра еще не проиграна и она не сдалась, все это время беспощадный голосок нашептывал ей, что это одна бравада и ничего больше. «Что, — спрашивал голосок, — ну что ты можешь сделать?» И ей нечего было возразить. Но теперь в союзе с Фредди она могла действовать!
— Рассказал вам все? — тоскливо бормотал Фредди. Он не был особенно высокого мнения об умственных способностях своего дяди Джозефа, но не сомневался, что уж об этом-то деле тот сообразит промолчать. Короче говоря, он подумал о мистере Кибле практически то же самое, что подумал о нем мистер Кибл в начале разговора с Евой на главной улице Маркет-Бландингса. И эти размышления напугали его не меньше, чем более пожилого заговорщика. Если такие разговоры пойдут, тревожно соображал Фредди, их уже не остановить. Перед его умственным взором возникла жуткая картина: узнав про заговор, тетя Констанция берет его за горло и требует назад свое колье. — Рассказал вам?… — проблеял Фредди и, как мистер Кибл, утер вспотевший лоб.