Полшага в сторону
Шрифт:
Спиной почувствовал взгляд. Развернулся, привычно выцеливая врага поверх ствола вскинутого пистолета. Из-под густой челки спутанных волос на меня смотрел глаз. Удивленно. Надо же. Очнулась. Крепкая какая. Надо будет запомнить.
— Тебе лучше лежать. Или уйти. Выбирай сама. Если нападешь — убью. А хотелось бы увидеть тебя еще. В другой обстановке.
— Я встану?
— Да. Только без глупостей.
Она медленно поднялась. Тесный халат не выдержал падения и растерял все пуговицы. Высокая грудь, наконец, получила свободу и теперь нахально торчала, презирая попытки квадратных валиков пресса превзойти ее торчлявость.
— Я тоже хочу с тобой увидеться. В другой обстановке.
— Да? — умно спросил я.
— Да, — подтвердила она. — Хочу узнать, не врут ли легенды о таких как ты, Человек Скакун.
Я приосанился.
— А сейчас я уйду. До встречи.
Повернулась и пошла. Как пошла! Как пошла!
В грудь успокаивающе толкнуло. Ну, пошла и пошла.
До цивилизации добрался я скоро, руководствуясь схемами, висящими на стенах.
В огромном, ярко освещенном холле, меня уже ждали. В пышном кожаном кресле сидел брат Гильденбрант. Он уже сменил свое роскошное пастырское одеяние и теперь был в цивильном. До бритвенной остроты отглаженные белоснежные брюки. Ослепительно белый френч с серебристо поблескивающей полосой воротника. И волосы прелата казались не седыми. А серебристо-колкими, как сталь на изломе. Светлое пятно шляпы на черной столешнице. И диссонансом в праздничном ансамбле солидная трость черного дерева с оголовьем в форме топорка. Левая рука, затянутая в белую кожу перчатки, держит длинный серебряный мундштук с пахитоской. Правая как кота поглаживает трость. Или секиру?
— Присаживайся, — пахитоска оставила округлый дымный след. — Что-то ты долго.
— Задержали, ваше степенство. Вы простите уж меня, грешного. Девушка одна энергичная поближе познакомиться очень захотела.
— Высокая. Глаза каре-зеленые. Волосы пепельные. Нос длинноватый. Фигура отличная. От попки глаз не оторвать. — констатировал.
— Ваше степенство! — укорил я.
— В миру живем, — отмахнулся лениво. — И не степенство я. Преосвященство. А повезло тебе весьма. Кубанская волчица. Который год за ней гоняюсь. Как же ты от нее ушел? А? Моя менада ее охрану доламывает. Сама же как сквозь землю провалилась.
— Как ушел? Вырубил и ушел.
— Как вырубил? — удивился он. — Она, месяца не прошло, четверых из Святой Стражи разменяла. Хотя ладно. Оставим. Мои, похоже, возвращаются.
В коридоре тяжело загрохотали шаги. Дежурная девчонка испуганно вжала голову в плечи. От страха даже ушки посерели. Из одного из шести коридоров выходили те самые, или другие, но очень похожие на давешних воинственных монахов. Откинутые капюшоны и закатанные рукава широких ряс бесстыдно оголяли блестящую сталь доспехов. Четверо идущих впереди лениво пинали большие, по колено победно шагающим богатырям, мячи. За ними двое поддерживали третьего, заметно приволакивающего ногу. Следом двигались остальные. Всего из коридора, нескромно звеня подкованной обувью, неторопливо вышла дюжина черноризых спецназеров.
Последний ленивыми пинками гнал перед собой высокого сухощавого парня в сером комбинезоне. Лицо пинаемого украшал здоровенный кровоподтек.
Агрессивные
Физиономия у монаха была довольная, широконосая, украшенная старым шрамом от виска до подбородка. Крепкая, как кулак, рожа прапора ВДВ. Не того, что в складе, а того, что забыл сколько у него выходов. Боевых.
— Ваше преосвященство, докладываю. Стаю выбили. Четверых спеленали. Этот, — кивнул тяжелым подбородком в сторону распростертого на полу, — ранил брата Холстомера. Других потерь нет.
— Ранил? — удивленно поднялись кустистые брови. — И как же?
— Сирийский клинок.
— Любопытно. Не простой парень. Волчица ушла? — скорее утвердительно.
— Ушла, ваше преосвященство. Подопечного прикрывали плотно. Он вышел с медсестрой на выписку, — замолк. — Дурак я, ваше преосвященство.
— Дурак, — согласился старик.
Я все понять не мог, что за мячиками балуется спецназ Святой Инквизиции. А когда понял — похолодел. Плотные шары, охваченные серебристой бечевой, оказались людьми, очень странно упакованными. Человеколюбивая такая структура, эта ваша Инквизиция.
— Подними, — велел тем временем прелат.
Одним движением прапор вздернул на ноги пленника.
— Назовись, сын мой.
— Я не сын тебе, убийца.
Почтенный старец очень холодно посмотрел в лицо диссидента.
— Орвас Салай. Проходил подготовку в Турции. Тренировочный лагерь Братства «Серые Волки». Разыскивается по всей Евразии. А попался у нас. Приятная новость ждет моих турецких коллег. Напомни, сын мой, ведь Турция не подписала Венский протокол? Не подписала. А поскольку Братство «Серые Волки» признано Высшим Судом Его Звездоподобного Величия, задумавшим злобное против короны, ожидает тебя, сын мой, милое времяпрепровождение на толстом осиновом колу. На толстом, — воздел палец благообразный старец.
— Вас всех ждет отмщение.
— Как же, как же, — изящно отмахнулся прелат. — В манор всех. Тебе тоже стоит проехать с нами, — обратился он ко мне. — Не знаю уж, чем ты кого заинтересовал. Но убить тебя пытались сегодня дважды. А я знаю о тебе все. И тебя не за что убивать.
А этот самый Орвас Салай совсем не хотел сидеть на толстом осиновом колу. Он вдруг крутанулся на месте и впечатал ботинок в стальной живот прапора. Того лишь слегка качнуло, но и этого слегка хватило, чтобы серый волк серой змейкой проскользнул между черноризцами и метнулся к двери.
— Уйдет? — спросил прелат.
— Не уйдет, твое преосвященство.
— Рискуешь. Не возьмешь — самому в подвале кряхтеть придется.
Старшой выдернул из-под рясы нечто широкоствольное и выпалил в сторону беглеца, которому до дверей оставалось всего ничего. Ртутная капля стремительно рванулась, разворачиваясь в крест, и с влажным шлепком влипла в затылок Орвас Салаю. Удар швырнул его вперед, пригнул голову к коленям. Крылья креста внезапно вытянулись. Не прошло и секунды как у дверей лежал аккуратный мячик. Такой же как у ног гвардейцев. И никакие кандалы не нужны. Гуманизм полный.