Шрифт:
Уильям Мейкпис Теккерей
"Польский бал" в изложении одной светской дамы
"Отсутствие лейб-гвардии, выступившей в это время против толпы, огорчило многих прекрасных дам, бывших на балу у Уиллиса в понедельник вечером".
– "Морнинг пэйпер".
Лайонель де Бутс, сын лорда и леди де Бутер-стаун, был одним из самых элегантных молодых людей своего (да и не только своего) времени и своей (да и не только своей) страны. Он был высок и строен, хорош собой, и хотя ему было не более восемнадцати лет, он необыкновенно грамотно писал и успел уже отрастить прелестную светлую бородку!
Лайонель был образцом всяческого совершенства; с детства окруженный нежной и неусыпной
Но было еще одно женское, исполненное невинности сердце, замиравшее при мысли о молодом Лайонеле. Досточтимые граф и графиня Хардибэк давно решили, что их дочь, прелестная Фредерика де Тоффи (чье появление при дворе в этом году привело всех в бурный восторг) в один прекрасный день обвенчается с блестящим наследником дома де Бутс.
Когда Лайонель появился в своем восхитительном новом мундире в Аликампейн-хаусе, Фредерика чуть не лишилась чувств от радости.
– Меня призывает мой воинский долг, - изрек сей доблестный молодой человек со вздохом.
– Но мы очень скоро снова встретимся. Не забудьте, что вы обещали мне кадриль на польском бале.
– Au revoir - adieu!
Переполнявшие юного воина чувства помешали дальнейшим излияниям, и он поспешил оставить чертоги Любви и присоединился к своему полку в Н-тсбр-дже.
Вечером, когда розовые драгуны королевской конной лейб-гвардии сидели в палатках и пили здоровье дам своего сердца, пришло известие от главнокомандующего, что Англия нуждается в помощи своих воинов. Восстали чартисты! Они восстали с оружием в руках в Кларкенуэле и Пентонвиле. "На коней!" - воскликнул доблестный Гизар, осушая бокал гипокраса. "Господа розовой конной гвардии, к оружию!" Издав этот воинственный клич, Лайонель надел шишак, вернее его водрузил на золотые локоны молодого лорда преданный лакей. Вытащить меч, положиться на волю неба и пресвятого Виллибальда и вскочить на разгоряченного боевого скакуна было делом одной секунды. А еще через секунду султаны розовых драгун промчались по аллеям ночного парка, в то время как горны и скрипки оркестра оглашали парк звуками национального гимна британцев.
Мать Лайонеля позаботилась о том, чтобы комната юного солдата в, казарме была обставлена со всеми удобствами. Ни одна мелочь, с помощью которой достигаются изысканность и простота, не была забыта.
– Смотри не забывай класть в ножную ванну отруби, - говорила она старому слуге, указывая при этом перстом на богато расписанную золотом и серебром ножную ванну, украшенную гербом де Бутсов.
И она собственноручно связала сыну малиновый шелковый ночной колпак с золотой кисточкой, который она упросила, - да что там упросила, - повелела ему надевать на ночь. Она представила себе, как он будет спать в своей походной келье. "Пусть мой солдат спит спокойно, - мысленно восклицала она, - пока утренний горн не разбудит моего прелестного мальчика!"
Фредерика тоже, насколько это позволяла девичья скромность, думала о своем Лайонеле.
– Ах, Кринолинетта, - говорила она своей горничной на французском языке,
– Ah, que ma galant garde - de vie puisse bien dormir cette nuit! {Ах, пусть мой доблестный лейб-гвардеец спит спокойно эту ночь! (искаж. франц.).}
Но Лайонелю не пришлось спать в эту ночь; молодому солдату ни на минуту не удалось сомкнуть глаз. При свете луны и звезд, всю холодную ночь напролет и в предрассветную стужу он со своими доблестными драгунами патрулировал вдоль улицы Кларкенуэла. То он отражал натиск чартистов, то спешил на помощь к осажденному эскадрону полисменов, то врывался между разъяренной толпой и опешившими солдатами, - всюду сверкал меч Лайонеля. Его голос, подбадривающий войска и вселяющий ужас в чартистов, раздавался в самой гуще схватки. "О, если бы я мог помериться силами с Фасселом!
– думал он.
– Или хоть на пять минут скрестить мечи один на один с Каффи!" Но никакого сражения не произошло, розовая королевская конная лейб-гвардия вернулась на рассвете в свои казармы, и полковник Гизар послал главнокомандующему чрезвычайно лестное для молодого де Бутса донесение.
Воины не думали об отдыхе среди дня. Провести ночь в седле для солдата пустяк; однако Лайонель, предчувствуя простуду и ангину, скушал немного жидкой кашки, сваренной на воде, и прилег на полчаса, чтобы несколько прийти в себя. Но он не мог спать, он думал о Фредерике! "Сегодня я увижу ее, говорил он себе, - ведь сегодня польский бал", - и он приказал лакею достать для Фредерики в Хэммерсмите самый красивый букет розовых магнолий, нежных буквиц и скромно склоняющих головки подсолнечников.
Банкет розовой конной лейб-гвардии начался в восемь часов, и Лайонель, намереваясь отправиться сразу же после банкета на бал, надел панталоны, бальные туфли, тончайшую рубашку и повязал на шею всего лишь только кружевную ленту. Он вышел к столу подобный юному Аполлону!
Но не успел он поднести к своим алым губам ложку с potage a la reine {Супом по-королевски (франц.).}, как горн снова протрубил тревогу.
– Проклятье!
– воскликнул благородный Гизар.
– Чартисты вновь взялись за оружие, и мы выступаем!
Оставив нетронутым праздничный обед, воины вскочили на коней.
Все это произошло в такой спешке, что Лайонель так и помчался в бальном туалете, накинув поверх лишь кирасу и шлем. Что это была за жестокая ночь! Дождь низвергался на землю, дул пронизывающий ледяной ветер, и, пока гвардия добралась до Кларкенуэла, юный солдат промок до нитки. А в это самое время Фредерика глядела в окно у Ольмэка в ожидании Лайонеля.
Всю эту долгую ночь он провел на своем боевом скакуне, дождь лил как из ведра, ветер становился все холоднее, а презренные чартисты рассеялись, завидев наших доблестных воинов и отступили перед стальными клинками розовых драгун королевской конной гвардии. Ах, что это была за ночь!
На рассвете Фредерику привезли с бала в Аликампейн-хаус. За всю ночь она ни разу не танцевала. Она отказалась от всех самых блестящих кавалеров, потому что не могла думать ни о ком, кроме своего кавалера, своего Лайонеля, так и не приехавшего на бал! От взгляда матери не ускользнул неестественный блеск глаз и лихорадочный румянец, покрывавший щеки дочери. Укладывая ее в постель, она трепетала от ужаса и поспешила пригласить доктора Л-к-ка.
В это самое время розовая конная лейб-гвардия вернулась в казармы; ветераны были целы и невредимы, но, боже мой, что сталось с новобранцами! Лайонель был в жару, - две ночные вылазки сломили доблестного юношу; после того как его уложили в постель, он два часа метался в бреду. "Мама, Фредерика!" - призывал он...