Шрифт:
Глава 1
"Была та смутная пора,
Когда Россия молодая,
В бореньях силы напрягая,
Мужала с гением Петра."
Пушкин «Полтава»
В келье благочинного Валдайского Иверского монастыря тихо было. Да так тихо, что казначей, что сидел на скрипучем стуле и никак не мог усидеть спокойно и ерзал то и дело, страшно раздражал благочинного и ризника. Они трое, одни, без архимандрита, что уехал из обители по делам духовным, сидели за столом и думали. А думать было о чем. На столе лежало письмо от стряпчего монастыря Антипа Тимофеева, что отбыл в Москву по государеву указу об учете монастырской меди для литья пушек. И в письме том написано было вот что:
«Да ныне по именному великого государя указу велено изо всех монастырей вести к Москве медные пушки на крестьянских подводах к указанному сроку. И с того указу послали к вам, государем, для ведома список. А о колоколах еще в приказех наряду по се число не слыхали, только таковы указы у ворот прибиты. А о пушках грамоты великого государя из Монастырского нового приказу во все города посланы. Извольте, государи, все медные пушки, не помешкав, на крестьянских подводах к Москве прислать».
– И что отцы делать? – не выдержал и спросил-таки благочинный, когда и так всем было ясно, что делать тут нечего, кроме как грузить пушки на подводы и везти в Москву.
– Архимандриту отписать надо.
– Надо.
– А пушки везти придется.
– Придется.
– А от лихих людей, чем отбиваться будем? Тут же народ – через одного, все разбойнички. Места-то у нас вон – до неметчины – рукой подать.
– Рукой подать. Да-а, – тяжко вздохнул ризничий. – И не известно кто пострашнее – наши православные или их еретики.
– Это точно. Когда резать будут – всё едино, кто режет.
– Ну, хватит! – благочинный стукнул кулаком по столу. – Архимандрит в обиду не даст. Дай Бог откупимся от царя батюшки. Вон Тихвинцы деньгами откупились. И колоколами старыми. И у нас этого добра найдется. А пушки отдавать нельзя.
– Нельзя, – согласились, и порешили, немедля нарочного слать с письмом к архимандриту и просить отца родного отстоять пушки, не отдавать их царю.
Было это 11 февраля 1701 года.
***
Два с небольшим месяца прошло, как русский царь Петр I был разбит королем Швеции, Карлом XII.
Как Голиаф от руки Давида пал Самодержавный великан Петр! Пал от руки 18-тилетнего мальчишки. Пал вместе со всей свой 35-титысячной армией!
Шесть тысяч русских всадников, цвет русского дворянства, только увидев бегущий на них в штыковую шведов, в истерике и ужасе развернули коней и бросились в реку Нарову. Тысяча бояр потопла, выбрав позорную смерть в водах грязной реки! И стрельцы, побросав пищали, бежали! Кого не проткнул шведский штык, забрала река. Тысячи стрельцов обрушили собою мост! Вот какой страх охватил русских при одном виде шведов. А было тех шведов 10 000 солдат. И 4 пушки. Против 35 000 русских и 170 пушек! Вот он позор! На всю Европу! На весь мир!
Ни солдат, ни пушек, ни чести! – ничего не осталось от великой русской армии!
И поверни этот «воинственный бродяга» своих солдат на Москву, и Москва отдалась бы ему без боя.
Но горд был Карл, боек и отважен. Не захотел тратить время на каких-то дикарей азиатов. Польша! Вот кого надо сломить. И повернул он свою армию на запад. И бил поляков, бил саксонцев, бил датчан – бил всех, кто вставал на пути. Не знало страха шведское сердце. Знало лишь своего короля и Бога. За великое счастье почитал швед погибнуть в бою с именем короля и увидеть в небесах зовущего его в рай Христа. Потому если и бежал шведский солдат в бою, то только вперед, и никогда назад. Никакой особой тактики и стратегии: встали в строй, строй подошел к врагу на выстрел. Выстрел сделан. Шпаги вон, штыки и пики наперевес и – только вперед! И всадники шведского короля – увидели врага и – с места в карьер! Колоть, рубить врага! Не знала еще Европа такой безудержной и воистину безумной силы. И уж тем более не знала такой холодной силы Россия. Изнеженное ленивое русское дворянство бежало службы. Сидело по своим поместьям, данным им государем именно для того, чтобы служило оно и кормилось, не зная нужды, и радело бы об одном – служить на благо России и во славу Божию. Но редкий дворянин радел о службе: «Дай де Бог великому государю служить, а сабли из ножон не вынимать».
Многие тогда дворяне, и не думали в бой идти, а об одном думали, как бы домой удрать. И в бою, когда все в атаку – они «под кустиком притулялись» – целыми ротами. А когда видели, что бой окончен, из засады своей выползали и вместе со всеми к лагерю возвращались. И не лошади у них были, а клячи, потому что лучших лошадей для дома берегли. И одевались, точно безродные они, а не знатного рода, и за оружием не следили: сабли тупые, ружья ржавые, а иные и зарядить ружье толком не умели, – вот какая слава шла о русском дворянине. Вот какой «верный» воин достался в наследство царю Петру от отца его. Вот с чем ходил он на Нарву, и с чем бежал от Нарвы.
Но! Не прозвали бы царя Петра Великим! Не стал бы он императором, когда ни порешил бы он иссушить это изнеженное болото и заполнить Россию свежей и чистой живой водою!
– Когда сие несщастие (или, лучше сказать, великое счастье) получили, тогда неволя леность отогнала и к трудолюбию и искуству день и ночь принудило, – так сказал царь Петр, так и сделал.
И пока «мальчик бойкий» отважно бил Европу, Петр железной своей волей приводил Россию в чувства. В этом же году приказано было укреплять Москву. И возводили рвы у Москвы. Приказано было всю колокольную медь и все медные пушки собрать по монастырям и везти в Москву. И собирали и везли. А кто не мог отдать медью, отдавал деньгами. Ни с кем царь не церемонился. Ни с Церковью, ни с боярами. Не то было время, чтобы церемонится. И понимали это (а может и не только это понимали), и все монастыри, наперегонки стали свозить колокола в Москву. До того доходило, что снимали и привозили именные колокола! Сам царь удивлялся такому рвению, и приказывал колокола, что отлиты известными мастерами и на том колоколе надпись мастера стояла, обратно в монастыри возвращать. А везти колокола битые, а пуще везти пушки медные.
***
– Господи Иисусе Христе, помилуй мя, – прозвучало за дверью и в келью, скромно вошел инок, прислужник благочинного.
– Отче, – не поднимая взгляда, инок протянул благочинному письмо.
Благочинный сорвал печать, бегло просмотрел, что написано и точно камень с его плеч свалился.
– Спасены, отцы, – он опустил письмо на стол. – Антип пишет, что от нашего монастыря одни колокола ждут, а пушки оставляют. Милостив Господь, – осенив себя крестом, благочинный грузно опустился на стул. – Скажи, благословляю, все битые и старые колокола, чтоб собрали, – приказывал благочинный иноку. – А если до весу доставать не будет (Здесь вес указан, – ткнул он в письмо пальцем, а письмо к носу ризника сунул, как в доказательство), если весу не хватит, пусть тогда с колокольни снимают – архимандрит благословит. И сегодня же, хоть ночью, пусть подводы в Москву везут. Милостив Господь. Не попустил нашу обитель без защиты оставить.
***
Удивительна была Москва в те самые первые годы XVIII столетия. Точно вернулось смутное время после кончины Ивана IV прозванного Грозным. Свежие земляные валы и рвы – вот что окружало теперь древнюю столицу. И сотни подвод груженных медью, колоколами и пушками въезжали со всех концов на Пушкарный двор.
«Больше пушек! больше людей! мы должны задавить этого мальчишку, как медведь давит теленка», – говорил русский царь, лично осматривая чуть ли не каждую подводу. И людей собиралось со всей России тысячами. Молодые, рослые, свежие, готовые головы сложить за Бога царя и Отечество.
Осведомлен хорошо был Петр, что поведет свои войска шведский король именно на Москву. Чтобы пронзить Россию в самое ее Сердце. Чуть ли не каждый день доносили шпионы и сообщали послы в своих письмах, что говорят в Европе, о чем помышляет и что собирается сделать непобедимый Карл. А непобедимый Карл и коменданта в Москву назначил, и разговоры шли, что помышляет прогнать царя Петра далеко за Уральские горы. Раздробить Россию на вотчины. Посадить на трон сынка царя, царевича Алексея. Чтобы опрокинул этот малахольный Россию в средневековье. Думу боярскую вернуть. И чтобы эта дума об одном и думала, как бы побольше денег из казны украсть. И не будет у России ни армии, ни флота, а одни бояре да их стрельцы-холопы.