Полтавское сражение. И грянул бой
Шрифт:
— Не знаю, как благодарить вас за такой подарок. Я вообще любопытна, а если учесть, что в шведском и казацком лагерях царит одинаково страшная скука, женщинам ничего другого не остается, как искать впечатлений и сплетничать. Поэтому мне будет крайне интересно узнать как можно больше о делах пана Мазепы... конечно, о личных делах.
— Вполне возможно. Но Богдан может быть нам полезен и еще кое в чем. Как мне кажется, у меня с вами начали складываться неплохие отношения, и было бы неразумно их прерывать.
— Ни я, ни вы не знаем, где по воле судьбы окажемся завтра или послезавтра, и Богдан может служить
— Вы правы, наши дружеские отношения необходимо сохранить, где бы кто из нас ни очутился. Я буду очень рада знакомству с паном Богданом и уже сейчас готова считать его своим близким другом, от которого у меня не будет тайн.
— У него от вас тоже. Но ваши отношения могут стать причиной всевозможных домыслов и сплетен, поэтому было бы желательным не выставлять их напоказ. Когда Богдану потребуется вам что-либо передать, он сделает это без привлечения внимания посторонних.
— Я тоже постараюсь не злоупотреблять личным общением с ва... нашим общим другом.
— Теперь, пани княгиня, я вынужден покинуть вас и отправиться к его ясновельможности. Не забудьте мой совет относительно нежелательности вашей сегодняшней вечерней прогулки.
— Я хорошо запомнила его. Если можно, не откажите мне в одной небольшой просьбе. Во вчерашней беседе я упоминала своего... близкого знакомого, и если вам вскоре удастся с ним встретиться, передайте ему от меня привет. Не забудете?
— Не только не забуду, но сделаю это с удовольствием. До встречи, пани княгиня...
С уходом полковника Марыся облегченно вздохнула — встреча Галагана и Палия завершилась успешно! Разве не об этом свидетельствовал сделанный им намек на возможные тревожные события наступающей ночью и предупреждение не покидать в связи с этим вечером своего жилища! А его заочное знакомство Марыси с джурой Богданом, верным человеком Галагана в ближайшем окружении Мазепы, который отныне станет сообщать ей о тайных замыслах гетмана и выполнять ее поручения? А его согласие передать привет некоему близкому другу Марыси, о котором она упоминала во время вчерашней беседы, если разговор шел только о ее любовнике Скоропадском? Совокупность всего этого приводит к одной мысли — Галаган твердо решил расстаться с Мазепой и сделает это, по всей видимости, сегодня ночью.
С наступлением сумерек Марыся, усевшись с книгой подле свечи у плотно занавешенного окошка, принялась настороженно прислушиваться к звукам отходившего ко сну лагеря. Все было как обычно, и около полуночи она собралась уже лечь в постель, как где-то невдалеке раздались несколько выстрелов, грянул пушечный залп. Вспыхнувшую было после этого перестрелку покрыл топот множества копыт и протяжное казачье «Слава!». Задув свечу, Марыся встала у окошка и отошла от него лишь после того, как в лагере улеглась суматоха.
Утром она узнала, что ночью полк Галагана и часть сердюков полковника Кожуховского атаковали шведскую батарею, стерегущую подходы к лагерю с востока, разметали вступивший с ними в бой дежурный комендантский батальон и направились в сторону царских войск. Наперерез им были брошены несколько полков королевских кирасир, с одним из которых казаки вступили в бой и разгромили его. На подходе к расположению русских войск беглецы были встречены поджидавшим их полком полковника Апостола, с которым уже без всяких хлопот прибыли к гетману Скоропадскому.
На следующий день от графа Понятовского, с первого дня появления Марыси в шведско-казацком лагере оказывавшего ей повышенные знаки внимания, она узнала, что полковник Галаган привел с собой к русским свыше тысячи сердюков и шестьдесят восемь пленных шведов.
Борис Петрович лишь делал вид, что смотрит в разложенную на столе карту и слушает доводы Скоропадского. Он, фельдмаршал Шереметев, имел не меньше боевого опыта, чем новоиспеченный гетман, и не хуже понимал, что значит для русской армии захват небольшого городка Лохвица на Полтавщине. Превратив его в свою опорную базу, на берегах Сулы обосновалась сильная группировка шведских войск генерала Крейца, служившая мостом между армией короля Карла и войсками его польского союзника Лещинского.
Если бы у Лещинского появилась возможность оказать помощь шведам, он должен был двинуться на Лохвицу, откуда полки Крейца нанесли бы удар в спину русским войскам, попытайся они остановить поляков. А достигнув Лохвицы, приведя себя там в порядок и передохнув, Лещинский опять-таки при поддержке полков Крейца направился бы на соединение с главными силами короля Карла, которые в случае необходимости встречными ударами с востока расчистили бы путь союзникам и себе. Совершить же самостоятельно многосуточный марш с севера Польши в Слободскую Украину или Гетманщину, где сейчас велись боевые действия между шведами и русскими, Лещинский был не в состоянии: войска гетмана Сенявского тотчас сели бы ему на хвост, а литовские полки польского гетмана Огинского и казаки Скоропадского нанесли бы по нему удары с севера и юга, разгромив «станиславчиков» без помощи русских войск.
Понимать это фельдмаршал понимал, однако имел на руках указ царя, полученный им, Репниным и Меншиковым перед отбытием Петра в начале февраля в Воронеж. В нем Петр сообщал своим военачальникам «что без меня чинить»: укомплектовывать полки рекрутами, спешно обучать их, создавать запасы оружия и снаряжения, необходимые для продолжения войны. Что касалось зимней кампании, Петр предписывал всячески беспокоить противника, не давать ему покоя ни на маршах, ни на стоянках, любыми способами наносить ему потери. А пуще всего царь требовал не допустить подхода к королевской армии подкреплений или отхода ее к Днепру, где Карл мог бы образовать единый фронт против России со своим ставленником в Польше Лещин-ским и войсками своих сторонников в Литве, возглавляемых могущественными князьями Вишневецкими.
Но самое опасное положение для русских войск сложилось бы в случае, если бы поляки Лещинского двинулись на Гетманщину вместе с оставленным королем Карлом в Польше корпусом генерала Крассова. Для русского командования не было секретом, что в декабре 1708 года Карл отправил Крассову приказ, чтобы тот из размещенных в Померании, Курляндии и Речи Посполитой шведских войск сформировал сводный отряд из 8 полков пехоты и 9 тысяч драгун и прибыл с ним к главным силам армии. Крассову предписывалось свершить то, чего не смог сделать Левенгаупт!