Полтора килограмма
Шрифт:
ворочаться на неудобном диване, пытаясь уснуть.
Утром я уже был способен передвигаться, хотя меня еще слегка покачивало и мутило. Вероятно,
сотрясение мозга избежать всё же не удалось. Опираясь на локоть Тома, я осторожно следовал к дому.
Хелен и Джим встретили нас у двери. Тома пригласили к столу позавтракать с нами. Он охотно
согласился, сразу очаровав присутствующих своей непосредственностью. После завтрака, заметив в
прихожей мяч Джима, он тут же позвал сына
закидывают мяч в кольцо с сеткой, прикрученное к столбу на заднем дворе. У Тома были несоизмеримо
длинные конечности, словно у голенастого щенка дога. «Мир наверняка потерял в его лице отличного
баскетболиста», – подумалось мне тогда. Он вообще был более подвижен, весел, нежели я, что не могло не
очаровать моего двенадцатилетнего сына, для которого я вечно не находил времени, чтобы погонять мяч.
С того дня Том стал частым гостем в нашей квартире. Хелен и Джим всегда радовались его приходу:
он вносил в дом какое-то праздничное приподнятое настроение.
Вот так, ненавязчиво, этот человек вошел в нашу жизнь и стал моим самым близким другом. Почему?
Я и сам не понимал этого тогда. Мы во всем были полной противоположностью, но нам было интересно
вместе, и, не смея больше перечить притяжению душ, мы погрузились в крепкую мужскую дружбу.
Том вырос в Челси – небогатом пригороде Бостона. У него было три брата и одна сестра. Отец взял в
жены мать Тома с четырьмя детьми от предыдущего брака. Том оказался их единственным общим
отпрыском. Оба родителя обладали склочным и неугомонным характером и потому бранились как кошка с
собакой. Мать отвечала за утилитарную сторону семьи, а отец, в прошлом акробат из мексиканского
гастролирующего цирка, получивший перелом ноги, после которого остался хромым на всю жизнь, теперь
был вынужден работать в порту разнорабочим.
Уже в тринадцать лет, заглянув к тридцатилетней соседке по приглашению на чашечку чая, он
расстался с невинностью. Я же, в отличие от него, стыдливо таскал свою девственность вплоть до встречи с
Хелен. Я был задавлен комплексами, а его обаяние перекрывало всё. Он напоминал щенка, ни разу не
получавшего взбучки и поэтому вечно радующегося жизни и окружающим его людям.
Свою жену он встретил, когда ему было уже далеко за тридцать. Они познакомились на ледовом
катке. В тот же вечер Том поцеловал ее под столбом с указателем «Парковка для машин запрещена».
Пребывая на взлете эмоций, он оторвал этот указатель и повесил в спальне над своей кроватью. Я,
например, никогда не был способен на подобные поступки. Я был рабочей лошадкой, а он – ярким
представителем породы разгильдяев. Убежденный пацифист. Ему претило вообще подчиняться трудовому
графику, поэтому этот парень был вольным художником, музыкантом, подрабатывающим время от времени
то тут, то там. Его не угнетало отсутствие денег, главное в жизни для него – это свобода души и тела.
Лишь обзаведясь потомством и почувствовав ответственность перед семьей, он позволил себе из
дикого иноходца превратиться в рабочего коня. Годы дружбы показали, что в серьезных поручениях Тому
нет равных по исполнительности и ответственности. После длительных уговоров он всё же остриг свои косы
и я сделал его своим доверенным лицом во многих делах. И ни разу об этом не пожалел.
– Да, Том! Слушаю! – торопливо пропыхтел я, чувствуя, как учащается пульс от быстрой ходьбы.
– Привет, Дэн! Тут появился один вариант. Ты, скорее всего, откажешься от него, но считаю своим
долгом сообщить. В общем, мы нашли донора. Тело подходит по пяти критериям, родственники дали
согласие, оперировать можно уже через пару недель. Только есть нюанс, – Том замолчал на несколько
секунд, – понимаешь, это женщина.
Я уже поднялся на лифте на второй этаж, где в левом крыле дома находился мой рабочий кабинет.
– Том, мне не до шуток, – раздраженно бросил я.
– А я и не шучу, – виновато вздохнул Том.
От растерянности пришлось замолчать, не совсем понимая, как реагировать на подобную новость.
Такой вариант мы никогда не обсуждали, я даже не мог допустить мысли о смене пола. Со
стремительностью, на которую только мог быть способен мой организм, я ворвался в свой кабинет и закрыл
за собой дверь. Наконец, дав волю чувствам, я взревел в трубку:
– Да ты в своем уме? Ты хоть понимаешь, что предлагаешь? Как тебе вообще это пришло в голову?
Я метался по кабинету, как затравленный зверь в клетке.
– Дэн, успокойся, прошу тебя! Тебе нельзя так нервничать! Просто ты каждый день грозишься
14
умереть и требуешь найти хоть какого-то донора, вот я и подумал…
Не дав ему договорить я заорал в трубку с новой силой:
– Подумал?!!! Как ты себе это представляешь? Посмешище из меня решили сделать?
– Дэн, извини! Очень тебя прошу, успокойся! Где твои таблетки? – Том не на шутку был взволнован.
Я опустился в кресло, в глазах потемнело, пульс отбивал бешеный ритм, словно загнанный скакун.
Тело мое обмякло, еще секунда – и телефон бы выпал из внезапно ослабевшей руки. Пришлось поспешно
бросить его на стол. Пальцы рук похолодели и начали дрожать. Вслепую нащупав гладкую поверхность