Полтора кролика (сборник)
Шрифт:
Нет, Гоша мне тогда в целом понравился, но теперь я могу со всей определенностью утверждать, что на маньяка он был больше похож, чем она. Во-первых, как-то слишком заметно выражал он свое ко мне расположение. Во-вторых, вид у него был довольно многозначительный, словно он что-то знал, но скрывал. В-третьих, он сильно косоглазил, что, впрочем, не помешало ему справиться с управлением автомобиля, но все же мешало мне с ним общаться, – я не мог понять, на какой мне глаз глядеть, когда я с ним разговаривал; по идее, на тот, который на тебя смотрит, но ведь оба мимо смотрели.
Справедливости
Гоша гремел на кухне кастрюлями, когда она повела меня в комнату для меня. Все прибрано для меня, все чисто. Несколько смутило, помню, ярко красное покрывало: мог ли что означать красный цвет? – но, признаюсь, в тот момент занимала меня более ширина кровати, ибо по величине этого параметра можно было косвенно судить о намерениях самой хозяйки. А кровать была отнюдь не односпальной… Мне показалось, что Фаина читает мои мысли, тут я быстренько – глядь на нее! – и усмотрел-таки, усмотрел: словно тень мотылька на губах… Чуть-чуть не проговорилась. И вот она взяла меня за руку и вывела в коридор. И шепнула мне на ухо: «Знаешь, я очень рада, что ты приехал». Она пошла по коридору, а я за ней, и тут я поспешил сделать то, что не посмел тогда, у железнодорожной кассы: я обнял Фаину, остановив. Вот так, за живот. Она нежно, не оборачиваясь, освободилась от моего объятья, сказав: «Надо на стол», то есть надо было сказать: «Надо собирать на стол», – и отправилась дальше, увлекая меня за собой своим неопознанным полем чудовищного притяжения.
Мы на стол накрывали втроем, я, по правде, больше дурака валял, потому что достать из холодильника салат оливье и селедку под шубой труда не составляло. Они наготовили много еды. Год, если помните, был для нашей страны не самый сытный. Но новогодний стол – это святое. Это у всех. Я тоже привез кое-что, – помню, икры баночку, водку, шампанское. Под елку незаметно поставил две коробки – подарки им. Но Гоша увидел: «Смотри-ка, уже Дед Мороз побывал, что-то принес». На что она отвечает вопросами: «А как наш сюрприз от Деда Мороза? Может, сейчас? Или потом?» – «А давай сейчас», – говорит Гоша.
И вот они велят мне никуда не выходить из комнаты и удаляются за сюрпризом. Мне, не скрою, приятно. Я жду. Радуюсь их отношениям.
Хорошие отношения. Очень дружно живут. Понимают друг друга с полуслова. Как-то, правда, общаются странно – не глядя почти друг на друга, во всяком случае, при мне, – но это если уж совсем придираться… Тогда я этому не придал значения,
Но тогда у меня и мысли такой быть не могло. Я счастлив был, как никто на свете. И казалось мне, что происходит со мной что-то чрезвычайно важное и нужное, что я сам становлюсь другим человеком, что я уже никогда, никогда не смогу жить по-прежнему. Тихая радость переполняла мое существо. И весь мир в эти минуты представлялся мне чистым, красивым, – словно стряхнули с него пыль мягкой кисточкой.
Хотя легкое ощущение странности, надо признать, не покидало меня. Еще бы. Уж слишком все получалось легко, ровно, без моих даже слабых усилий.
Слышу: поверху ходят, что-то двигают, сюрприз достают.
Ту т я вспоминаю, что не убрал водку в морозилку.
Беру бутылку, подхожу к холодильнику, открываю дверцу холодильника… (я за вечер в холодильник уже несколько раз заглядывал, а морозилку так ни разу и не открывал)… В общем, я открыл морозилку.
Н-да.
А ведь почти юбилей – ровно пятнадцать лет исполнилось, как я открыл морозилку. Если быть совсем точным, пятнадцать лет и четыре часа, плюс-минус десять минут.
Много-много воды утекло, много было событий!.. Например, вот женился… Ну да… На Маргарите Макаровне…
Нервный срыв… Когда б не она…
Хорошо. Извините… Я примерно представляю ход ваших мыслей насчет морозилки, и где-то он верен, но только отчасти. Я готов поспорить на что угодно, ни за что не догадаетесь, что было в морозилке.
Так вот! Там стояли два ботинка! Два совершенно новых черных ботинка! Покрытых инеем!
Каково?
Я закрыл холодильник, так и не поставив туда водку, сел на стул и стал думать. Полный ступор! Ни одной мысли. Ни одного объяснения!
Теоретически допустимо предположить, что один ботинок могли поставить в морозилку по какой-то запредельной рассеянности… Но только один!.. А тут оба!
Может быть, шутка? Тогда в чем юмор?
У меня чуть голова не лопнула. Мне казалось, я схожу с ума. Я решил, что была галлюцинация. Себе не поверил.
И тогда я снова открыл морозилку… Ботинки! Я пригляделся и различил носки, едва торчащие из ботинок. Я взял один ботинок и почувствовал, что он вовсе не пустой, что он с содержимым!.. Я вынул из морозилки, я заглянул внутрь ботинка и увидел ледяную гладь на уровне края… понимаете?… срез, заледенелый срез!.. Нечеловеческий ужас нахлынул на меня, я едва не потерял сознание!..
И вспомнилось мне в одно мгновение разное – и книжка ее про какого-то там расчленителя, и кроваво-красное покрывало, и двуручная пила, которую видел, между прочим, у входа… И разговорчики вспомнились типа: «Елка криво стоит». – «Потому что криво отпилена». – «А кто виноват?» – «Вместе ж пилили!» – «Ну ты пильщик известный». – «А ты?»
И многое еще вспомнилось что.
А их шаги приближались. Они уже стояли у двери – со своим окаянным сюрпризом! Я слышал, как они перешептывались, как что-то они обсуждали за дверью…