Полторы минуты славы
Шрифт:
— А как же вы его нашли по глобусу? Его жена ведь говорила... Это чудо!
— Никакого чуда не было. И глобуса тоже. Просто ваш же больной Тормозов — он на днях выписался — встретил здесь помещика Иванова и растрезвонил об этом всему свету. А Иванов — лучшая роль Карасевича. Согласитесь, остальное просто, как дважды два!
— Нет, это чудо, — не хотела соглашаться доктор Низамутдинова. — Сами посудите: кто в наше время читает Чехова? Да и сама психиатрия во многом шаманство, как вы выразились. Мы так мало знаем о человеческом мозге, а жизнь так многосложна
— Скажите, а это что, сиреневый сад? — вдруг спросил Самоваров, глядя в окно на заросли каких-то высоких кустов.
Эти однообразные исчерна-зеленые дебри нисколько не походили на тот цветущий рай, куда несколько дней назад они с Настей хотели проникнуть. Зато густую чугунную решетку Самоваров узнал.
— Да, это наша сирень, — ответила доктор Низамутдинова.
— Еще дней пять назад все тут по-другому выглядело — разноцветно.
— Мы срезаем все отцветшие кисти, чтоб не завязывались семена, и тогда следующей весной снова будет много цвета, — пояснила Низамутдинова. — Недели полторы в мае сад сказочно красив, а потом вот такой стоит, невзрачный. Вы не находите, что и в жизни часто бывает подобное — всплеск, безумный выброс энергии, яркие краски, а потом снова все скучно и обычно?
— Бывает, — согласился Самоваров. — Только не с такой всем известной периодичностью, как у сирени. Это жаль. Поди угадай, когда начнется твоя весна.
— У некоторых наших пациентов рецидивы случаются и периодически, как по расписанию. Но вот Карасевич — никак не могу привыкнуть, что он не Иван'oв! — скорее всего, так и не узнает, что с ним было. Как он пропал, где был все это время, с кем? Если он так ясно вспомнил жену, коллег и День бегуна, то свои похождения с Мерилин Монро вполне может и забыть. Начисто забыть, как нерассказанный сон!
— Этим милиция занимается, — снова напомнил Самоваров. — У них большие возможности.
С доктором Низамутдиновой Самоваров говорил о могуществе милиции уверенно. Но сам он не слишком надеялся, что Стас и его контора смогут докопаться, где был и чем занимался Карасевич все эти тревожные дни. Если режиссер не вспомнит, то никто больше не поможет. Но пока концы с концами не сходятся: Карасевич грезит Мерилин Монро и ее грудями, тогда как Стас выяснил, что на территории завода металлоизделий орудовала организованная преступная группа. Группа сплошь состояла из грубых, неприятных мужчин. Никаких Мерилин у них и напоказ не было.
— Все в порядке: это Карасевич чудит в психушке и выдает себя за помещика. Оформлен как Иванов, — сообщил Самоваров по телефону Железному Стасу, едва покинув гостеприимное желтое здание.
— Жена опознала?
— Опознаны взаимно! Едва бедолага увидел и услышал свою супругу, как мигом вспомнил и как его зовут, и как его фамилия, и когда у нас День бегуна.
— Да, — согласился Стас. — Его супруга — тетка колоритная, ни с кем не спутаешь. А что он говорит про убийство в сборочном цехе, то есть в павильоне номер 1?
— Да ничего не говорит. Он считает, что его похитила Мерилин Монро с целью уморить своей любовью.
— Тьфу ты, дичь
— Значит, того, что он назвал фамилию жены, тебе мало? — притворно обиделся Самоваров. — Ты недоволен? А вот психиатры в полном восторге. Он ведь еще полтора часа назад себя помещиком считал! Его жена теперь трубит, что я чудотворец и прочистил Феде мозги своей энергетикой. Она утверждает, что я могу отлично зарабатывать ясновидением.
— А почему бы нет, Колян? Дело выгодное, — хмыкнул Стас. — Не вставая с дивана, будешь находить украденные кошельки, сбежавших мужей, заблудившихся болонок. Приятное, интеллигентное занятие.
— Спасибо за совет. Но у тебя-то в руках вполне вменяемый Рябов. Надеюсь, хоть он что-то про Мерилин Монро знает?
— Зачем ему это? Он сам звезда. Сам в Голливуд метит. Самое смешное, что все дело действительно в той продуктовой палатке, которую ограбили в Прокопьевске десять лет назад. Рябов тогда стащил карамельки «Дюшес» и до сих пор из-за них страдает.
— Что, сладкого есть не может? — предположил Самоваров.
— Да нет, хуже. Недавно наткнулся на дружка, вместе с которым брал ту палатку. Дружок неоднократно судимый, носит лирическую кликуху Гвоздь. Получилась трогательная встреча: ребята вспомнили сопливое детство, школу, маму, дядю. Поностальгировали в какой-то забегаловке. После этого приятель Рябова стал среди своих гнать, что наша телезвезда и любимец губернатора в их бизнесе главный. Надеюсь, ты помнишь, что за бизнес?
— Наркота, — сказал Самоваров.
— Вот-вот! Заправляет всем Гвоздь и еще один товарищ, который ездит на синем бумере.
— Это его Тошик и еще один пацан видели?
— Да. Эти кудрявые парни видели как раз то, что надо, — синий бумер накануне убийства. Они время почти точное назвали и машину расписали до мелочей — и зад у нее какой, и номер, и как лев качает головой.
— Лев?
— Это игрушка такая, в машине сидит. Владеет ею и бумером некто Сурков. Сурков с Гвоздем еще в Прокопьевске свой бизнес завели, но перебежали дорогу местным браткам. Пришлось сюда перебазироваться, тем более что и к границе мы поближе. Эти двое процветали некоторое время, но недоброжелатели прокопьевские и тут их отыскали. Стали пасти. Вот тут-то и пригодился Саша Рябов в качестве дымовой завесы. Им время надо было выиграть, чтобы аккуратно смыться. А прокопьевские гонцы в это время Сашу Рябова пасли.
— И пас человек в капюшоне? — догадался Самоваров.
— Точно. Пока этот загадочный господин таскался за Рябовым по съемкам, Гвоздь и Сурков собрались с духом. Они убрали как «Похудит» со склада «Сомерсетта», так и своих преследователей. Одного прокопьевского мстителя они заманили в павильон и уложили на режиссерском диване, другой сгорел в «Ниве» на Ушуйском тракте. Третий труп ищем. Авось когда-нибудь объявится.
— А Гвоздь с подельником что? Ушли? — спросил Самоваров.
— Поглядим, — скромно сказал Стас. — Мы, хорошо теперь их знаем. Остальное — дело техники.