Полуденные экспедиции: Наброски и очерки Ахал-Текинской экспедиции 1880-1881 гг. Из воспоминаний раненого. Русские над Индией. Очерки и рассказы из боевой жизни на Памире
Шрифт:
В этой подковке должна остаться гальваническая батарейка для взрыва пироксилиновой мины и часть команды. Остальным надо было спуститься в ров, выкопать углубление под стеной, которая начиналась прямо со дна рва, эскарпа не было, заложить в это углубление мину, на случай недействительности или порчи батареи зажечь фитиль Бикфорда и выскочить изо рва.
Промежуток между местами заложения пироксилиновой и динамитной мины должен был быть шагов 12–15.
Прикрытие минеров — апшеронцы — должны были во время работы частью лежать на краю рва, частью залечь в ров по обеим сторонам работающих и в случае нападения драться до последнего, давая выиграть время до окончания работ…
— Скоро ли кончат эти саперы со своим мостом? — с нетерпением обращается граф Орлов к гардемарину, который занят стягиванием своей персоны поясным ремнем поверх полушубка и ощупыванием, на должном ли месте револьвер, чтобы не мешал ползти.
— Да, пора бы и кончить!.. Мокро, холодно… Я думаю, будет трудненько ползти по глине, которая совсем размякла…
— Зато вам будет легче работать под стеной… Удары ломом и киркой по мокрой земле не будут так слышны, — возразил на сетования гардемарина граф Орлов.
— Лишь бы не было текинского секрета в подкове, раз она занята неприятелем, придется начать целое дело…
— А вам сколько надо времени для работы?
— Не менее получаса, чтобы основательно закопать мину.
— Я думаю, что если текинцы не заметят нашего под ползания, то работу услышат… Вопрос только, сделают ли вылазку или ограничатся одной стрельбой…
— Сейчас саперы окончат мост, ваше сиятельство, — сказал подошедший поручик Остолопов.
— Вы совсем готовы?
— Совсем.
— Начальник штаба идет сюда, — послышалось из мрака… Граф Орлов пошел в ту сторону, откуда слышалось приближение нескольких человек, между собой разговаривавших.
— Если можете, выдвигайте понемногу людей из траншеи, дайте только минерам выйти вперед, — послышался голос начальника штаба полковника Гродекова. — С Богом, ребята, будьте молодцами и помните, что в случае насядут на вас текинцы, вас выручат, не бросят!..
Вот на бруствере обрисовалась одна фигура, немедленно исчезнувшая, за ней другая, третья… Послышался сдержанный шепот:
— Динамит-то подавай легче! Ну, принимай на себя!
— Что, минеры вышли? Не урони ящика с батареей!.. Передай катушку с проводниками! Не шуми, ребята!
Как призраки исчезли одна за другой темные фигуры…
Особенное ощущение, читатель, когда выходишь за бруствер, покидаешь эту надежную защиту и знаешь, что теперь окончательно открыт для неприятельских выстрелов! Ни зги не видать… Вот тут, налево, должно быть, мостик… Пригнувшись идут люди… Ручей… Остановились…
— Чего стали? — слышится шепот.
— Вперед, не задерживайте… — доносится голос графа Орлова.
— Сюда, ребята, вот мостик. — Ведет капитан Васильев передовых. Штыки звякнули один о другой, кто-то залез в воду и зашлепал сапогами.
— Тише, леший!
Там, где впереди чернеется что-то темнее окружающего мрака, сверкнул красный огонек, один, другой… Пуля ударилась в воду, и несколько капель брызнуло в лицо Остолопова, идущего рядом с ящиком динамита.
Мысль, как молния, мелькнула в голове — а что, если бы в ящик? Ощущение чего-то холодного пробегало по спине… Фашины хрустят под ногами… Наконец все перешли мостик…
— Ложись! — доносится приказание графа Орлова.
— Ползи за мной, не растягивайся, ребята! — шепчет гардемарин и с одним из осетинов конвоя Скобелева бесшумно направляется на четвереньках к едва приметной черной точке — подковке… В нескольких шагах за ним — минер унтер-офицер Забелкин и матрос Гребенщиков…
Руки уходят в размокшую, холодную, липкую глину… Двигаться приходится со страшным трудом… Сердце стучит усилено… Кровь приливает от неестественного положения к голове, звон в ушах… От пристального напряженного всматривания в темноту начинает представляться какое-то движение в мраке… Вот снова сверкнул огонек… Раскатился звук неприятельского выстрела… Второй…
— Должно, увидали нас, — шепчет один, из охотников.
Прилегли… А дождь, проклятый, моросит… Заливает за шиворот… Руки коченеют…
— Ваше б-дие! Что это как будто чернеется влево? — шепчет Забелкин на ухо гардемарину.
— Где? — спрашивает тот, сразу чувствуя какое-то особенное ощущение в сердце, определяемое выражением: сердце упало!
— А вот — смотрите, ваше б-дие, по руке!
Действительно, напрягая зрение моряк видит вблизи от себя что-то темное… Вот и еще…
— Должно, люди… Люди и есть, — слышится вокруг шепот.
— Лежать пока смирно, я поползу осмотреть!
Моряк переворачивается на левый бок, расстегивает кобуру, вынимает револьвер, засовывает его за борт тулупа на груди и ползет. Осетин не отстает с кинжалом в зубах… Вот уже близко эта черная масса… Нет сомнения — контуры человеческого тела…
— Стрелять или нет? Пусть первый выстрелит…
Осетин дергает за руку… Легли вплотную к земле… Фигура неподвижна… Подползли ближе… Осетин вынимает кинжал изо рта и берет в руку…
Но вот моряку попадает что-то под руку…
Холодное, скользкое, разбухшее и мягкое… отвратительный запах мертвечины… Гардемарин отдергивает руку; как ни коротко было прикосновение, но моряк убедился, что это была нога трупа… Чувство гадливости охватило его до мозга костей… Он начал вытирать руку о землю, о тулуп… Осетин что-то проворчал… Дальше влево виднелось еще несколько темных силуэтов убитых… Тут только моряк вспомнил, что все это пространство покрыто трупами неприятеля, оставшимися после вылазки 4 января…