Полуденные экспедиции: Наброски и очерки Ахал-Текинской экспедиции 1880-1881 гг. Из воспоминаний раненого. Русские над Индией. Очерки и рассказы из боевой жизни на Памире
Шрифт:
Поползли далее… Все более и более обрисовывается силуэт подковки… Есть ли там кто-нибудь? Мертвая тишина не нарушается никаким звуком!.. И выстрелы даже прекратились… Тучи начали расходиться — стало немного светлее… шагах в тридцати виден бруствер подковки… Вдруг эта темная линия озарится светом залпа? Осетин пополз бесшумно вперед… Прошло несколько мгновений ожидания… Моряк также двинулся.
— И я с вами, — послышался голос графа Орлова, заставивший от неожиданности вздрогнуть моряка.
Вот и бруствер… Затаив дыхание, поднимаются оба офицера на него и свешивают внутрь голову, держа наготове револьверы… В тот же момент черная папаха лезет им навстречу… Быстрее молнии опускаются два дула… Секунда — и грянули бы выстрелы…
— Это я, — говорит гортанный голос осетина.
Невольно глубоко, с чувством облегчения вздохнул моряк и опустил револьвер.
— До самого рва нет никого, — прошептал осетин.
Через несколько минут вся команда была в подковке.
Внутри этот редутик представлял из себя довольно узенькую полукруглую траншейку. Земля из середины не была вынута, и таким образом на высоте груди человека была плоскость в виде стола. Немедленно воспользовались этим обстоятельством, поставили сюда ящик с динамитом, открыли крышку и вложили между динамитными патронами запал с гремучей ртутью и со вставленным в него куском фитиля Бикфорда, длина которого была рассчитана на две минуты горения. Минер Забелкин расположился в траншее на земле с батареей.
В это время небо начало очищаться от облаков. На горизонте стало светлеть — признак скорого появления луны. Надо было торопиться. Стена ясно виднелась, раза два или три послышались голоса текинцев…
— Ступай ты, Остолопов, со своими минерами вперед, иначе вы можете мне оборвать проводники, — прошептал гардемарин.
Два человека подняли ящик с динамитом и, пригнувшись, двинулись по траншейке…
За ними медленно потянулись, шаг за шагом, и другие… Оставшиеся в подковке с замиранием сердца вглядывались в постепенно исчезавшие во мраке фигуры… Со стены не было сделано ни одного выстрела.
— Пора и нам… Смотри же, Забелкин, не замыкай тока раньше, пока я не крикну «готово»! А теперь дай больше слабины катушке, я сам возьму проводники, смотри, чтобы не заело на катушке…
С этими словами гардемарин взял в руку концы проводников и, пригнувшись, быстро направился по траншейке в ров…
Проводники свободно тащились за ним.
Вот уже близко ров… Слышен шепот охотников Остолопова… Вот кончается и траншея… Дно рва ниже немного — фута на два… Легко спрыгнул моряк, но все-таки зашумел… Сердце упало… На стене кто-то кашляет… Вот какая-то гортанная фраза, к кому-то обращенная… Разговаривают… На стене шорох… Моряк, ни жив ни мертв, прислонился к стене… Прижался к сырой глине, как бы желая вдавиться совсем в нее… Шорох прекратился, но разговор ясно слышен…
Вот подходит Остолопов и едва слышным голосом спрашивает, пора ли закладывать мину и не пойти ли смотреть начатую брешь.
Оставив команду, прижавшуюся к стене, оба офицера бесшумно крадутся к темному пятну шагах в двадцати левее выхода из траншейки в ров…
Еще не доходя до бреши, оба офицера споткнулись несколько раз о валявшиеся обломки глины… Вот, наконец, и груды осыпавшейся земли… Довольно пологий подъем… С сильно бьющимся сердцем поднялись, крадучись, Остолопов с гардемарином… Земля осыпается под ногами и с шумом падает вниз… От волнения шум этот кажется способным разбудить мертвых… Вот и вершина бреши… Голова моряка на уровне стены… Он приподымается и заглядывает внутрь крепости… Полный мрак. Где-то далеко блестит огонек… Собака залаяла внизу… Направо в нескольких шагах от него, на стене, разговор текинцев — слышно каждое слово… Шорох, шаги…
— Хорошо бы вскочить неожиданно на стену… — шепчет Остолопов.
Вместо ответа моряк сползает назад по бреши… На дне рва его поддерживают дюжие руки одного из охотников… И кстати… От волнения ноги дрожат, из-под козырька фуражки катятся капли холодного пота…
— Начнем работать, — говорит Остолопов.
— Пора, пора… — шепчет прерывающимся голосом моряк и идет влево от бреши, Остолопов — направо.
— Вот тут, ребята, — указывает гардемарин. — Ну, начинай ломом… У кого лом?
— У меня, ваше б-дие…
Раздается глухой удар в основание стены.
— Чего ты лезешь?.. Мне их благородие приказали начать, не тебе!..
— Пошел вон! Я — матрос… Раньше с их благородием служил… А ты что!..
— Не шумите, черт бы вас подрал… Давай лом… — И гардемарин начал осторожно ударять в глину, стараясь выворачивать побольше куски… Удары глухо раздавались по рву…
На стене смолкли голоса, но послышался шум у самого края парапета, и несколько кусочков глины упало около работавших… Должно быть, обеспокоенные шумом текинцы заглядывали через парапет…
Работа приостановилась… Вот снова раздался говор на стене… Но ни тревоги, ни выстрела… Опять заработали ломы и кирки… Гардемарин передал лом одному из охотников и, прижавшись плечом к стене, следил за работой… Как-то невольно часто подымались глаза его наверх, где он ожидал увидеть силуэт врага, перегнувшегося через парапет… Но все было покойно… Углубление под стеной увеличивалось…
— Ваше б-дие! Почитай, уж довольно, — обратился к нему матросик Гребенщиков.
Гардемарин стал на колени и ощупал рукой углубление…
— Нет, ребята, еще мало… Валяй теперь лопатой… Выгребай всю мелочь оттуда и еще немного подкопай…
— Ну, как твои дела? — послышался тихий шепот Остолопова, вынырнувшего из мрака.
— Сейчас буду закладывать… А ты?
— У меня тоже кончают… Не забудь же крикнуть, когда будет готово…
— А где граф Орлов?..
— Во рву, около моей мины. — И поручик исчез.
— Ну довольно, ребята… Закладывай мину… Где она?..
— Вот…