Полуденный бес
Шрифт:
Восемь человек, собравшихся в кабинете генерала Димы на Старой площади, замерли, напряженно думая каждый о своем.
Первым не выдержал Неваляшкин. Он подскочил к Палисадову, который наслаждался эффектом, произведенным сообщением, и заговорил горячо, выплевывая слова и производя свистящий носовой звук, напоминающий хлюпанье мокрой травы под ногами:
– Вы точно знаете? Не может быть дезинформации? Ельцин сам вам сообщил? Неужели все подписали договор? И Казахстан подписал? И Украина? А Гейдар Алиев?
– Не волнуйтесь, Еремей! Два часа назад
– Все-таки как-то не того, господа… – пробормотал кто-то из присутствовавших с заметным нижегородским акцентом. – По правде говоря, я совсем не рассчитывал на это. Конечно, Россия экономически выиграет. Но надо думать о мировом балансе. Развал СССР подорвет наш военно-промышленный комплекс. И тогда Америка…
– К черту наш военно-промышленный комплекс! – закричал Неваляшкин. – Нужны мы Америке, как пятое колесо в телеге! То есть это было бы счастьем, если бы мы могли сдаться США со всеми потрохами, но только наши прогнившие потроха Америке не нужны!
– Все-таки следовало быть осторожнее, – продолжал тот же сомневающийся голос. Он принадлежал высокому кудрявому мужчине с ухватистыми мужицкими руками. – Нужно было проконсультироваться с зарубежными партнерами…
– Неужели вы думаете, Чемоданов, что мы не консультировались? – небрежно возразил Палисадов. – Этим я и занимался всю последнюю неделю.
– И они все согласились?
– Нет, Чемоданов, они не согласились! Они настойчиво рекомендовали. Настойчиво, вы меня понимаете?
– Это меняет дело, – буркнул кудрявый.
– О чем вы говорите?! – завопил Неваляшкин. – Конечно, они заинтересованы! Конечно, нам помогут на первых порах! Мы можем рассчитывать как минимум на несколько миллиардов валютных вливаний. И это означает десять лет передышки и тотальную демократизацию всей страны. Народ будет молчать, пока будет хлебушек с маслом, а потом… Потом, я надеюсь, это будет совсем другая страна!
– Согласен, – кивнул Палисадов. – Я всегда ценил ваш светлый ум!
– Да, но как же теперь, господа? – спросил журналист Аркадий Прицкер, вернувшийся из США, куда он недавно эмигрировал. – Президент у нас имеется, а правительство?
При этих словах Неваляшкин сжался, скрестил руки и отбежал в сторону.
Палисадов улыбнулся:
– Это вопрос практически решенный.
Неваляшкин бросил на него жалобный взгляд.
– Я не бросаю слов на ветер. Скоро, скоро, уважаемый Еремей, вы будете иметь возможность в этом убедиться.
Неваляшкин просиял.
– Я ни секунды не сомневаюсь, – продолжал Палисадов, – что вы и ваша команда – это лучший вариант нового российского правительства. Я доложил об этом Президенту. Президент со мной согласился.
В глазах Неваляшкина, обычно невозмутимых и невыразительных, плясали сумасшедшие огоньки. В его лице появилось что-то возвышенное, но этого никто не видел, потому что каждый думал о своем.
– Но… Президент просил подождать. Не первое… может быть, второе правительство.
– Не понимаю, – с потускневшим лицом произнес Неваляшкин, который уже замечательно все понял.
– А чего тут понимать! – захохотал Барский, до этого сидевший мрачный. Сообщение Палисадова его ошеломило. – Рожей ты не вышел на первого премьера, Неваляшка! Народу скоро жрать будет нечего, а тут еще ты будешь маячить на экране!
– Зачем вы так, Лев Сергеевич? – сказал Палисадов, на самом деле страшно довольный тем, что Барский взял это неприятное объяснение на себя. – Я говорил о другом…
– Кто же возглавит правительство? – взяв себя в руки, спросил Неваляшкин. – По крайней мере, к нам обратятся за консультацией?
– Это само собой! – радостно подхватил генерал Дима. – И не просто консультации! Вы с сегодняшнего дня возглавите Центр Мозгового Штурма! Финансирование за счет бюджета.
– Деньги не важны, – скривил губы Неваляшкин. – Хотя ради нашего проекта я отказался от ряда заграничных лекций и места главного редактора «Экономической газеты».
– Поздравляю газету! – сказал Барский.
– Кстати, о вас, Лев Сергеевич, – продолжал Палисадов. – Что вы думаете о портфеле министра культуры или образования?
– Нет уж, – сказал Барский. – Я ни на что не променяю свою свободу. И потом, если быть честным, господа… Противен мне этот дележ власти на руинах России. И вообще, некогда мне тут с вами рассиживаться.
Палисадов нисколько не обиделся на отказ. Даже обрадовался. На портфель министра культуры претендовали несколько человек. Среди них муж одной актрисы, на которую Палисадов имел виды более захватывающие, чем ее муж на министерское кресло. Но она просила его похлопотать за мужа, и он обещал.
– Ах, Лев Сергеевич, бонвиван ты наш! – заворковал Палисадов, влюбленными глазами глядя на Барского. – Ничем не поступится ради личной свободы. Но я уважаю! В конце концов, ради чего мы делали революцию? Ради того, чтобы такие яркие творческие личности, как Лев Сергеевич, могли в полную силу свободно и безнаказанно творить… да!
Палисадов понял, что зарапортовался.
– Ну, я пошел! – весело сказал Барский.
– Сядьте, Лев Сергеевич, – приказал мгновенно подскочивший к нему телохранитель Палисадова. – Сядьте, прошу вас.
– То есть как? Я этого не понимаю! – Барский задергался в железной руке, которая держала его за плечо вежливо, но неотвратимо.
– Что такое? Что случилось? – заволновались все.
– Успокойтесь, господа, – сказал Палисадов смущенным, но твердым голосом. – Я забыл предупредить Льва Сергеевича о нашем договоре. Ни один человек не выйдет из этого кабинета до подписания коллективной бумаги.
– Какая бумага? – всполошились все, кроме Неваляшкина.
– Разве я не сказал? – удивился генерал Дима. – Простите, господа! Ветер революции шумит в моей голове. Да, коллективный протокол заседания, скрепленный вашими подписями. Но это же так очевидно!