Полуденный бес
Шрифт:
Генерал смотрел на эту парочку и пытался вспомнить, кто у них главный. Бреусов? Нет, кажется, Бритиков.
– Бритиков. Вот фотография парня, которого необходимо найти и… В общем, мне нужна его кровь.
Бритиков посмотрел на него удивленно. Это было что-то новенькое в профессиональном жаргоне.
– Вы хотите сказать, парня нужно ликвидировать?
– Я хочу сказать то, что сказал, – недовольно ответил генерал. – Мне нужен образец крови этого парня для генетического анализа. Добыть его нужно так, чтобы он ничего не сообразил. Это американский гражданин… сами понимаете.
– Понимаем, –
– Откупорим вашего американца без шума и пыли, товарищ генерал! – нажимая на украинское «г», успокоил его Бритиков. – Разобьем ему всю морду в кровь, возьмем на анализ, и – все дела!
– А я когда дерусь, кулак носовым платком обматываю, – зачем-то добавил Бреусов.
– Платком? – удивился Рябов.
– Щоб косточку не повредить.
– Какую косточку?
– На кулаке. На платке кровь и останется.
– Но-но! – сказал генерал. – Хотя вы правы. Это будет натурально. Сейчас много разного сброда по Москве шляется. Подадим это как нападение на американского гражданина пары взбесившихся русских патриотов. В американском посольстве в это поверят. Оденьтесь соответственно, как они представляют себе русское быдло. Но запомните! Парень мне нужен не инвалидом.
Когда они вышли, генерал еще раз посмотрел на фотографию. Какой грустный взгляд у этого мальчика! Что, щенок, не солоно тебе в твоей Америке? Чей же это все-таки сын? Вдруг – Оборотова? Убью! Эх, Полинка!
Генерал набрал свой домашний номер.
– Девочка моя? Тебя опять тошнит? Ах ты бедненькая! А где этот… твой? На какой работе?! Какая сейчас работа у секретаря райкома партии! Короче, как появится, пусть мне звонит, я ему накручу хвост! Он с тобой должен находиться неотлучно! Он тебя на руках носить должен! Пылинки с тебя сдувать! Ноги на ночь мыть и воду с них пить!
Взгляд его потеплел и увлажнился.
– Полюшка, слышь-ка? – тихо и просительно продолжал он. – Роди мне внучонка, а? Хватит этих девок, ну их! Ой, не сердись, не сердись, тебе вредно! Ты, слышь-ка, огурчиков побольше ешь. Пусть тебе, девочка моя, огурец ночью приснится. Ну, не буду!
Рябов еще раз вызвал помощника.
– Что-то я запамятовал, Петруша, у кого там из них многодетная семья? У Бреусова или у Бритикова?
– У Бритикова.
– Ты распорядись, Петруша, чтобы ему деньжат подбросили из спецфонда.
– Слушаюсь, товарищ генерал!
– Ну, иди, иди. Ступай, родной!
Дорожные разговоры
– Петр Иванович, – спросил Джон, глядя на пробегающие за стеклом «нивы» смешанные посадки, – а вас не смущает, что вы, православный священник, везете в свой город протестантского миссионера?
– Господи, да миссионерствуйте себе на здоровье! – Чикомасов приветливо улыбнулся. – В храм свой я вас, конечно, не пущу. То есть проповедовать не пущу, а на службе постоять – милости просим! Но если вы захотите выступить, например, в фабричном клубе, я не только препятствовать не буду, но и сам вас охотно послушаю. Очень мне любопытно, что вы о Боге думаете и о спасении человеческом. А протестантизм – что ж? Мне кое-что в нем даже нравится.
– А что не нравится?
– Я, Джонушка, обыкновенный районный поп. Без ложного смирения
– После которых вы напиваетесь и объедаетесь без меры.
– Бывает грех, – загрустил Чикомасов.
– «Двое или трое, собравшихся во Имя Мое, есть Церковь», – завещал нам Христос, – напомнил Джон.
– Истинно так! Но собравшиеся во Имя Христа не на месте стоят, а что-то делают. И дело это – спасение своей души! Но как спастись? Христос указал нам путь, но не расписал в точности, как идти. Где делать привалы, кого брать с собой в спутники, кому из встречных доверять, кого сторониться. В этом выразилось Его великое доверие к людям!
– Вот – сами видите!
– Но не зря же Он оставил нам апостолов, учеников Своих, основавших апостольскую церковь. В этом как раз была Его забота о человеке и страх за него.
– Как вы, русские, обожаете это слово – «страх»!
– А как же иначе? Только Христос мог ничего не бояться, всех любить и всем доверять. А нам, простым смертным, без страха Божьего нельзя! Перегрыземся все! Вот вы, Джонушка, добрый молодой человек, но, когда мы отъезжали от Барского, вы что-то нехорошее о нем помыслили и от меня это скрыли. И теперь тоже говорите со мной неискренне, чтобы нарочно меня позлить.
Половинкин покраснел.
– Но это ничего, – продолжал Чикомасов. – По молодости лет это легко простится. А вот я, человек не молодой, сегодня мысленно очень согрешил. Увидел одного человека и пожелал ему зла. Но если люди сами в любви жить не могут, значит, кто-то должен взять на себя ответственность за них. А они уж должны смириться и повиноваться ради собственного же спасения. Конечно, гарантии тут никакой, но какая гарантия может быть в вере? Только Господь всё видит. И тех, кто искренне смирился и повиноваться решил, Он Своей милостью не обойдет. А вы что предлагаете? Спасайся, кто может, как выйдет? И это церковь? Нет, Джонушка, это не церковь, а студенческий капустник. Всем хорошо, весело, а завтра что?
– Вы очень грубо понимаете протестантизм!
– Наверное. И допускаю, что для своей почвы он хорош. Но у нас, в России, выходит одна, извините, нелепость. Собирает какой-нибудь проповедник на стадионе сто тысяч человек. И говорит: люди добрые, поверьте в Христа, и будет вам хорошо! А на изнанке – что? А вот что: поверьте в Христа, как я в Него поверил, и будет вам хорошо, как мне ! А в это время девицы с голыми ногами буклеты раздают. Из которых видно, как хорошо стало этому проповеднику. Дом у него на английской лужайке, семья многодетная, солнышко светит… Невольно позавидуешь! Но, позавидовав, задумаешься: что-то в тебе не то, голубчик! Не так жили святые отцы, да еще и до последнего вздоха великими грешниками себя считали.