Полумесяц и крест
Шрифт:
Темные фигуры в бурках сложили перед собой ладони и начали громко воздавать славу Аллаху. Видя столь странное для чертей или демонов поведение, Ринат начал прозревать. «Черт! Черт! Что тут происходит? Они же молятся! Что у меня с башкой? Это же люди… Мать вашу, граната!».
Прямо на его глазах в узкое окошко-амбразуру влетел железный шар, из которого вылетал небольшой шлейф искр. Ничем иным, кроме как ручной гранатой, эта железная штуковина быть не могла.
Время словно замедлилось, почти остановилось. Черный железный шар медленно-медленно крутился в воздухе, раскидывая вокруг себя яркие частички несгоревшего пороха. Округлившими от удивления глазами Ринат рассматривал смертоносный шар, который вот-вот должен был взорваться десятками крошечных, острых, как бритва, осколков. В голову раскаленными занозами вонзались мысли о скорой неминуемой смерти. «Опять смерть! Опять…».
— Б…ь! — заревел, вне себя от страха, Ринат; вскочив с места одним прыжком, он рыбкой прыгнул в окно. — Пошло все к черту-у-у…
За спиной громыхнуло. Взрывная волна от ручной гранаты, заполненной почти сотней граммов черного пороха, ударила ему прямо в спину и выкинула орущее тело на добрых три десятка метров.
— А-а-а-а-а-а! — вопил он, переворачиваясь в воздухе. — А-а-а-а-а-а!
Сильный удар едва не вышиб из него дух! К счастью, его выбросила на что-то мягкое. Не переставая орать, то ли от страха, то ли от адреналина, Ринат с кряхтением вскочил на ноги. Снес со своего пути какого-то странно одетого человека, затем еще одного. Одетые в нечто похожее на светлые штаны и широкую рубаху, они попытались было тыкать в него чем-то острым. Но, куда там… Как подраненный вепрь, Ринат заревел и, опустив голову, ринулся прямо на них. От удара их словно невесомые кегли сдуло с тропы.
Горная осыпь под ногами скользила. Летели камни, булыжники. Он то и дело спотыкался и падал. Снова вставал и падал. Разбил себе в кровь локти, руки. Перестало хватать воздуха. Грудь вздымалась, как кузнечные меха. Он жадно развела рот, но никак не мог надышаться.
В голове молотом била мысль, что ни в коем случае нельзя останавливаться. «Остановился, значит, умер! Нельзя сбавлять темп! Никак нельзя! Враги совсем рядом! Они вот-вот догонят меня!». Ему казалось, что он слышит топот их сапог, их тяжелое дыхание, звуки взводимых курков. «Еще немного… Совсем немного… До той скалы… Еще сотню шагов… Б…ь, не могу больше!».
На очередном шаге его ноги заплелись и обессиленное тело полетело вперед, где, кувыркаясь, покатилось вниз по каменной осыпи. В самом низу ущелья Ринат растянулся и со всей силы врезался в камень. Когда же очнулся и с трудом продрал глаза, то увидел склонившегося над ним человека. Смуглое, почти черное, бородатое лицо в мохнатой шапке что-то ему яростно шептало.
— Ты жив, господин! Жив! Слава Аллаху! Господь вырвал тебя из рук неверных! Аллах акбар[9]! — восторженно тараторил молодой горец, с фанатичным обожанием глядя на Рината. — Я думал ты разбился, господин! Ты же прыгнул с башни, как пардус! Господин, ты ничего не испугался — ни острых камней, ни проклятых урусов[10]! Ты лев, господин… Храбрейший из вайнахов[11]…
Он осторожно придержал Рината за локоть, поднимая ему подняться. Одновременно молодой горец продолжал бубнить что-то про чудесное спасение, про прыжок веры со скалы, про неверных без чести и совести, про всемогущество Аллаха и тд. и тп.
Под этот непрерывный бубнеж и невнятное бормотание Ринат пытался собрать свои мысли в кучу. Несмотря на разбитую в кровь голову, жутко ноющие ребра, он уже ясно понял, что с ним произошло нечто совершенно невообразимое. Умерев, он воскрес в теле какого-то человека из прошлого! Это полнейшая дичь! Уму просто непостижимо! «Я же умирал от Ковида. Помню, как не мог вздохнуть, как грудь разрывалась от недостатка воздуха. Черт побери! Как такое могло произойти?! Это же настоящая фантастика! Я воскрес в прошлом! Ох…ть!».
– …Потерпи, господин. Я знаю одну тропу, которая нас приведет в Гимры[12]. Урусы думают, что ты разбился. Там нас никто не будет искать, — горец махнул рукой в сторону ущелья, которое глубоко врезалось в горную гряду. — Господин, ты, воистину, избранник Аллаха. Только любимец Всевышнего мог так уйти от врага… Десятки тысяч мюридов[13] встанут под знамя Пророка, да будет с ним милость Всевышнего. Каждый вайнах захочет прикоснуться к бурке того, кого осчастливил Аллах. Теперь весть о священном Газавате[14] дойдет до каждой сакли[15], до каждого вайнаха… Еще пару верст и выйдем к окраине Гимры. Там нас укроют…
Постанывая для вида при ходьбе, Ринат внимательно вслушивался в болтовню улыбающегося горца, пытаясь из его восторженных возгласов вычленить самое главное для себя. «Давай, давай, Борода, не молчи! Аллаха поминаешь через слово, а как меня звать не говоришь… Как мое имя, скажи! Говори, говори! Ничего ведь толком не знаю: ни имени, ни фамилии, ни времени. Только место, кажется, известно. Кавказ, черт побери!».
Мелькавшие слова с очень и очень характерным для человека будущего оттенком — «газават», «вайнах», «джихад», «мюрид», «Аллах акбар» и тд. — заставили его похолодеть от неприятного предчувствия. Он начинал догадываться, в какое время его забросила судьба-злодейка.
– …Все вайнахи поднимутся, как один. Тысячи и тысячи мюридов спустятся с гор и ударят по крепостям неверным, — глаза молодого горца горели; чувствовалось, как энергия и жажда движения переполняли его. — Ничто нас не остановят: ни ружья, ни пушки…
Ринат в ответ лишь тяжело вздохнул. Знавал он по прошлой жизни таких людей. Восторженные юнцы или зрелые мужчины с фанатичной верой, они с пеной у рта отстаивали свою правду; не задумываясь, бросались в драку; шли на смерть. Тяжело было с ними. Они горели сами и сжигали остальных без остатка. «…Чует мое сердце, что сейчас неспокойное время. Б…ь, Кавказ, по всей видимости, горит. Какое же это время? Черт его знает. Кавказ, мне кажется, всегда полыхал. Тут столько народов и национальностей, что сам черт ногу сломит. Они веками друг с другом воюют. Когда же между собой замиряться, то с соседями начинают воевать. Как тут время угадать?».
Пытаясь вычислить время, в которое его забросило, он бросал внимательные взгляды на характерные детали костюма своего нежданного помощника, его оружие. К сожалению, увиденное ему мало о чем говорило. Его знания о горских традициях, обычаях и быте были крайне малыми и поверхностными. С горем по полам Ринат узнал шепкен или черкеску — черный суконный кафтан с тонким наборным поясом и многочисленные газырницы[16] на карманах. Из под черкески выглядывал багрово-красный бешмет[17]. На поясе выделялся длинный кинжал в богатых ножнах. «Это горская одежда, как пить дать! Аварец или черкес? Чеченец? Черт побери, кто их знает? Я, что историк кавказского костюма? Какое же время сейчас, все-таки? Давай, Борода, подскажи. Намекни, хотя бы…». В какой-то момент молодой горец, словно услышав его мольбы, дал подсказку.
– …Господин, твои имя будет звучать в каждом селении. Аксакалыбез устали станут призывать милость Всевышнего на твою голову, — горец, судя по всему, пребывал в своем мире, где давно уже бушевал священный джихад. — Каждый урус от сюда и до Терека будет корчиться от страха, едва заслышав имя имама Шамиля. Ты, воистину, меч Пророка, господин…
Тут у Рината, без всякого преувеличения, ноги отказали. Всем телом он повис на горце, заставив его от неожиданности вскрикнуть. Неизвестно, что тот подумал, но испуг на его лице был поистине диким.