Полумесяц разящий
Шрифт:
Не желая оставаться среди своих последователей, по окончании молитвы Баттал быстро ушел в свой небольшой кабинет в пристройке. Войдя туда, он с удивлением увидел бородатого мужчину, сидящего у его стола. Тот был одет в поношенную белую рубашку и рабочие брюки; на голове у него была широкополая шляпа, слегка закрывавшая лицо.
— Кто тебя сюда пустил? — рявкнул Баттал.
Незнакомец встал и, поглядев ему прямо в глаза, сорвал накладную бороду.
— Я сам вошел, Алтын, — ответил Батталу усталый голос Оздена Челика.
Его вид не сильно отличался
— Ты подвергаешь меня опасности, приходя сюда, — шепотом ответил Баттал. Быстро подошел к задней двери, открыл ее и выглянул наружу. — Пойдем, — сказал он Челику, выходя за дверь.
Муфтий провел его по коридору и привел в кладовку на заднем дворе мечети, в которую мало кто заходил. В одном углу стояла стиральная машина, отгороженная висящими на веревке старыми полотенцами. Когда Челик вошел внутрь, Баттал закрыл дверь на замок.
— Зачем ты сюда пришел? — спросил он раздраженно.
— Мне нужна твоя помощь, чтобы выбраться за пределы страны.
— Да, твоя жизнь в Турции кончена. Как и моя, впрочем.
— Я все принес в жертву ради тебя, Алтын. Богатства, дом, даже родную сестру, — дрожащим голосом сказал Челик. — Все, ради того чтобы сделать тебя президентом.
Баттал ответил ему презрительным взглядом.
— Ты разрушил мою жизнь, Озден, — ответил он, и его лицо зарделось от гнева. — Я провалился на выборах. Мои благодетели оставили меня. Паства моя отвернулась от меня. И все из-за того, что ты испортил мою репутацию. А теперь еще и это…
Он достал из кармана письмо и бросил Челику. Тот не обратил на него внимания, лишь покачав головой.
— Письмо из «Диянет». Меня освободили от должности муфтия Стамбула. — Глаза Баттала запылали. — Ты уничтожил меня, понимаешь?! — зарычал он.
— Все было сделано во имя нашего предназначения, — тихо ответил Челик.
Баттал более не смог сдерживаться. Схватив Челика за воротник, он бросил его через всю комнату. Озден ударился в бельевую веревку, которая лопнула, и упал на пол, накрытый полотенцами. Попытался встать, но Баттал уже повалил его. Схватив оборванный конец веревки, он обмотал ее вокруг шеи Челика и затянул. Озден начал отчаянно отбиваться, размахивая руками и молотя Баттала кулаками, но муфтий был крупнее и тяжелее его, и им двигала жажда мести. Наполненный долго сдерживаемой яростью, он не обращал внимания на удары Челика и все туже затягивал веревку.
Страх быть удушенным породил в Челике ужас особого рода. Он вспомнил всех тех, кого задушил. Жизнь оставляла его тело. Последний раз отчаянно дернувшись, он посмотрел на муфтия глазами, в которых были страх и покорность. Затем глаза его закатились, а тело обмякло. Баттал сдавливал его горло еще минут пять, не из желания завершить дело, а от бешенства и ярости. Отпустив веревку, он медленно перешагнул через мертвое тело и, шатаясь, вышел из кладовки, с дрожащими руками и вне себя от содеянного.
На следующее утро тело Челика обнаружил в
Безжизненное тело Оздена Челика, последнего в мире представителя Оттоманской династии, нашли буквально в нескольких шагах от стен Топкапы, величественного дворца, возведенного его славными предками.
85
Питт и Джордино пришли к Ласло на третий этаж стамбульского госпиталя, в красивую, но усиленно охраняемую палату с видом на Босфор. Когда их впустили, спецназовец лежал в кровати и читал израильскую газету «Гаарец» трехдневной давности.
— Только не говори, что твое имя на родине до сих пор на первых полосах газет, — с улыбкой сказал Питт, пожимая тому руку.
— Рад вас видеть, друзья, — ответил Ласло, смущенно откладывая газету в сторону. — Да, новости о нас до сих пор на первом плане в Израиле. Но, к сожалению, судя по всему, всю славу приписали мне. Хотя обезвредили танкер именно вы, — сказал он Питту. — А без вашей «Пули» все это вообще оказалось бы невозможным, — добавил он, обращаясь к Джордино.
— Думаю, правильнее всего будет сказать, что это был успех нашей команды.
— Помимо всего прочего, благодаря вам отношения моей страны с Турцией многократно укрепились, — гордо заявил Ласло.
— Не говоря уже о том, что светский статус государства, установленный Ататюрком, гарантирован еще на несколько лет, — заметил Питт.
— Может, кто-нибудь выдвинет нас на Нобелевскую премию? — подмигнув, сказал Джордино.
— Слышал, сегодня утром нашли тело Челика? — продолжал Ласло.
— Да, судя по всему, его придушили, а потом бросили в Золотой Рог, — ответил Питт.
— Вы меня опередили?
— Нет уж, — улыбнувшись, ответил Питт. — Следователь полиции сообщил, что они почти уверены в виновности муфтия Баттала. Тайный агент полиции, посещавший молитвы в его мечети, видел человека, по описанию совпадающего с Челиком, в предполагаемый день его смерти.
— По-моему, они друг друга стоят, — сказал Ласло.
В палату ненадолго вошла хорошенькая медсестра, проверила капельницу и вышла, провожаемая внимательным взглядом Ласло.
— Не терпится домой добраться, лейтенант? — спросил Джордино.
— Не особенно, — ухмыльнувшись, ответил Ласло. — Кстати, теперь я коммандер. Мне сообщили, что меня повысили в звании.
— Тогда я буду первым, кто тебя поздравит, — сказал Джордино, доставая из кармана бутылку виски, которую он тайком пронес в госпиталь. — Может, найдешь, с кем ее здесь распить, — подмигнув, добавил он.
— Вы, американцы, всегда найдете что-нибудь полезное, — широко улыбнувшись, ответил Ласло.
— Что говорят врачи? — спросил Питт.
— Меня отправят в Тель-Авив, в хирургическое отделение еще на неделю, а потом на несколько недель в общую терапию. Но обещают, что я скоро полностью поправлюсь и к концу года вернусь на службу.