Полуночные тени
Шрифт:
— Ой, Сьюз, ты скажешь! — Анитка поставила передо мной миску с похлебкой, отрезала ломоть хлеба. Кинула Рэнси мосол. Села со мной рядом. — Станет его милость за нее просить, жди! Уж он ее честил, так честил… я б тебе рассказала, да повторить неловко, я все-таки девушка приличная! — Анитка, покраснев, прыснула в ладошку, а я запоздало вспомнила, что баронессу Иозельму замковая челядь терпеть не может.
— Значит, — спросила я между двумя ложками похлебки, — его милость Эстегард за короля стоит?
Анитка фыркнула:
— А кто сомневался?!
— Да наши дурни деревенские. Не знают, кого
Вошла тетушка Лизетт, и Анитка шмыгнула к не дочищенным горшкам.
— Колин говорит, паникуют ваши? — спросила управителева женка.
Я кивнула.
Тетушка Лизетт присела за стол напротив меня.
— А сама-то?
Я неловко пожала плечами:
— Нам проще. Лекарку-то какой дурак трогать станет? Другое дело, если правда война, так мы с бабушкой здесь нужнее. Чего ждать-то, тетушка Лизетт?
— Не знаю, Сьюз, чего ждать, — вздохнула та. — Господа, вон, и то не знают. Его милость уезжал, как навсегда прощался, Анегарда за себя хозяином объявил. Ланушка плачет — слышала, как мать мятежницей оглашали, уже не маленькая ведь, понимает. Гарник с Зигмондом своих гоняют, посмотришь, аж оторопь берет. Вояки! Был бы толк…
Посмотреть, что ль, подумала я. Выскребла из миски гущу, обтерла кусочком хлеба. Выставила на стол корзину.
— Вот, тетушка Лизетт, это вам в запас. Дай боги, чтоб не пригодилось, но все-таки… Бабушка сказала, разберетесь. А та, — кивнула на другую, что так и стояла у дверей, — для Гарника.
Любопытная Анитка посунулась ближе. Втроем мы разобрали корзину: отдельно, что на ледник, отдельно, что на чердак и в кладовку. Тетушка Лизетт и правда разбиралась в снадобьях, объяснять мне почти ничего не пришлось. Закончив, велела Анитке:
— Ступай, Гарника позови.
— Не пойду я туда, хоть что хотите со мной делайте! — пискнула девчонка. — И так шагу лишнего по двору ступить боюсь. К колодцу бегала, так этот, с волчьими глазами, снова тут как тут! Караулит он меня, не иначе! Приволок молодой господин нелюдей, а нам того и жди, что съедят!
— Тьфу, дура! Нужна ты им, есть тебя! Подавятся! Сьюз, сходила б ты сама до Гарника, что ли? Они на заднем дворе должны быть либо у старой казармы.
Анитка аж подпрыгнула:
— Не ходи! Съедят, как есть съедят! Вон, темнеет уже, и луна полная, нелюдь в самую силу входит!
Я поднялась:
— Уж если на Ореховом не съели… Рэнси, идем Гарника искать!
Пес поглядел укоризненно, ухватил недогрызенный мосол и поволок в Динушину каморку — прятать. Ишь ты, запомнил, где спим!
— Пойдем, — рассмеялась я, — никто твою кость не тронет.
Рэнси вынырнул из-за занавески, ткнулся носом мне в ладонь и выбежал на двор. Я поймала всплывший в его сознании образ Гарника — запах кожи, металла и коней, и еще что-то неуловимо-особенное, свойственное лишь капитану. Вот и хорошо: блуждать по замковым дворам наугад не придется.
— Сьюз, постой, — окликнула меня Лизетт. Кивнула на корзину. — Возьми, там и отдашь. А то ж он сюда и Зига своего разлюбезного притащит, переполошит мне девчонок. Зла на них не хватает! Эти, дуры, шарахаются, а те словно и рады подразнить!
Я подхватила тяжелую корзину, сказала:
— А что ж, может,
— И верно, — вздохнула тетушка Лизетт. — Парни, они и есть парни, хоть с человеческими глазами, хоть с волчьими.
Я понимала Аниткины страхи. Хотя с тех пор, как Анегард поселил Зигмондову стаю в замке, ночные кошмары перестали меня мучить, от близкого и открытого соседства с нелюдью было не по себе. Мне пришлось за это время бывать в замке, и каждый раз, встречаясь с Зигмондом, я терялась. Он приветствовал меня церемонно, как благородную, как равный равную, как гость — хозяйку, и это казалось странным, неправильным, тем более неправильным, что я не чувствовала ни насмешки, ни натяжки. А его парни глядели на меня так, как никогда не смотрели наши деревенские, привыкшие видеть во мне лекарку, а не подружку. Живи я здесь, тоже старалась бы держаться от них подальше! Хотя волчеглазого понять можно: Анитка мало кого из мужчин оставит равнодушным. В каком-то смысле, подумала вдруг я, им в замке хуже, чем на Ореховом. Не нужно заботиться о пропитании и выживании, но тем обидней, наверное, видеть, как шарахаются красивые девчонки, а руки мужчин невольно ищут оружие. Слышать, как матери пугают непослушных детей: "Будешь баловать, Зигмонд в стаю возьмет!". Ловить шепоток челяди: "Совсем молодой господин спятил".
Может, и зря Анегард решил именно так… не место нелюди среди людей.
Но сейчас я хотела поговорить с Гарником, и если для этого придется раскланиваться с Зигмондом и терпеть жадные взгляды его парней — значит, так тому и быть.
Мне повезло. Гарник и Зигмонд уже, как видно, закончили учения и распустили бойцов отдыхать. Замковый капитан и заколдованный барон шли мне навстречу — вдвоем, увлеченно что-то обсуждая. Вот уж кому плевать на чужие страхи, подумала я. Что один, что второй — явно довольны обществом друг друга и Анегардово решение вполне одобряют. Хотя, если б Зигмонд не одобрял, его стая так бы и осталась на Ореховом… да и Гарник, будь он против нелюди в замке, наверняка убедил бы хозяев…
Рэнси залаял, Гарник с Зигмондом остановились. Заметили меня. Вожак стаи церемонно раскланялся:
— Приветствую молодую госпожу.
Как всегда, я растерялась. Поклонилась в ответ, чувствуя, как предательски загорелись щеки. Гарник пихнул нелюдя в бок:
— Зиг, прекрати смущать девчонку! Сьюз, милая, не обращай внимания, Зигмонд просто хочет доказать, что не совсем еще одичал.
— Мне совсем не надо этого доказывать, — неловко пробормотала я.
— Себе, — невесело усмехнулся заколдунец. На миг показались песьи клыки, уколов острым предчувствием опасности. Дрогнул плащ, будто укрытые им крылья дернулись вместе с тонкими губами. — Прежде всего — себе…
Мне вдруг стало его жаль — до боли, до опаляющего жжения в сердце. И вместе с тем — остро захотелось оказаться от него подальше. Заворчал Рэнси. Я положила ладонь псу на голову, и ощущение мягкой шерсти под пальцами странно успокоило. Этот зверь был настоящим, правильным и таким же понятным, как люди.
— Господин капитан, а я вас искала.
Гарник пригладил усы, глянул вопросительно: ну?
— Бабушка для вас передала кой-чего.
Брови Гарника поползли вверх.