Полуночный дождь
Шрифт:
— Ты и сейчас крохотулечка.
— Блейк…
— Я больше не хочу об этом говорить. Это бессмысленно. Пойдем спать. Завтра у меня трудный день.
— Ладно, оставайся лицемером. Я иду спать.
— Ты не можешь сказать такое и уйти, — Блейк крепче сжал меня, не позволяя сбежать. — Что это значит? Почему это я лицемер?
— Как часто ты об этом говорил? О том, что случилось с Дженни?
— Не часто. Никогда. Ни разу. И меня это вполне устраивает. Я могу рассказывать Пи истории о ней, когда вспоминаю что-нибудь интересное. Разве не в этом смысл? Ты ведь об этом и говорила.
— А
— Нельзя сравнивать это с тем, что пережил я.
— Почему? — меня мгновенно охватила злость, я отстранилась и повернулась к Блейку. — Потому что ты видел, как умирала Дженни, и это отличается от того, через что прошла я? У тебя была мама, Барри и Сара по-прежнему находились рядом. У меня не было никого. Мне все приходилось делать самой. Не смей говорить, что твоя история печальнее моей. Мне тоже больно, Блейк.
— Утратить любовь всей своей жизни не то же самое, что потерять родителя. Если помнишь, мой отец тоже умер? Но ты и понятия не имеешь, каково это лишиться того, с кем тебя так много связывало.
На этот раз Блейк не удерживал меня. Я встала и посмотрела на него. Его слова больно ранили меня. Грудь сдавило, и на глаза навернулись слезы. Дженни была любовью всей его жизни, и мне никогда не сравниться с ней.
— Да, ты прав. Не стоит нам говорить об этом. Спокойной ночи.
— Макайла.
— Все хорошо, Блейк. Пойдем спать.
— Нет, не хорошо. Я ранил твои чувства и сожалею об этом. Иди сюда, пожалуйста.
— Нет, все хорошо. Я устала. У нас был насыщенный день, — внешне мне удавалось держаться намного лучше, не показывая своих истинных эмоций. Внезапно я почувствовала острое желание схватить гелиевую ручку.
— Точно?
— Да, Блейк. Правда. Ничего страшного. Не переживай.
Я забралась в палатку и, сдерживая слезы, подождала, когда Блейк выключит везде свет и залезет следом. Одна слезинка скатилась по переносице, когда он придвинулся ко мне сзади и поцеловал в затылок. Заставляя себя расслабиться, я старалась дышать спокойно, глубокий вдох и медленный выдох.
— Я люблю тебя, Макайла.
Я не ответила ему. Не могла, иначе бы он понял, что я плакала или, по крайней мере, пыталась сдержаться. Вместо слов, я прижалась к Блейку еще теснее, показав тем самым свою любовь. Мне были ненавистны все эти эмоции, которые я испытывала. Мой разум хотел думать о маме и о том, почему она никогда не рассказывала о своей любви к Барри. Мой мозг также хотел понять, почему я чувствовала себя такой уязвленной и преданной Блейком. Может, на самом деле дело было в том, что меня никогда не поднимут на тот же пьедестал, что и Дженни?
Или я, таким образом, пыталась оттолкнуть его чуть больше? Я подождала, пока дыхание Блейка выровняется, и выскользнула из его объятий. Мне нужна была ручка.
— Макайла, — тихо позвал он с грустью в голосе.
Я остановилась на полпути. Решительно, но тихо я произнесла:
— Не надо, — и вылезла из
Выбрав комнату Пи, я закрыла дверь и включила приглушенный свет над окном. Раздвинув шторы, я глянула на окрестности. Дом идеально подходил для семьи, и обе бабушки и дедушка жили недалеко. Качели, установленные через дорогу, говорили о том, что в этом квартале жили и другие дети. Пи не помешали бы друзья. И это делало меня счастливой. Я наблюдала, как молодая пара в джипе подъехала к обочине через пару домов дальше по улице. Парень подождал, пока его девушка подойдет к двери и помашет ему, а потом отъехал. Я тяжело вздохнула и провела прямую линию по руке. Конец линии закруглился, и я нарисовала перо.
Скрытые намеки, которые мама посылала мне на протяжении всей моей жизни, стали обретать смысл. Барри Холден разбил ей сердце. Вот почему у нее никогда не было никого другого. Мама больше никому не позволяла приближаться к ней так близко. Слова мудрости прозвучали ее голосом у меня в голове: «Только ты делаешь меня счастливой, Микки, помни об этом. Никогда не позволяй мужчине доводить тебя до слез. Никогда не давай им такой силы. Только ты можешь быть причиной своей грусти. Уходи от всего, что вынуждает тебя чувствовать грусть, одиночество или злость. А все, что заставляет тебя улыбаться — держи и не отпускай. Ты всегда сможешь взять себя в руки. Ты не Шалтай-Болтай, и королевской рати не существует. Не трать время на людей, которые любят тебя только когда им это удобно. Если ты улыбаешься только внешне, ты несчастлива. Пора двигаться дальше. Помни, что быть счастливой — это выбор. Если ты не счастлива, значит, делаешь это неправильно. Счастье — это внутренняя работа. Никогда не передавай эту власть мужчине».
Я поняла, двигая ручкой по коже, что с самого моего рождения мама внушала мне эти принципы. Всю мою жизнь она говорила о том, как сильно любила моего отца. С самого первого дня защищала меня, не хотела, чтобы я пережила такую же боль. Мама подсказала мне смысл жизни, и поэтому я смогла все пережить. Благодаря ей я сидела тут и рисовала на своем запястье крошечную букву П.
— Дженни встречалась с Райаном, когда я узнал, что она больна.
Я перестала рисовать и дернула головой в сторону темного силуэта, застывшего в дверном проеме. Я молчала и не двигалась. Блейк подошел ко мне и сел рядом со мной. Схватив за лодыжки, он подтянул меня к себе, положив мои ноги поверх своих. Затем взял мою руку и повернул к свету.
— Это офигенно. В смысле, твой рисунок очень похож на Зельду и львят. Нарисуй мне тоже.
— Что? — спросила я, пытаясь скрыть улыбку. Боже. И почему он должным быть таким правильным?
— Нарисуй это мне. Вот тут. И это тоже, — попросил он, указывая на слова «Я люблю Пи», выведенные каллиграфическим почерком. Я над ними как раз работала, когда он прервал меня. Крошечная горошинка, которую я всегда пририсовывала в конце ее имени.
— Давай, нарисуй. У меня есть для тебя история.