Полуночный дождь

Вудрафф Джетти

— А я должен?

Я забрала тарелку прежде, чем он успел уйти, и отрезала края у хлеба. Если бы я этого не сделала. он сразу же вернулся бы обратно.

— Мне нужно кое-что узнать, Блейк, — подавлено произнесла я.

— Позволь мне доставить эту еду. Я сейчас вернусь.

Я заняла место Блейка и приготовила нам по бутерброду тоже.

— Приятно посидеть тут на табуретке. Мне они нравятся.

— Не помню, чтобы ты жаловалась на то, что сидела на кухонном островке, когда я в последний раз тут ел.

— Замолчи.

— Поговори со мной, — Блейк

засмеялся и сел.

Я обхватила соломку губами и слизала соль, прежде чем съесть.

— Ты собирался меня отпустить?

Больше Блейку ничего и не требовалось; он точно знал, о чем я спрашивала. У меня сердце сжалось, когда он тяжело вздохнул, прежде чем ответить. Не на такой ответ я наделась.

— Ты должна кое-что понять.

— Нет, не должна. Я понимаю. Я тоже такое пережила, Блейк. Я не против. Я тебя понимаю.

— Нет, не понимаешь. Я с ума сходил от страха и знал, что ты вероятно тоже. Но, тем не менее, ты не хотела мне рассказывать. Я предоставил тебе кучу возможностей.

— Неужели, Блейк? Ты действительно хотел, чтобы я рассказала тебе, или ты собирался позволить мне выйти из игры? Вернее, ты собирался сам легко выйти из игры?

— Не знаю, Макайла. Тот день, когда врач сообщил нам, что у Дженни началась ремиссия, стал лучшим днем моей жизни. Следующие два года мы провели, наслаждаясь жизнью. Мы сбежали и поженились, отправились в Африку и строили школу. Пролетели на воздушном шаре через Великий каньон, вызвались расчищать дебри в нескольких городках штата Айова после разрушительного наводнения. Все было замечательно, я занимал видное положение в обществе, и Дженни была моей жизнью. Мы были счастливы, и впереди у нас была целая жизнь. Тот день уничтожил меня, Макайла. Полностью. Ты можешь понять, что именно твое лицо я увидел первым после того звонка? Холден просто сплавил тебя мне и сказал избавиться от тебя.

— Я помню. Я подумала, что ты урод. Ты держал меня за руки и смотрел так, словно собирался убить. Мне было пятнадцать.

— Я не хотел тебя убивать. Не могу объяснить, тогда я этого не знал, но что-то в твоих глазах говорило мне, что ты понимаешь. Я совсем забыл о тебе, никогда не думал после того дня, но теперь, оглядываясь назад, я верю, что ты была моим предвидением.

— Твоим предвидением?

— Да, будто ты была послана сообщить мне, чтобы я держался. Что ты меня спасешь.

— Я лишь исполняла предсмертную волю своей матери: рассказать своему отцу о себе. Я ведь тебя даже не знала, но знаешь, что забавно?

— Просвети меня.

— Я тоже заглянула в твои глаза.

— О чем ты?

— Словно ты был предвидением. Я появилась там через несколько минут после смерти Дженни и встретила тебя через несколько минут после того, как умерла мама. Это судьба, но я все-таки хочу знать. Ты собирался дать мне уйти?

— Ты ищешь предлог, чтобы уйти? Что если бы я сказал, да?

— Я бы поняла.

— Нет, не поняла. Пока сама не испытала такого. Барри сказал мне, что ты ездила к Сью. Что она сказала?

— Она сказала, ничего страшного. Фиброаденома. Полагаю, она встречается

у многих девушек моего возраста, и противозачаточные таблетки, видимо, играют роль. Что ты хочешь этим сказать? Пока я сама не испытаю этого?

— Я имею в виду, поставь себя на мое место, Макайла. Ты бы забрала Пи и сбежала, чтобы не смотреть, как я угасаю у тебя на глазах? Я бы этого хотел, но тебе не надо это делать. Я бы не ждал, что ты повторишь это. Одного раза в жизни больше, чем достаточно.

— Я бы сделала это ради тебя, Блейк. Просто я хочу знать, что за меня стоит бороться. Даже если бы я никогда не осталась здесь и не позволила тебе этого, мне нужно знать, что я значу для тебя не меньше, чем Дженни.

— Ты глупая дуреха. Я ни за что не хочу переживать эту боль снова, и мысль отпустить тебя, если бы решила уйти, мучила меня как самая ужасная болезнь. Я понимал, что для всех было бы лучше, если бы ты уехала. Но я также знал, что никогда бы не отпустил тебя. Я слишком сильно тебя люблю, чтобы позволить тебе пережить это в одиночку. Я был бы рядом.

— Мне кажется, ты так говоришь, потому что знаешь, что со мной все в порядке.

— Серьезно? Что ж, помнишь ту ночь, когда ты разрисовала мою руку?

— Да?

Мои брови поползли вверх, когда Блейк направился ко мне.

— Я хотел дождаться твоего дня рождения, но ты все время портишь все мои попытки удивить тебя. — Блейк приподнял рукав до локтя, и я ахнула.

— Черт возьми, Блейк! Она настоящая? Когда ты это сделал?

— В течение последних трех дней. Она еще не совсем закончена. Надо еще больше затушевать льва.

Потрясенно, я провела рукой по предплечью Блейка.

— Ты сделал татуировку?

— Мне она была нужна.

— Нужна?

— Да. Мне необходимо было это постоянное напоминание. На которое я бы смотрел каждый день и помнил, ради чего все это.

— Это мой рисунок, — произнесла я, рассматривая точную копию того, что я нарисовала на Блейке. Точная копия рисунка, который я разместила на его руке, была заменена на стойкие чернила. Лев был силен и высокомерен, с властным выражением лица. Крошечное сердечко на груди львицы содержало инициалы ДЛХ: Дженни Линн Холден. В детально прорисованных лапах находилось имя, которое я написала каллиграфическим почерком, вплоть до крошечной горошины в качестве точки. Фраза «Я никогда не отпущу» была выведена на бриллиантовом ошейнике, обвивавшем сильную кошачью шею, тем же шрифтом, что и имя Пи. На круглой бирке у горла Льва виднелись буквы «М.К.».

— М.К.? — Спросила я. Я знала только одну M.К.

— А ты как думаешь?

— Макайла Коуст?

— Хм-м, может подойти.

— Ты ведь помнишь мою фамилию? Также получается М.К.

— Да, я об этом думал, но тебе не кажется, что Коуст звучит лучше?

— Кажется, но ведь это и фамилия моей мамы тоже.

— То есть ты хочешь ее оставить?

— Нет, мама бы хотела, чтобы я взяла ту же фамилию, что у вас с Пи.

— Карли — красивое имя для маленькой девочки.

— Не начинай и ты тоже, — я фыркнула.