Полуночный лихач
Шрифт:
Не дождавшись отклика на свой стук, Николай шагнул в коридор, чуть не споткнувшись о валявшуюся на полу туфлю на высоком каблуке, и прошел в комнату, откуда доносились голоса. Он только хотел сказать: «Извините за вторжение, я из «Скорой», – как слова застряли у него в горле.
Окно и впрямь оказалось нараспашку… только измерять его никто не собирался. Два белобрысых парня пытались перевалить через подоконник тело женщины.
Какую-то секунду Николай еще повиновался рефлексам врачевания и чуть ли не всерьез подумал, будто этой женщине просто стало плохо и парни хотят, чтобы она подышала воздухом. А сами они потому завязали до половины лица платками, что берегутся от влияния свежего сентябрьского ветра. Но уже в следующий миг, не тратя времени на слова, Николай метнулся вперед и сцепленными в замок руками нанес удар по ближайшему белобрысому затылку.
Обладатель затылка, хрюкнув, сунулся вперед и навалился животом на подоконник, уронив ноги женщины. Николай почему-то обратил внимание, что одна нога была босая, а другая в такой же черной туфле на высоком каблуке, какую он уже видел в коридоре.
– Блин, Кисель! – громко сказал другой парень, с недоумением глядя на своего напарника, который вдруг вздумал выглянуть во двор.
Николай на миг замер, озадаченный подбором слов. Тотчас до него дошло, что второй белобрысый вовсе не выражает желания немедленно перекусить блинами с киселем, а просто окликнул дружка. Но преимущество внезапности было уже утрачено: второй «мастер» оглянулся и заметил чужого.
Светлые прищуренные глаза изумленно распахнулись, но тотчас ненавидяще сощурились. Резко выпустив плечи женщины, так что ее тело рухнуло вниз – к счастью, на пол квартиры! – он выхватил из-за пояса черную резиновую палку и шагнул к Николаю.
Палка…
– Палкин! – заорал Николай что было мочи, ныряя в сторону и уходя от свистящего удара.
Он оказался недостаточно проворен – «мастер» слегка зацепил плечо, и боль разлилась по телу. Николай отпрянул к косяку, схватил что-то, попавшее под руку, и швырнул в «мастера». Тот увернулся от летящего в его голову телефонного аппарата, и техника со звоном врезалась в стену. Палка снова взметнулась…
– Палкин! – в отчаянии завопил Николай, и в эту минуту фельдшер влетел в комнату, как пушечное ядро.
Массой и скоростью он сбил «мастера» с ног, навалился на него сверху, однако тот оказался проворен, как угорь: вывернулся и, не имея времени размахиваться, просто ткнул Палкина своим оружием. Тот взвыл от боли, вскочил и, схватив противника обеими руками за плечи, с силой дернул книзу его куртку. Руки у белобрысого оказались как бы связанными, Палкин занес кулак, но чертов «мастер» ухитрился не только отпрянуть, но и пнуть Палкина по коленке. Тот качнулся – и сразу получил второй пинок: с разворота в самый низ живота. Он рухнул с утробным воем…
«Мастер» дернул плечами и водворил куртку на место. И тотчас в грудь ему врезался хрупкий телефонный столик, который швырнул Николай, предпочитавший не идти на сближение с противником.
Белобрысого качнуло к стене, однако он устоял на ногах и даже не выронил свою проклятую дубинку. Замер, вглядываясь в Николая, и тот похолодел от выражения хищной ненависти в глазах убийцы.
Николай сорвал с шеи фонендоскоп – больше ведь никакого оружия! Если бы набросить этому гаду на шею и придушить… Но пока все, что он мог, это хлестнуть крест-накрест перед лицом успевшего отшатнуться «мастера». Однако тот явно удивился, и какое-то время противники переминались друг против друга, меряясь взглядами.
– Уйди, убью! – глухо донеслось из-под платка, и «мастер» рванулся вперед, метя в голову.
Николай успел отшатнуться, но не очень ловко. Голову-то он уберег, но получил такой удар по правому плечу, что рука онемела. Он выронил фонендоскоп… И тут очухавшийся Палкин налетел на «мастера» сзади. Палка, слава богу, оказалась на полу, но Николай успел ее подхватить. Однако это было уже без надобности. Разъяренный Палкин колоссальными темпами наращивал добытое в бою преимущество, волтузя противника по полу, словно хотел непременно затереть его телом грязные следы множества ног. Тот, впрочем, не желал служить половой тряпкой и люто вырывался, порою умудряясь наносить Палкину болезненные удары и хрипя:
– Кисель! Кисель, сука!..
Возможно, Палкин думал, что этот тип высказывается в его адрес, и, оскорбленный, удваивал силу своих тычков.
Тут и Николай вспомнил о Киселе и обеспокоенно взглянул в сторону окна. В отличие от женщины, которая все еще лежала недвижимо, Кисель начал проявлять некоторые признаки жизни. Он слабо застонал, перевернулся на живот, даже голову приподнял, затуманенными глазами вглядываясь в происходившую свалку…
Николай подумал, что не следует парню, только что получившему удар по голове, чрезмерно волноваться. Будет лучше, если Кисель еще какое-то время полежит в бесчувствии! С этой целью он сделал шаг вперед, занес палку для легкого удара, чуть склонился, чтобы удобнее его нанести… В этот миг коварный Кисель резко распрямил неловко подвернутую руку, и в лицо Николая ударила едкая газовая смесь, от которой тот на миг ослеп, оглох и, задыхаясь, рухнул на пол.
Давясь кашлем, он ощутил чувствительный пинок под ребро, еще успел уловить пронзительный женский вопль на площадке, собачий лай, потом топот ног… потом каким-то краешком сознания ухитрился отметить, что они с Палкиным повержены окончательно, зато убийцы сбежали, не доведя дело до конца, – и с этого момента всецело отдался собственным острым ощущениям.
Антон сидел в кресле, так низко нагнув голову, словно хотел потереться лбом о коленки. Никогда Нина не видела своего мужа таким потерянным!
– Я даже не думал… не думал… – бормотал он глухо, уставившись в пол. – Не думал даже…
Он выглядел еще более жалко, чем те два парня из «Скорой», которые, конечно, спасли Нине жизнь, но которым досталось за это почем зря. У большого, как шкаф, фельдшера оказалось в кровь расквашено лицо, худощавый насупленный врач то и дело хватался за бок и страдальчески морщился, а глаза у обоих были красные и слезились. Иногда они вдруг начинали надрывно кашлять, словно оба страдали тяжелейшим бронхитом. Впрочем, приступы «бронхита» порою охватывали каждого сидевшего в этой комнате, потому что запах той газовой гадости все еще витал по всей квартире и никаким сквозняком не уносился. И приехавший по вызову оперативник не зря держался поближе к открытому окну, из которого свежо пахло опавшей листвой.
У Нины все еще мучительно болела голова, поэтому она старалась сохранять неподвижность и только слабо водила по комнате глазами. Какой разгром! От столика остались рожки да ножки, телефон вообще превратился в обломки. Эта кучка пластиково-электронного мусора почему-то очень заинтересовала милиционеров. Оперативник долго ковырялся в ней, потом с удовлетворенной улыбкой велел Нине ничего не убирать. Да у нее и сил на это не было!
– Я даже и не думал, – снова пробормотал Антон. – В голову не приходило, что это так серьезно…