Полуночный Прилив
Шрифт:
— Железный Клин, из Второго Клинка Пятой Роты Багряной Гвардии. Был в подчинении у Командора Кел-Бринна, пока нас не разбросало у врат Худа.
— Бессмысленно, НО длинно. Клин, я впечатлилась.
— Девочка, у тебя зубы острее, чем у энкар» ала с дюжиной ризан во рту. Может, потому ты мне так люба.
«Ладно же…» — Мне ваши предложения не интересны, Железный Клин.
— Подумай. Время есть — если успеешь поскорее смыться из Трейта.
Она взглянула пристальнее. — В этом нет смысла.
— Не было бы, будь наша ладья здесь. Но она в Летерасе. Мы подрядились
— … убьете капитана, команду и станете пиратами.
— Мы никого не убьем, если будет иной выход. И мы не пираты. Просто хотим домой. Нам НУЖНО домой. — Он еще немного посмотрел на нее и встал. — Если все сработает, увидимся в Летерасе.
«Ладно же…» — Вы зря теряете время.
Он снова пожал плечами: — Между сейчас и потом многое изменится, аквитор. Дорогуша, уходи из города. Едва протрезвеешь. Просто уходи…
И он сам ушел.
— Они поймали его, утащили в проулок и пасть зашили. Пойдем, позырим…
Просто рот? Он же клятый предатель. Слишком легко для урода. Зашьем его везде, поглядим, как запоет…
Вот бы Халл Беддикт мне попался, вот бы…
Помяни мои слова, они сделают с ним еще того хуже. Пойдем позырим…
Синие шелка развевались под ударами ветра. Некил Бара стояла на вершине башни маяка и глядела на море. Все не по плану. Преждевременная атака уничтожила пустые села; весь народ Тисте Эдур уже был в движении. «И они пришли к самым нашим дверям».
Появившийся в море Кеттер флот, предназначенный для пресечения попыток эвакуации гарнизона Полутьмы, ушел после сдачи города. Кроваво — красные паруса пятисот рейдеров сверхъестественно быстро оказались у гавани Трейта. А в воде под ними кралось… нечто. Древнее, страшное, дико голодное. Оно знало свое дело. Оно уже бывало здесь.
Уже давно Бара под руководством Цеды с головой ушла в поиски знаний о прирученной Тисте Эдур твари. Гавань и залив некогда были сушей. Массивной плитой известняка, под которой текут подземные реки. Эрозия обрушила там и сям эту плиту, образовав глубокие круглые колодцы. Иногда на дне колодца продолжался ток реки; но иногда отверстие засорялось солями извести, и вода становилась спокойной и темной.
Одно из таких мест давно стало местом поклонения. В бездну кидали сокровища. Золото, нефрит, серебро и даже людей. Холодная вода звенела от воплей утопающих, кости и плоть упокаивались на дне колодца.
Там появился дух. Питаемый отчаянием и кровью, бессильными молитвами, жестокими жертвоприношениями живых душ. Она понимала, что во всем этом скрыта тайна. Жил ли дух до начала культа, его просто привлекли дары? Или древние поклонники вызвали его к бытию? Так или иначе, итог один. Живет эта тварь, приученная к голоду… и к удовлетворению голода. Пристрастилась к горю, ужасу и пролитой крови.
Поклонники ее пропали. Умерли, выселены, или сами принесли себя в жертву? Невозможно сказать, как глубок слой костей на дне колодца. Но толщина его ужаснет любого…
Дух был обречен на скорую смерть. Если бы море
Побережье во всех странах мира является местом поклонения. Об этом раз за разом твердят еще анналы Первой Империи, ее отчеты о вновь открытых народах. Грань между морем и сущей является манифестацией символической грани между ведомым и неведомым. Между жизнью и смертью, духом и разумом, между необозримой армией элементов и сил, противоположных, но работающих сообща. Морю отдают жизни людей, в его глубины швыряют сокровища. А в самих морях корабли и команды то и дело погружаются в бездну.
Поэтому дух ведал… соперников. И питался плохо, как подозревала Некил Бара. Слабеющий, страдающий, он вернулся в свою нору, ныне сокрытую под водой. Вернулся, чтобы умереть.
Невозможно понять, каким образом ведуны Тисте Эдур нашли его, постигли его природу и таящиеся силы. Но они его нашли, связали, кормили кровью, пока к нему не вернулись силы — а вместе с силами растущий голод.
«Теперь мне нужно найти способ его убить».
Она ощущала его приближение под килями эдурского флота. По защитным линиям гавани суетились солдаты, заполняли укрепления. Команды готовили баллисты и требушеты. Пылали костры, распаковывались связки тяжелых дротиков.
Носящий тяжелую шубу Арахафан расположился на главном пирсе и, как она, смотрел на набегающий флот. Он постарается блокировать атаку духа, разъярить его, чтобы Некил Бара подобралась поближе к его сущности и нанесла удар в самое сердце.
Ей хотелось бы, чтобы в городе оставался Энедиктал. Но он вернулся в свой батальон под Шилом. Еще ей хотелось бы, чтобы сюда маршировали Змеиные Пояса.
Пока внимание духа отвлечено, Энедиктал смог бы разбить флот Эдур. Бара не знала, скольких сил лишатся она и Арахафан, убивая духа, останется ли хоть кроха для удара по флоту. Может дойти до рукопашной схватки в гавани.
«Вот абсурдность применения магии в войне. Мы можем всего лишь нейтрализовать друг друга. Но если одна из боевых команд имеет численный перевес…»
Под ее началом состояли шесть младших волшебников, рассеявшихся в рядах солдат батальона Холодной Глины. Их должно оказаться достаточно против сопровождающих флот ведунов. Бара тревожилась, но не особенно сильно.
Красные паруса затрепетали. Уже видны носящиеся по палубам и снастям команды. Флот готов к нападению. Под передовым кораблем вздулась темная волна, полночным синяком распространяясь по всей гавани.
Вдруг ее обуял страх. «Оно… слишком большое».
Взгляд вниз, на одинокую меховую фигуру на конце пирса. Руки волшебника были воздеты.
Дух рванулся под гребнем волны прямо к гавани, набирая скорость. Солдаты в доках подняли щиты. Над строем взметнулись наконечники копий. Кто-то пустил из требушета огненный шар. Некил Бара смотрела, как он описывает дугу, оставляя хвост дыма, как приближается к волне. Исчезает в облаке копоти.
Послышался рев Арахафана; она увидела, как замерцала полоса воды перед доками, поднялась к небесам стеной пара. Как раз в этот миг дух нырнул ко дну. Момент до столкновения.