Полуночный Прилив
Шрифт:
Они шли, стараясь избегать освещенных луной, лишенных тени полян. — Томад запретил нам этот поход, — сказал Тралл некоторое время спустя.
— В вопросах магии, — ответил Фир, — Уруфь главнее Отца.
— А это дело магии?
Рулад фыркнул за спиной: — Ты же был с нами в ладье Короля — Ведуна.
— Был, — согласился Тралл. — Фир, одобрит ли Ханнан Мосаг наш поход по желанию Уруфи?
Фир промолчал.
— Ты слишком часто сомневаешься, брат, — отозвался Рулад. — Это тебя связывает…
— Я видел тебя на тропе к кладбищу. После ухода
Если Фир и расслышал, то никак этого не показал. Даже не споткнулся.
— И что? — спросил Рулад очень уж спокойным и равнодушным тоном.
— Не надо отвечать на мои слова пустой болтовней, братец.
— Я знал, что Фир слишком занят, возвращая оружие на склад, — сказал Рулад. — Я чувствовал злодейство в приближавшейся Тьме. Так что я встал на тайной страже его нареченной, оставшейся на далеком кладбище. Я хотя и не омыт кровью, братец, но не лишен смелости. Знаю, ты считаешь, что неопытность вскармливает ростки ложной смелости. Но я не фальшив, что бы ты не думал. Для меня неопытность — это целина, еще не проросшая корнями. Я стоял на месте брата.
— Злодейство, Рулад? Чье же?
— Не уверен, но я чувствовал.
— Фир, — сказал Тралл, — у тебя нет вопросов к Руладу?
— Нет, — сухо отвечал брат. — В вопросах нет нужды… когда вы рядом.
Тралл захлопнул рот, благодаря ночь, скрывшую румянец стыда на его щеках.
Долгое время они молчали.
Тропа пошла в гору, извиваясь между поросшими лишайником глыбами гранита. Тут и там приходилось перелезать через упавшие деревья, забираться на крутые склоны. Свет луны стал мутным, и Тралл понял, что к моменту, когда они доберутся до гребня, наступит заря.
Тропа сейчас вела их к востоку — вглубь материка — между рядами сухих деревьев и разломанных валунов. Запертая в углублениях камня вода сформировала непроницаемо — черные пруды, текла ручьями поперек тропы. Небо начинало светлеть.
Затем Фир сошел с тропы к северу, повел братьев по каменной осыпи, между скрюченных деревьев. Немного спустя им открылся Ров Кашенов.
Широкое ущелье, словно ножевая рана в утесах, с крутыми, покрытыми ручьями стенами, оно начиналось с залива Хасен (полдня пути к западу) и извивалось, в конце концов исчезая в сплошной скале более чем в дне пути к востоку. Они стояли у самой широкой — не менее ста шагов — части. Противоположный край был немного выше, но в остальном похож на этот — беспорядочно лежащие, словно вытолкнутые из ущелья наружу глыбы, кривые деревца, будто заболевшие от каких-то глубинных испарений.
Фир расстегнул плащ, положил мешок и взобрался на груду булыжников. Он сбросил с нее наваленные сучья, и Тралл понял, что это нечто вроде гробницы. Фир снял верхний камень и спустился в углубление. Вытащил моток узловатой веревки.
— Снимите плащи и оружие, — сказал он, таща веревку в краю обрыва.
Фир привязал одежду и оружие к концу веревки. Тралл и Рулад подошли ближе со своими вещами, и все тоже было привязано. Фир начал спускать веревку за край.
— Тралл, возьми второй конец и принеси его в тень. Туда, где тени останутся даже после восхода.
Тралл взял веревку и подошел к большому склоненному камню. Он поместил конец в тень за камнем — и почувствовал, как за нее ухватились бесчисленные руки. Отступил. Веревка натянулась.
Вернувшись к краю, он увидел, что Фир уже спускается. Рулад смотрел вниз.
— Ждем, пока он не долезет до низа. Тогда он потрясет веревку. Он сказал, что я должен идти следующим.
— Хорошо.
— У нее такие сладкие губы, — прошептал Рулад. Встретил взгляд Тралла. — Ты хотел, чтобы я сказал так? Подтвердил твои подозрения?
— У меня много подозрений, братец. Есть думы, сожженные солнцем, и есть думы, проглоченные ночной тьмой. А вот думы теней крадутся, как воры, подходят к самому краю этих царств — лишь чтобы поглядеть, что же там творится.
— А если они ничего не увидят?
— Им всегда есть что увидеть, Рулад.
— Тогда это иллюзии? Что, если они видят лишь плоды своего же воображения? Ложные игры света? Сгущения тьмы? Не так ли подозрения становятся ядом? Ядом, похожим на белый нектар — каждый глоток заставляет тебя жаждать все больше.
Тралл надолго замолчал. Затем сказал: — Фир недавно говорил о том, как мы воспринимаем человека, и каков он на самом деле. Как сила первого может превозмочь истину второго. Как восприятие заставляет истину замереть, словно волны в камне.
— Чего тебе нужно, Тралл?
Тралл взглянул брату в глаза: — Прекрати заигрывать с Майен.
Последовала странная улыбка. — Ладно, ладно, братец.
Глаза Тралла слегка расширились. И тут веревка дернулась три раза. — Моя очередь, — сказал Рулад. Он схватил веревку и вскоре исчез из вида.
«Слова со множеством тугих узлов» . Тралл перевел дыхание, заставил себя успокоиться, гадая о смысле той улыбки. Ее необычайности… Улыбка, которая могла быть знаком боли, улыбка, рожденная страданием.
Затем он обратил внутренний взор на себя, проверил свои чувства. Трудно понять, но… «Прости меня Отец Тень. Я чувствую себя… запачканным».
Три рывка заставили его вздрогнуть. Тралл взялся за тугую веревку, почувствовал гладкий воск, втертый в ее волокна, чтобы предотвратить гниение. Без узлов для рук и ног спуск стал бы опасным. Он подошел к обрыву, встал к нему спиной и начал спускаться.
По грубому камню бежали струйки воды. Тут и там поверхность покрывали красноватые кристаллы. Вокруг клубились мелкие мошки. В угасающем свете виднелись борозды, проделанные ногами Фира и Рулада, рваные раны на прилепившемся к скале лишайнике.
Узел за узлом он спускался по веревке, и вокруг сгущалась тьма. Воздух стал прохладным и сырым, потом совсем холодным. Наконец он ощутил под ногами мшистые булыжники. Руки братьев подхватили его.
Глаза не могли различить их силуэты. — Нужно было взять фонари.