Полуночный трубадур
Шрифт:
Дал подошел к лейтенанту службы Безопасности.
— Это было животное с довольно высоким уровнем интеллекта, — сказал лейтенант. — Во всяком случае, у него хватает ума пользоваться излучателем. Есть такие. Некоторые граждане держат их вместо слуг.
— Не так уж их и много, — заметил Дал, с содроганием вспоминая подопытных мутантов, эксперимент над которыми он только что видел.
— Их немного, рыцарь, но, во всяком случае, достаточно, так что работы нам хватает. Результат расследования появится еще не скоро.
Это был вежливый намек, поэтому Дал поспешно распрощался с ним, затем с биологами, и ушел. Теперь он начал понимать, почему некрозофы окружали себя такой таинственностью. Кто-то интересовался
— Скажите, следы видны на всем пути?
— Нет, рыцарь. Они обрываются за несколько метров отсюда.
— Это меня не удивляет. Наверное, они послали летающего гибрида.
Ортог повернулся и пошел прочь, оставив лейтенанта в полном недоумении. Он старался выбросить всю эту историю из головы — это не его дело. Он ведь не состоит в службе Безопасности. Пусть там сами разбираются.
Когда Дал появился во Дворце, было уже довольно поздно. Но для Дала Ортога все двери Лассении были открыты и днем и ночью. И в первую очередь двери самых высоких сановников. Его тотчас же провели к Софарку Карелла; который как раз, и не без удовлетворения, заканчивал составлять указ, разрешающий все требования Баннеретов [1] из провинции. Карелла уже перешагнул шестидесятилетний рубеж, что по тем временам было неплохо и удавалось не каждому. Возможно, этим он был обязан общим усилиям, направленным на увеличение продолжительности жизни — он не знал точно, да и не интересовался, тем более что эти проблемы ни в какой степени не влияли на его деятельность, на его дело, которое он осуществлял с умом и блеском. Как и все Софарки, он был одет в простое красное платье с поясом. На бюро царил невообразимый беспорядок, в котором, казалось, мог разобраться только он. Движением руки Софарк предложил Ортогу кресло. После смерти дочери он считал его своим сыном.
1
Bannerets, maisonniers (фр.) — знатные сеньоры. Поставляли армии своих вассалов под знамена сюзерена в Западной Европе в Средние века.
— Расследование в самом начале, — заметил он.
Дал поднял голову.
— Ты уже знаешь, Софарк?
— Если бы мы не получали информацию своевременно, нас бы давно уже сместила какая-нибудь диктатура частных интересов…
Дал улыбнулся уголками губ.
— Ну раз тебе известно все…
Лоб Софарка разгладился.
— Да, это мезоньеры и служители культа. Баннереты менее опасны.
— Но ведь не все священники против нас, — заметил Дал.
— Ты имеешь в виду некрозофов?
Дал был поражен.
— Тебе все известно, — пробормотал он.
Карелла пожал плечами, положил изящные руки на кипу лежащих перед ним психосенсорных листов.
— Пятнадцать лет назад — ты был еще ребенком, как и Калла — я сам позвал их на помощь. Мать Каллы только что умерла. Ей было тридцать лет. В то время я еще не был Софарком. Я был простым геронтологом, погруженным в исследования. Но ведь тайных наук не существует. Весь Университет был в курсе разработок некрозофов, правда, дальше этого не шло. Среди специалистов различных дисциплин не существует секретов, в противном случае наука остановилась бы. Так было, и так будет всегда.
Дал слушал его все более внимательно.
— И что же дальше?
— Ничего. Моя жена умерла, и все. Некрозофы ничего не смогли сделать.
Дал понимал давнюю боль Кареллы, но не хотел разделять ее. Немного помолчав, он сказал:
— В то время исследования некрозофов еще не дали результатов.
— Ты полагаешь, что шпионы появляются только тогда, когда работы идут успешно? — спросил Карелла.
Дал снова помолчал немного.
— Теперь все ясно. Сначала ко мне приставали в мавзолее, затем кто-то подслушал предложения тех, кто встречал меня в аэропорту. Кстати, тебе известны результаты последних исследований биофизиков?
— Да.
В замешательстве Дал изо всех сил старался взять себя в руки.
— Значит, ты в это не веришь! — он почти кричал. — Ты думаешь, что если твоя жена умерла и к ней не смогли применить результаты работ некрозофов, значит, их нельзя применить и к твоей дочери? Ты, Софарк, думаешь, что простой навигатор не может надеяться на то, что не удалось тебе?
Впервые в жизни он разрыдался. Карелла поднялся и подошел к нему.
— Я не делаю разницы между тобой и мной. Успокойся, Дал Ортог Дал, возьми себя в руки. Я ведь сам посвятил тебя в рыцари. Не веди себя, как ребенок.
Дал тоже поднялся, провел рукой по лицу, как будто его слезы были чем-то позорным. Его голос окреп.
— Я тоже ни во что это не верю, — сказал он, — но хочу надеяться.
Шел снег, когда Дал Ортог покинул Дворец. В квартал навигаторов он решил отправиться пешком. Улицы, к счастью, были безлюдны; ведь Ортог был известен, и все обычно низко кланялись ему при встрече, да и он сам уставал постоянно отвечать на бесконечные приветствия. А сейчас снег валил густыми хлопьями, прохожие торопились. Глядя на белый снег, Дал вдруг почему-то вспомнил черное блестящее платье брата Альбана. Была ли это безумная надежда, которая билась у него в мозгу, как бьется муха в паутине, или же посещение лаборатории придавало некую достоверность словам некрозофа, но так или иначе, Дал больше не мог сохранять ту угрюмость сердца, которая заставляла его отстраняться от всего и от всех, даже в то время, когда он создавал Орден Гармонии и Контроля над эктогенезисом. Сейчас он весь кипел нетерпеливым желанием побольше узнать о волнующих работах некрозофов и биофизиков, и пусть все это окончится либо встречей живого с мертвой, либо окончательным крушением всех надежд.
Два навигатора, охраняющие квартал, подняли оружие — обыкновенные излучатели. Но на плече каждого из них висело страшное Голубое Оружие. Жестом — остановив церемонию, Ортог подошел, чтобы поговорить с ними. На груди его сиял герб, ставший знаменитым: разорванная над солнцем цепь. Другие рыцари также носили гербы, и под светом плазменных прожекторов эта неподвижная группа имела такой вид, от которого у проходящих мимо захватывало дух.
Вскоре Ортог стряхнул с волос снежинки и попрощался. Войдя в большой двор, он тотчас же отправился в свои апартаменты, где велел принести легкий ужин. Затем на бобинах голограммного магнитоскопа отыскал ту, которую унесла смерть. Это была запись из энциклопедии, но ему и не нужен был художественный или реальный образ. Так обычно он проводил часы перед тем, как забыться беспокойным сном.
На следующий день ранним утром Дал отправился в Храм. И на этот раз он пошел пешком, чтобы по пути подготовиться к возможным испытаниям. По дороге его остановил священник в коричневой сутане и предложил следовать за собой. Вместе они обогнули оба здания и с узкой улочки вошли в Храм через небольшую дверь. В это же время мимо улочки прошел другой священник. Продолжая свой путь, он тоже вошел в Храм, но уже через главный вход под арками.
Следуя за своим провожатым, Дал спустился по лестнице, которая вела в подземный коридор. В середине коридора открылся проход в стене. Дала ввели в большой зал — это была лаборатория — и оставили одного. Но ненадолго: появился брат Альбан; затылок прикрыт капюшоном. Он улыбался, но улыбка была грустной.