Полусвет
Шрифт:
— Нет, конечно, я тогда не понимала, что это значит, но вот эта аура. Он смотрел, а сквозь него словно кричал каждый убитый им человек. Безумный холод, который сковывал все изнутри, добираясь до кончиков волос. Он был словно самой смертью. Да, это странно так думать сейчас, но если вернуться снова, в тот день… Меня будто предупреждали, что сделает этот пугающий взрослый с моей жизнью. И дальше, куда не посмотри, каждый день, когда я его видела — всегда хотелось спрятаться и убежать. А я, дура, принимала это за слабость. Если честно, я до сих пор не понимаю, как ты смог силой своего внушения убить во мне этот животный первобытный страх перед ним.
Осторожно потянувшись, я поднялась
— Я не знаю, почему сейчас это тебе рассказываю, честно. Но мне так будто легче. Надеюсь, что и тебе тоже, — вытащив кружку, я засыпала сахар, от рассеянности просыпая его, — да и ты не все знаешь. В тот день, когда я попросила тебя стереть мне память, это было не совсем мое желание, Вагнер. Самсон пришел ко мне. Не я сама нашла в архивах факт о смерти своих родителей. Мне на порог за пару часов до твоего прихода принес их Самсон. И выманил меня из квартиры. Знаешь, в чем был он искусен? Хотя ты знаешь, точно. Сила его внушения была совсем не в том, чтобы переписать твою память с нуля, заставить что-то сделать. Нет. Он находил в тебе зерно сомнений и взращивал его. Извращал, доводил до максимума. Поэтому это внушение было так сложно заметить, — я смотрела на горящую лампочку на чайнике и сжимала столешницу, — я бы простила тебя тогда. В тот момент, когда я держала в руках папку, я помню, что простила тебя.
Чайник упорно не закипал, а собственные слова будто решили меня дара речи. Когда думаешь про себя, это не звучит вот так. Так громко, так эгоистично.
— Я догадалась. Тогда я догадалась обо всем, но это стало не важно. Самсон воззвал к тому, что ему было нужно и отодвинул проблемы всего мира на задний план, выведя вперед меня. У меня до сих пор стынет кровь в жилах, когда я понимаю, что пока я сидела с тобой на полу и просила стереть мне память, я уже тогда знала, кто такой Самсон. И наплевала на это. Я послала весь мир подальше из-за боли, которую испытала еще в детстве. Все дорогие мне люди, многие другие. Весь этот ужас и кошмар. Я все могла прекратить в ту ночь, если бы у Самсона не было, что во мне взращивать. Если бы я не была конченой эгоисткой, Вагнер. Если бы я не стала мыслить, как вы, он бы не смог, — пар вырвался из чайного носика, каплями оседая на поверхности кухонного шкафчика.
Слез не было. Будто вся влага вышла, словно из этого чайника, за столько лет.
— Я ненавижу тебя не потому что ты убил моих родителей, Вагнер. И даже не за то, что ваши игры сделали со мной. В конце концов это и есть ваша суть — движение к цели. Мои родители, — кипяток брызнул мне на руку, и я отвлеклась, быстро запихнув руку под кран с ледяной водой, — ведь если задуматься, именно их смерть придала смысл их жизни. Даже мой неродившийся братик. Я храню их в своих воспоминания, в ПМВ их помнит каждый, кто даже не знал. Словно только смерть определяет, а насколько же ценна была твоя жизнь. Не любовь. Страх, боль, смерть и ненависть. Вот что заставляет нас жить вечно, Вагнер. Я вижу Самсона повсюду. Я вижу его каждый раз, когда смотрю в зеркало. Потому что я никогда не смогу отпустить этот ужас. Потому что он увековечил себя внутри всех нас тем ужасом, что творил веками. Да, он мертв и больше никому не сможет причинить боли, но разве это настолько важно? Сколько вампиров восстанет под флагом с его именем? Самсон. Даже умерев, он продолжит нести смерть. Поэтому, Вагнер, я ненавижу тебя за другое. Я ненавижу тебя за то, что среди сотней возможностей убить меня, ты не использовал ни одну из них. Ведь тогда в этом бессмысленном существовании появился хоть какой-то смысл.
Теплая чашка приятно согревала руки, но даже аромат чая не мог остучаться до засыпающего сознания.
— Нам нужна еще кровь, — я потерла глаза и широко зевнула, — и помощь.
Только вот если мои догадки верны, есть не так много людей, к которым за этой самой помощью я могу обратиться.
— Хорошо, что я сошла с ума гораздо раньше, иначе бы свихнулась, пока тут убиралась.
Похоже за прошедшее время я уже привыкла к тому, как сейчас выглядит Вагнер. Хотя и казалось, что к этому просто невозможно привыкнуть. Или просто устала настолько, что не могла больше реагировать. Голова трещала.
— Эй, ты здесь? — повернулась я, внимательно разглядывая Вагнера.
Конечно, у вампиров совершенно другое восприятие боли. Особенно у тех, что живут веками. Скажем так — они с болью на короткой ноге. А Вагнер… Ну чего с ним только не происходило за его долгую жизнь. Только вот вряд ли вот такое. Кровавый след вокруг тела Вагнера я не отмыла, боясь причинить ему боль еще большую, чем сейчас он испытывает. Я лишь надеялась, что он бессознания и ничего не чувствует.
Только вот осторожно приподнятый вверх дрожащий палец говорил об обратном. В сознании. Ни говорить, ни шевелиться — он не мог ничего, заключенный в собственном теле, как в тюрьме постоянной агонии.
По крайней мере сейчас он точно меня слышал.
— Слушай, у меня есть транквилизаторы, — потерев лоб, я наблюдала за тем, как коричневая пыль летит на пол и забивается мне под ногти, — давай попробуем, а? Может ты вырубишься и будет полегче?
Ладонь Вагнера едва заметно приподнимается от пола и дрожит сначала влево, а следом вправо, тут же оседая обратно. Ясно. Значит, чтобы контролировать процесс восстановления, он должен быть в сознании. Как сложно то все.
В размышлениях я наткнулась взглядом на планшет.
— Кто-то очень сильно хочет подставить меня и избавиться от тебя. Одним махом. И кто бы это ни был, человек или вампир, он настоящее безжалостное чудовище.
Я опустилась обратно на пол. Так спокойнее. Еще не хватало споткнуться и ошпарить Вагнера кипятком, когда он — одна сплошная болевая точка.
— Я все еще думала, как ребенок, рожденный вампир, еще толком не осознающий, кто он, напал на человека. А теперь ты, — поставив чашку на пол, я положила подбородок на колени, — ты же понял уже, да? Что есть какой-то катализатор? — Палец Вагнера оторвался от пола и тут же опустился обратно, — но он какого-то не точного действия. Или сам убийца на самом деле знает о тебе не так уж и много, раз четыре раза до этого промахнулся.
Вагнер на меня не напал бы. Меня даже пугало, насколько я в этом уверена. На Леопольда — да, возможно. Но не на меня. Бункер показал очень многое. Он бы меня не тронул, тем более сытый, что бы я не делала. Нет, это точно что-то, что спровоцировало всех их напасть, потерять контроль.
Не лежи сейчас передо мной именно Вагнер, я бы решила, что такое под силу Самсону. Чтобы вернуть власть. Только вот он мертв. И даже если предположить, что горсть праха собралась в древнего вампира и он вернулся, чтобы забрать власть обратно — Самсон никогда не тронул бы Вагнера.
Связь нужно искать не среди жертв. Нет, похоже они — или пробные испытания, или неудачные попытки. Только сейчас была еще одна забота.
Никак не желающий ускорять свое восстановление Вагнер.
И кому теперь можно верить, если мой единственный друг ненавидит вампиров, мой врач имеет доступ к моей крови и регулярно берет ее на анализы, а стоит увидеть эту картину любому из вампиров — здравствуй, солнышко?
Очень кстати, когда так нужна помощь.
Но тем не менее одному человеку я могла доверять точно. Поднявшись, я вновь посмотрела на Вагнера, как теперь уже каждый раз, когда покидала кухню.